Почтальон - Дэвид Брин

Машина была погружена в мягкое облако ледяного тумана. Несмотря на толстую стеклянную преграду, Гордон чувствовал, как оттуда тянет холодом.

Главный служащий, по имени Эдвард Тайфер, взял Гордона за руку и сказал, глядя прямо в стеклянный глаз объектива:

— Циклоп, я рад познакомить тебя с мистером Гордоном Кранцем. Мистер Гордон представил документы, свидетельствующие, что он является почтовым инспектором правительства Возрожденных Соединенных Штатов. Мистер Кранц, перед вами Циклоп.

Глядя в жемчужно-серый объектив, на мигающие огоньки и колышущийся туман, Гордон не мог отделаться от чувства, будто он — неразумное дитя, завравшееся и перехитрившее самого себя.

— Очень приятно с вами познакомиться, Гордон. Сядьте, прошу вас.

Мягкий дружелюбный голос почти не отличался от человеческого. Он доносился из динамика, установленного на краю дубового стола. Гордон опустился в подставленное Питером Эйгом мягкое кресло. После недолгой паузы Циклоп заговорил снова:

— Вы принесли нам добрые вести, Гордон. После стольких лет, проведенных в заботах о населении долины реки Уилламетт, в них нелегко поверить, настолько они хороши. — Молчание. — Мне доставляет огромное удовольствие работа с друзьями, настаивавшими, чтобы их называли моими «служащими». Однако трудно избавиться от чувства одиночества, когда представляешь себе, что весь прочий мир лежит в руинах. Очень прошу, скажите, Гордон, выжил ли на востоке кто-нибудь из моих собратьев?

Гордону пришлось отвести глаза. Опомнившись, он покачал головой.

— Нет, Циклоп, к моему величайшему сожалению, нет. Ни одна супермашина не избежала общей участи. Боюсь, ты — последний в своем роде.

Он сожалел, что вынужден огорчить собеседника печальной новостью, но одновременно полагал, что возможность начать разговор с правды — неплохое предзнаменование.

Циклоп долго молчал. Воображение Гордона разыгралось, и ему показалось, что он услышал негромкий вздох, почти что всхлип. Во время паузы лампочки под объективом продолжали однообразно мигать, словно посылая кому-то сигнал на неведомом ему языке. Гордон знал, что нельзя сидеть молча, иначе это перемигивание вконец его загипнотизирует.

— Дело в том, Циклоп, что почти все большие компьютеры погибли в первые же секунды войны — от известных тебе электромагнитных импульсов. Поэтому меня разбирает любопытство, как умудрился выжить ты.

Казалось, машине, как и Гордону, потребовалось стряхнуть с себя горестное оцепенение, чтобы ответить на вопрос.

— Вопрос хорош. То, что я выжил, — счастливая случайность. Война началась как раз в День посещений, устроенный у нас в университете. Импульсы застали меня в клетке Фарадея, в которой я собирался предстать перед публикой. Так что, сами понимаете...

Гордон, как ни заинтриговал его рассказ Циклопа, торжествовал. Он перехватил инициативу и сам задавал вопросы, как и подобает «федеральному инспектору». Покосившись на серьезные лица служащих, он понял, что одержал маленькую победу. Теперь они принимали его всерьез.

Что если он действительно выпутается?

Однако Гордон по-прежнему избегал смотреть на перемигивающиеся лампочки. Скоро он почувствовал, что весь вспотел, несмотря на холод, которым веяло от ледяного стеклянного щита.

8

Спустя четыре дня все встречи и переговоры остались позади. Неожиданно для себя, еще не будучи вполне подготовленным, он сообразил, что наступило время отъезда. Питер Эйг пошел проводить Гордона к конюшне, где для него были готовы свежие лошади, неся две полупустые сумки.

— Жаль, что все это так затянулось, Гордон. Я знаю, вам не терпится возобновить свои труды по созданию почтовой трассы. Просто Циклопу хотелось разработать для вас оптимальный маршрут, чтобы вы охватили север Орегона с наибольшей эффективностью.

— Все в порядке, Питер. — Гордон притворно пожал плечами. — В задержке нет ничего страшного, а за помощь я очень благодарен.

Несколько секунд они брели молча. Мысли, быстро сменяя друг друга, путались в голове Гордона. Если бы Питер только знал, как ему хочется остаться... Если бы только существовал способ...

Гордон успел полюбить нехитрый комфорт своей комнаты напротив Дома Циклопа, обильную и вкусную еду, какой его потчевали как правительственного эмиссара, отличную библиотеку почти новых книг. Больше всего остального ему будет не хватать электрической лампочки над кроватью. Последние четыре вечера он засыпал с книгой в руках, как когда-то в молодости; привычка возродилась с легкостью, несмотря на прошедшие годы.

