Дочь палача и ведьмак - Оливер Пётч

С этими словами наставник развернулся и скрылся в ночи.

Магдалена проводила глазами его тень, затем торопливо зашагала в сторону деревни. Она очень надеялась, что Симон уже вернулся. Ей уже было совсем не по себе в этом монастыре, а в голове по-прежнему звучала тихая мелодия автомата.

Пронзительным, неумолчным звоном колокольчиков.

Через полчаса Магдалена, ее отец и Симон собрались в доме живодера. Они сидели в натопленной комнате и размышляли. Палач закуривал уже третью трубку, и табачный дым клубился наперегонки с чадом от сырых дров в открытом очаге. Михаэль Грец так еще не вернулся из трактира, и его немой помощник тоже куда-то пропал — хотя Магдалена и просила его присмотреть за детьми. Но обстоятельство это играло им только на руку: все-таки им было теперь что обсудить.

— Эксперименты с молниями? — спросил в изумлении лекарь. — Ваш друг Непомук в самом деле изучал молнии?

Куизль кивнул и глубоко затянулся. Он так и не снял грязной монашеской рясы: она висела на нем мокрым мешком и, похоже, адски кололась.

— Он пытался направить молнию, — проворчал наконец палач, как следует почесавшись. — Мысль не такая уж и глупая, если вспомнить, сколько молний бьет в одном только Шонгау. Непомук протянул проволоку от колокольни до кладбища, и в нее действительно ударила молния. Правда, при этом вспыхнула сама колокольня.

— Постой-ка, — вмешалась Магдалена. — Позавчера, кроме проволоки, там были еще те странные носилки. Но когда я поднялась туда во второй раз, они уже исчезли. Одна лишь проволока свисала с потолка.

Дочь палача встретила Симона еще по дороге и решила пока не рассказывать об упавшем мешке ни ему, ни отцу. Она и сама уже не знала, приписывать ли свой постоянный страх перед покушениями собственному воображению. Теперь, в светлой комнате, все это казалось ей не более чем пустыми тревогами.

— Может, эти носилки оставил там вовсе не Непомук, а какой-нибудь неизвестный, который присвоил его идею, — предположил Симон.

Магдалена нахмурилась:

— И кто бы это мог быть?

— А мне откуда знать? — растерянно ответил молодой лекарь. — Все члены монастырского совета ведут себя более чем подозрительно. И в первую очередь сам настоятель. Мы с твоим отцом застали его за чтением книги о заклинании голема.

Лекарь с усердием принялся отгонять от себя табачный дым.

— Кто бы это ни был, мы все равно опоздали. Этот неизвестный наверняка уничтожил все улики, так как почувствовал неладное. И теперь… — Он закашлялся и злобно уставился на тестя. — Черт возьми, Якоб! Вы хоть раз можете попробовать не курить? Как вообще можно думать в этом дыму?

— У меня вот получается, — проворчал Куизль. — Тебе бы тоже разок попробовать, глядишь, и додумался бы до чего. У меня как раз кое-какие мыслишки в голову пришли… — Палач ухмыльнулся и сделал особенно глубокую затяжку. — Непомук рассказывал мне, что Виргилиус говорил о каком-то незнакомце. Якобы есть некто, кого очень заинтересовали бы эти эксперименты.

— Настоятель! — воскликнула Магдалена. — Может, ему нужна молния, чтобы создать голема, а Виргилиус должен был ему в этом помочь?

Палач сплюнул на тростник.

— Чепуха! Големов не существует. Я верю в крепкое железо, хорошую петлю и человеческую злобу, но уж точно не в людей из глины. Это всего лишь страшилки, придуманные какими-то святошами, чтобы народ пугать. — Он упрямо помотал головой. — К сожалению, мы не сможем уже расспросить Виргилиуса об этом странном незнакомце, потому что его, можно сказать, поглотило пламя.

— Да, что касается пламени… — Симон прокашлялся и подумал немного, прежде чем продолжил: — Прошу вас, не сочтите меня сумасшедшим, но я обнаружил сегодня нечто очень странное. Я и сам постепенно начинаю верить в колдовство.

Запинаясь, он рассказал о светящемся трупе в пивном погребе и собственном оттуда бегстве.

— Значит, там был белый порошок, а труп, говоришь, светился зеленым? — переспросил наконец Куизль.

Симон кивнул.

— Светился очень слабо, прямо как светлячок. Ума не приложу, что бы это могло быть.

— Зато я знаю, — скупо ответил палач. — Я как-то раз уже слышал о подобном явлении.

— И? — Симон вытянулся от любопытства. — Что же это?

Куизль ухмыльнулся:

— И правда, что? Боюсь, для этого я чертовски мало покурил сегодня. Соображаю что-то медленно, а тут еще и дымить не разрешают…

Он преспокойно выловил блоху из рясы и затолкал ее в трубку, где она и лопнула с хлопком.

