В тени Сфинкса (сборник НФ) - Онджей Нефф

Вначале в нашей жизни ничего не изменилось. Она ожидала своего «завтра», сидя в плюшевом кресле, — если вообще чего-то ожидала! — как всегда апатичная, отсутствующая. Я наблюдал за ней внимательнее обычного и отметил, что она все-таки реагирует на музыку, радио, телевизор. Реакции были едва заметными, точнее говоря, она слушала, смотрела, но украдкой от меня, а меня самого старалась не замечать. Попытки говорить ничего не давали. Под моим взглядом она застывала и деревенела.

Так вот, наутро мы снова «отправились» на Луну. С Игорем опять встретились в шлюзовой, снова долго надевали скафандры. Заторможенность ее не проходила. Мы находились недалеко от базы, когда произошел первый мелкий инцидент, но мелким он оказался только на первый взгляд. Однако мне показалось, что я повис над пропастью.

Не привыкнув большими прыгающими шагами передвигаться по лунному грунту, я споткнулся и упал. Игорь с Аней даже не заметили этого и, пока я поднимался, ушли далеко вперед. Я тут же предложил jкончить прогулку. Я любил Аню, по-своему любил Игоря, но не хотел, чтобы они были вместе рядом со мной. Теперь я терял уже не только Аню. Я терял их обоих.

Петр замолчал. Не успел я ему помешать, как мы оказались в главном помещении лунной базы. Начальник базы проявлял явное нетерпение.

— Это опять вы, Петр? Мы же решили прекратить сеансы.

— Я пока не могу.

— Но я же объяснил вам, что Игоря Рагина на базе нет уже больше года. К тому же у человека с таким именем было совершенно иное лицо, чем вы показывали на снимках. Это совершенно другой человек.

Петр стоял, опустив руки, ссутулившийся и беспомощный. Я ничего не мог понять. Выходит, Рагин вообще не существовал? Во всяком случае, тот Рагин, с которым познакомились Петр и Аня?

— Мне нужен был свидетель, — оправдывался Петр. — Это мой старинный друг, — сказал он, указывая на меня.

— Я показывал профессору, — повернулся ко мне начальник базы, — документы, да и он сам связывался с нашим руководством. Все говорили ему одно ито же. Его Игорь Рагин — совершенно другой человек, нежели тот, который работал у нас, к тому же не в то время, о котором говорит профессор Лигенза. У нас нет никаких оснований что либо скрывать или искажать факты.

— Я вполне вам верю, — растерянно отозвался я. Мы снова вернулись в зал с амфитеатром. Я с сочувствием смотрел на друга.

— Вечером того же дня, когда так неожиданно закончилась наша прогулка, — продолжал Петр прерванный рассказ, — Аня поднялась с кресла и, взяв меня за руку, начала просить о новой встрече. Слова перемежались всхлипываниями, словно речь шла о жизни и смерти.

Я оттолкнул ее и выскочил из дома. В лаборатории соединился с лунной базой и долго разговаривал с Игорем.

Игорь занимался решением проблемы ОАЗИС. Он прошел специальную астроботаническую подготовку и выращивал растения в специальных прозрачных теплицах. Они были заполнены прозрачным субстратом, что позволяло следить за всеми протекающими в нем процессами. Игорь наблюдал за тем, как ведут себя культурные растения в условиях лунного тяготения и искусственной тепличной атмосферы.

На этот раз мы тоже говорили о его экспериментах, но меня они теперь не интересовали.

Игорь тоже отвечал односложно, бледный, рассеянный. Я прекрасно знал, о чем он думает и что думает обо мне, и говорил не переставая.

Наконец он резко прервал меня. Такого с ним еще не случалось: «Ты решил разлучить нас? Но что теперь будет с Аней?»

Я вынужден был отключить аппаратуру, чтобы больше не видеть его. А как быть с памятью? Ее не выключишь!

Потом я долго не мог установить связь с базой, хотя, поверь, хотел, очень хотел этого. Побежал домой. Аня сидела в своем плюшевом кресле, застывшая, бледная, едва дыша.

Я сказал, что не буду препятствовать их встречам и сам не буду при них присутствовать. Она не реагировала.

Я включил аппаратуру. И вот тогда-то и начались мучительные и безрезультатные поиски Игоря.

«Такого человека никогда не было», — отвечали мне. Она слышала это своими ушами, но каждый раз ожидала связи, метаясь по комнате и заламывая руки. Услышав, что Игоря никогда не было, она садилась в кресло и замирала, будто в летаргическом сне, а когда я снова включал аппаратуру, опять словно сумасшедшая начинала бегать по комнате.

И так я по-прежнему ничего не могу сделать или изменить.

— Послушай, — неуверенно сказал я, так только, чтобы успокоить его. — А ведь этот Игорь мог возникнуть в твоем воображении. Поэтому он и казался тебе таким знакомым и близким, да и Аню он так быстро заинтересовал, возможно, тоже поэтому.

— Да? — задумался Петр. — Ерунда! Совершенно антинаучно. Невозможно.

Но, по-видимому, я задел в его душе какую-то струнку. Немного погодя он сказал:

— Я всегда верил в свежесть реакций и наблюдений непрофессионалов. Так ты говоришь, я сам его придумал?

Я не ответил.

Он сделал такое движение, будто собирался включить аппаратуру, чтобы еще раз перенестись на лунную базу. Замер, как виртуоз, готовящийся через мгновение ударить по клавишам.

— Значит, я правильно делаю, что постоянно поддерживаю связь с базой. А начальнику базы с его приземленными знаниями этого не понять. Ох уж мне эти технари.

Он снова сделал паузу и, как бы оправдываясь, слабым голосом добавил:

— Попытаюсь связаться. Ведь наши вымыслы тоже имеют материальную подоплеку, так, может, и их в самом деле можно переносить с помощью моей аппаратуры… Вот была бы сенсация! И какая!

Я распрощался, пообещав наутро вернуться. Но вместо того, чтобы направиться к выходу, вроде бы случайно спустился по широким ступеням в подвальное помещение. Там размещалась лазерная станция.

Роботы не пропустили меня в просторный подземный холл, заполненный неярким красноватым светом.

От пола до потолка вздымался лес лазерных кристаллов. В этот момент, когда я вошел, они начали светиться мерцающим белым пламенем.

Почти ослепленный лазерным светом, я понял — именно сейчас Петр снова переносится на лунную базу, в своей тщетной попытке отыскать истину. В науке и жизни.

Ф. Монд

МУСЬЮ ЛАРКС[6] 

Пер. К. Капнадзе

Старый Диего Моралес прислонил табурет к столбу террасы, уселся поудобнее и, сдвинув сомбреро на лоб, почесал в затылке. Этот жест был мне хорошо знаком и означал, что старик собирается рассказать что-то щекотливое, забористое или из ряда вон выходящее. Затем он наморщил нос, и без того сморщенный, ибо вот уже восемьдесят шесть лет верой и правдой служил своему хозяину, приподнял брови и пошевелил губами. Теперь, чтобы начать, ему оставалось только откашляться, что он и сделал, хотя от этого голос его не стал менее хриплым.