Двое охранников в кожаных куртках прикоснулись к своим шляпам, когда Гордон и Эйг, завернув за угол Дома Циклопа, зашагали по широкой поляне к конюшне.

Дожидаясь, пока Циклоп разработает для него маршрут, Гордон изучал окрестности Корваллиса, вел с десятками людей умные разговоры о научных методах земледелия, несложных ремеслах и социальной теории, сделавшейся основой достаточно свободной конфедерации, мирно существовавшей под дланью Циклопа. Секрет Долины оказался прост: никто не проявлял воинственности, поскольку забияка должен был бы напрочь забыть о чудесах, которые супермашина обещала сделать когда-нибудь явью.

Один разговор особенно запомнился Гордону. Он состоялся прошлым вечером. Собеседницей его была самая младшая из служащих Циклопа Дэна Спорджен. Она допоздна держала его у камина, пользуясь помощью двух девушек из числа своих подчиненных. Они все подливали ему чаю, пока он не запротестовал, и терзали вопросами о том, что представляла собой его жизнь до Светопреставления.

Гордон уже владел несколькими уловками, позволявшими ему не вдаваться в подробности, касающиеся Возрожденных Соединенных Штатов, однако от подобного направления разговора он еще не изобрел защиты. Дэна, судя по всему, гораздо меньше интересовалась темой, бывшей сейчас у каждого на устах, — «наведением мостов с остальной частью страны». В ее подходе к проблеме был свой резон: процесс этот неминуемо растянется не на один десяток лет.

Зато ей очень хотелось знать, на что был похож мир непосредственно перед началом войны и сразу после. Особенное восхищение у нее вызывал его рассказ о страшном, трагическом годе, который он провел в составе взвода ополчения под командованием лейтенанта Вана. Ей хотелось знать подробности о каждом бойце взвода, его недостатках и причудах, отваге — или упрямстве, заставлявших человека не складывать оружие еще долгое время после того, как игра проиграна.

Нет, не проиграна! Гордон спохватился как раз вовремя, чтобы выдумать хэппи-энд, описывая битву в округе Микер. Благодаря подоспевшей кавалерии элеваторы были в последнюю минуту спасены. Славные ребята все же погибли — он не жалел подробностей, повествуя о смерти Тайни Кайлра и стойкости Дрю Симмса, однако у него выходило, что жертвы оказались не напрасны.

Он излагал историю так, как она должна была бы закончиться, сам удивляясь своему рвению. Женщины, разинув рты, внимали ему словно сказочнику, рассказывавшему лучшую из своих сказок на сон грядущий, или как если бы все, что они выслушивали, подлежало проверке следующим же утром, причем при их непосредственном участии.

Вот бы понять, что они нашли в его рассказе, что пытались извлечь из этой горькой исповеди...

Возможно, дело было в том, что низовья реки Уилламетт слишком долго не ведали войны; однако Дэне хотелось послушать и о самых худших людях, с которыми он сталкивался. Она вытягивала из него все, что он знал о мародерах, «мастерах выживания» и холнистах.

«Рак, погубивший Возрождение, которое наметилось было на рубеже веков... Да поразят тебя муки ада. Натан Холя!»

Дэна задавала вопрос за вопросом, даже когда Трейси и Марианну сморил сон. В других обстоятельствах его бы вдохновили близость и восторженное внимание привлекательной женщины. Однако здесь все получалось совсем не так, как с Эбби в Пайн-Вью. Он начти не сомневался, что приятен Дэне и как мужчина, однако она явно куда больше ценила его как источник драгоценной информации. Раз им было отведено на общение каких-то несколько дней, она не испытывала ни малейших сомнений насчет максимально эффективного способа их проведения.

Дэна подавляла его своей настойчивостью и казалась почти одержимой. При этом он знал, что его отъезд будет для нее печальным событием.

В этом смысле у нее не было сторонников. Чутье подсказывало Гордону, что остальные служащие Циклопа вздохнут с облегчением, избавившись от него. Не являлся исключением и Питер Эйг.

«Все дело в том, что я играю роль, — думал Гордон. — Наверное, в глубине души они ощущают какую-то фальшь, и я не имею права осуждать их за это».

Даже если большинство электронщиков поверили его россказням, у них не было особых оснований испытывать привязанность к представителю далекого «правительства», которое наверняка — дело только во времени — вмешается в их жизнь и посягнет на дело их рук. Они уверяли его, что спят и видят те дни, когда будут восстановлены их связи с внешним миром, однако Гордон чувствовал, что это просто поза.