— Папа, оставь эти шутки и говори наконец, что знаешь, — прошипела Магдалена. — Иначе расскажу маме, что третью подряд трубку куришь.

— Ладно-ладно, — отмахнулся палач. — Это, наверное, фосфор.

— Фосфор? — Симон с удивлением взглянул на тестя. — Что еще, черт возьми, за фосфор?

— Phosphorus mirabilis. Субстанция, совсем недавно открытая одним аптекарем в городе Гамбурге, мозгляк ты бестолковый, — проворчал Куизль. — Следовало тебе подольше посидеть в этом твоем университете.

Довольный собой, он откинулся на стуле и попыхтел трубкой.

— Вообще-то аптекарь этот, как и все прочие, искал философский камень. Но получил светящуюся субстанцию, а именно phosphorus. Я прочитал об этом в одной из книг Афанасия Кирхера. В темноте он светится зеленоватым, но у него есть и другое, крайне опасное свойство.

— И какое же? — спросила Магдалена.

Палач скрестил руки на широкой груди.

— Он горит, как порох. Достаточно просто оставить его на солнце. Но уж если фосфор загорится, то его не потушить. И он оставляет ужасные раны.

— Хотите сказать, бедного Виталиса обсыпали этим… этим фосфором? — прошептал Симон. — Но почему?

— Может, потому, что кто-то хочет, чтобы здешние монахи поверили в колдовство? — проворчал Куизль. — Ты же сам говорил, что у этого Виталиса затылок был разбит. Кто-то, вероятно, убил его самым обычным способом, а потом обсыпал фосфором, чтобы все выглядело как ведьмачество. И в лице Непомука быстро нашли козла отпущения.

— А его окуляр? — заметил Симон. — Он лежал на месте преступления…

— Да его любой мог там оставить, — перебила его Магдалена. — Отец прав! Автомат пропал, часовщик как сквозь землю провалился, а подмастерье обгорел до неузнаваемости — во всем этом угадывается дьявольский промысел. Может, чтобы просто нагнать страху? Как по мне, так этот кто-то даже переусердствовал. Теперь весь Андекс на ушах стоит… — Она задумалась на мгновение. — Вопрос лишь в том, кому выгодно, чтобы среди паломников поднялась паника?

Симон уставился сквозь клубы дыма на распятие в красном углу. Неожиданно он хлопнул ладонью по столу и крикнул:

— Знаю!

— Проклятие, Симон! — зашипела Магдалена. — Можно и потише. Детей разбудишь еще…

— Это наверняка связано с Праздником трех причастий! — сказал Симон, теперь уже заметно тише. — Кто-то хочет сорвать праздник. Некоторые из паломников уже думают отправиться по домам. Они услыхали об ужасных убийствах и боятся этого автомата, который якобы бродит по монастырю. Если так и продолжится дальше, праздник, чего доброго, не состоится. Во всяком случае, это будет уже не радостное и богоугодное событие.

— И зачем кому-то заниматься этим? — спросила Магдалена с сомнением. — Что он с этого получит?

Симон вздохнул.

— Боюсь, мы еще слишком мало знаем об этом монастыре. Но это можно исправить. — Он усмехнулся и вынул кожаный томик, который до сих пор прятал под сюртуком. — Я… позаимствовал из библиотеки эту хронику. Быть может, в ней найдется какое-нибудь объяснение. Все-таки три святые облатки — важнейшие реликвии Андекса.

— Ну так садись и читай. А я пока избавлюсь от этого дурацкого наряда. — Куизль стянул через голову вонючую, пропитавшуюся потом рясу и брезгливо швырнул ее в угол. — Надеюсь, скоро этот маскарад закончится.

В это мгновение дверь с грохотом распахнулась, и в комнату вошел Михаэль Грец, красный и овеянный алкогольными испарениями. Живодер явно выпил лишнего в трактире: он покачивался и растерянно озирался по сторонам.

— Ущипните меня, — пробормотал он заплетающимся языком. — Мне только что в окнах померещился монах, а теперь он как сквозь землю провалился.

— Монах? У тебя дома? — Палач рассмеялся, и только Симону с Магдаленой смех его показался слишком громким. — Добрый мой кум, святоша скорее на навозную кучу влезет, чем станет заходить к таким, как мы.

Он показал на запертый сундук у стены рядом с красным углом.

— А теперь посмотрим, найдется ли у тебя чего выпить для родственников. Чтобы не тебе одному тут пьяным сидеть.

Тусклый свет пробивался сквозь прикрытые ставни, но человек на мокрой от ночной росы лужайке избегал освещенных участков и старался держаться тени. Он крался среди кустов боярышника, отделявших дом от леса, и осторожно выглядывал из-за колючих ветвей.