ЖУРНАЛ «ЕСЛИ» №10 2007 г. - «ЕСЛИ»

Несколько раз мне приходилось буквально подтягиваться на руках к вершине особенно крутого уступа – и только для того, чтобы обнаружить выше следующий ярус. Чем выше я взбирался, тем мельче становились камешки, и тем легче они скатывались при малейшем прикосновении. Потревоженные, они падали целую вечность, осыпаясь медленными звонкими лавинами, пока не исчезали за краем уступа.

– Почему здесь все такое подвижное, черт побери? – взорвался я, не сдержавшись. Подъем все тянулся и тянулся, и всякий раз, когда я отчаянно искал опору для ног, я транжирил кислород. – Почему низкая сила тяжести не делает склоны более стабильными?

– Угол естественного откоса здесь такой же, как на Земле, – пояснила Бритни. – Это самый крутой склон, на который можно навалить камни, и они при этом не скатятся. Если проделать вычисления, то сила тяжести вычеркивается из обеих частей уравнения, во всяком случае, уравнения первого порядка. Но это нельзя назвать интуитивно очевидным.

– Интуитивно очевидным?

– Это такое выражение. Чтобы тебе было легче понять.

Легче? Черта с два. Бритни способна удивляться не хуже меня. Разница лишь в том, что в подобных вещах она очень хорошо умеет разгадывать ответы.

Чтобы добраться до вершины, у меня ушло двадцать шесть минут при ПВП чуть менее девяти. Заметный удар по моему запасу кислорода, особенно если учесть, что к контейнеру я фактически не приблизился. Бритни лишь сообщила мне цифру расхода, но никак ее не прокомментировала. Я тоже промолчал. Стоило ли это усилие затраченного воздуха? Время покажет. И все же я ощутил возрождение надежды, выбравшись из клаустрофобии ущелья на вершину, где хотя бы видно горизонт.

Мы оказались выше, чем я предполагал – очевидно, криовулкан своими очертаниями уходил в глубь «материка». Холм-аллигатор остался где-то внизу, неразличимый с этой точки.

– А вулкан-то не маленький, – заметил я.

– Да. Задний склон изрезан множеством ущелий и оврагов, но, насколько я успела разглядеть во время спуска, его внутренний склон может оказаться тем, что вулканологи называют «блинчатый купол». Некоторые из них бывают в поперечнике более сотни километров. Если нам повезло, то контейнер упал где-то на вершине.

Это прозвучало не столь утешительно, как она надеялась.

– А если нет?

– Тогда он в каком-нибудь каньоне. Или еще дальше, в песчаных дюнах за дальним склоном.

А это уже и вовсе неутешительно. Мы отыщем контейнер только в том случае, если подойдем к нему настолько близко, что Бритни сможет установить с ним связь через слабенькую рацию «шкуры». А для этого нам необходимо находиться в пределах прямой видимости. Если контейнер упал в каньон, мы можем пройти мимо и даже не узнать об этом. Если же он далеко в песках, нам до него не добраться, потому что мне не хватит воздуха.

Что ж, жизнь в космосе меня кое-чему научила. Я уже давно понял: когда ситуация совсем плохая, надо сосредоточиться на тех операциях, какие ты в состоянии делать. Что же до всего прочего, то надо или сделать вид, что этого прочего не существует, или молиться – кому что больше нравится. Лично я не из тех, кто молится. Полагаю, что и Бритни тоже.

– Куда идти?

Такой долгой паузы еще не было. Может, она все же молилась.

– Выдай наилучшее предположение. Единственный действительно неправильный ответ звучит как «оставайся здесь».

– Спасибо. Честно. Это так ужасно. – Жаль, что она не может по-настоящему вздохнуть. Или сглотнуть, или что-то в этом роде. – Хорошо, медленно сделай полный оборот на месте. Мне было трудно отслеживать направление в каньоне. И еще труднее, когда ты поднимался.

Я выполнил ее просьбу. Блинчатый купол я увидел как широкий холм, образующий горизонт в том направлении, которое я назвал «материковым».

– Порядок, – сказала она. – Посмотри чуть левее самой высокой точки. Да, вот туда. Пойдем в эту сторону. Кстати, есть и хорошая новость – по моим расчетам, ты поднялся на несколько сотен метров. А чтобы ловить сигнал контейнера, запас высоты не повредит. Но нам нужно еще пройти не менее шестидесяти километров. Не исключено, что и сотню.

Шестьдесят километров. При силе притяжения в одну седьмую от земной, но с ослабевшими в космосе мускулами. Что ж, хотя бы грунт под ногами приличный. Вершина была гладкой, как я и надеялся – почти выметенная ветром. Жаль только, что Бритни не догадалась рассказать мне о блинчатых куполах до того, как мы вошли в промоину. Ведь промоины – не единственный удобный путь.

Десять минут спустя я пытался вспомнить, когда я бегал в последний раз. В невесомости бегать невозможно, разве что в колесе центрифуги, а у меня не слишком маленький корабль – когда мне доводилось бегать в колесе, мне всегда казалось, будто я чья-то ручная белка, – поэтому я предпочитал стационарный велосипед. К сожалению, он тренирует не совсем те мышцы, что при беге. Тем не менее я развил хорошую скорость.

– Двадцать один километр в час! – сообщила Бритни. – Семь и восемь десятых ПВП! Это два и семь десятых километра в час на ПВП. Это правильная единица измерения?

– Не хуже любой другой. – Я поручил ей эту работу, лишь бы чем-нибудь ее занять. – Но главное, что я развил скорость, которая позволяет мне вести вполне нормальный разговор.

– А разве на это не тратится лишний воздух?

– Нет. Откуда у тебя эта идея? – Этот старый миф частенько встречается в фильмах, но, если не считать небольшого расхода энергии на работу голосовых связок, разговор всего лишь перемещает воздух в легкие и обратно. Кислород-то в воздухе никуда не девается.

– От Корабля, – призналась она. Бритни всегда называла так компьютер моего буксира, словно надеялась когда-нибудь с помощью позитивного мышления сделать разумным и его. К счастью, успеха она не добилась. Две Бритни сразу – это слишком много. – А ты откуда так много об этом знаешь?

Черт! Я и забыл, как она представляет нормальный разговор. Я помолчал, пытаясь разобраться, хочу ли я развивать эту тему.

– Слышала о рассказе «Костер»? – спросил я наконец. Глупый вопрос. Я ведь разговариваю с искином. Какое ей дело до подобных вещей? Но я действительно мало думал о том, что значит быть разумным искином, которому нечем заняться по ночам, кроме как рыться в библиотеке Корабля и надеяться, что я не умру во сне.

– Да. Это рассказ Джека Лондона о золотоискателе, который замерз насмерть, поскольку руки у него настолько закоченели, что он не смог зажечь спичку.