Ты - мои небеса (СИ) - Лариса Васильева

нас хорошо живет. -Алиса рассеянно водила по волосам и Максим, отобрав у нее расческу, сам принялся ее причесывать.

- А Лекс действительно твой телохранитель? –Максим не очень-то доверял его словам. Лекс с легкостью мог солгать, как, например, про кому.

- Это он тебе сказал? - Алиса рассмеялась и, выхватив расческу из рук, принялась водить ею по растрепанным волосам Максима. Для этого ей даже пришлось подняться на цыпочки, но ощущения где-то глубоко внутри были приятные.

Его рубашка выглядела мятой, галстук небрежно брошен на прикроватной тумбочке и Алиса, протянув руку, взяла его, понимая, что совершенно не умеет завязывать.

- Давай я сам. –Максимхотел было забрать галстук, но вместо этогозабился в конвульсиях, не понимая, какое положение принять, чтобы стало легче. Боль подступила так неожиданно и резко, что даже в глазах потемнело. Виски просто разрывало, и к горлу подкатила тошнота.

Инстинктивно он нагнулся и, сделав несколько шагов назад, едва не споткнулся о ножку стула. На мгновение приоткрыл глаза, и на лице промелькнула гримаса страдания. Тут же его затрясло, словно в комнате неожиданно стало очень холодно. Он пытался что-то сказать и не смог. Такое было с ним впервые. Максим просто раскрывал рот как рыба, но не мог ничего произнести.

Уложив ничего не соображающегоМаксима на кровать, Алиса принялась судорожно расстегивать ему рубашку, но непослушные пальцы плохо слушались. А боль все не отпускала. Обхватив руками колющиевиски, он даже не пытался ей помешать, запрокинув голову и проваливаясь в тягучий туман. Наконец,освободив плечо, Алисасорвала с руки использованный пластырь. Вместо него нашла в сумочке в прихожей другой и, быстро вернувшись  в комнату и захлопнув за собой дверь, наклеила новый пластырь на прежнее место.

Она знала, что на этот раз пластырь подействует быстрее, да и доза лекарства больше. Забравшись с ногами на кровать, Алиса приподняла ему голову и уложила себе на колени. Провела рукой по темным, вновь растрепавшимся волосам, пытаясь успокоить.

В этой ситуации Алиса ничем не могла ему помочь, кроме как обезболить и избавить от страданий. Она просто ждала, поглаживая его по руке, чтобы разогнать кровь и тихо бормотала первое, что на ум пришло. Это были строки из единственной чудом уцелевшей книжки. Зачитанной до дыр и тщательно спрятанной с самыми драгоценными сокровищами. В ней говорилось о вечности, о жизни и смерти. О том, что никогда нельзя терять надежду, даже если дела идут хуже некуда.

Через несколько минут Алиса почувствовала, как его напряженное тело, наконец, расслабилось. Значит, боль отступила. Вытянув руки вдоль тела, Максим с открытыми глазами молча слушал ее голос, а когда она закончила, вздохнул и тихо спросил.

- Ты говорила, что я не доживу до нового года. Так, когда же я умру? - Алиса знала злополучное число, но нарочно медлила с ответом. - Скажи, сколько мне осталось? – Ее торопили нетерпеливые слова Нестерова.

- Третье ноября. - Прошептала Алиса, чувствуя, как перехватило дыхание, и сердце словно биться перестало.

- Третье ноября. - Эхом произнес потрясенный Максим, наблюдая на ладонью Алисы, машинально поглаживающей его по руке.- Не думал, что так скоро. - Его голос пресекся. - Следующий новый год, еще одно лето, я думал, что у меня в запасе осталосьхоть немного времени. – Он шумно втянул носом воздух. - Нет, я не жалею себя, просто обидно, что все так сложилось. И, - несколько минут он колебался, не решаясь сказать, - никто не знает о моей болезни. Кроме докторов, конечно. Друзей, с которыми я мог бы поговорить по душам у меня нет, семьи тоже. Поэтому в глубине души я даже рад, что появилась ты. Спасибо тебе за все.

Сев на кровати он поправил рубашку и, сунув галстук в карман брюк, взял пиджак и протянул Алисе руку.

- Пойдем. Твое лекарство подействовало и мне стало намного лучше, но я даже спрашивать не хочу, что это и откуда ты его берешь.

- Лучше на надо. – Спрыгнув с кровати, Алиса охотно последовала за ним.

Лекса они нашли на кухне. Задумчиво ковыряя вилкой в тарелке с яичницей, он с ничего не значащим видом смотрел на экран телевизора. Увидев входящих, кивнул им на газ, где стояла сковорода с едой, и снова повернулся к голубому экрану.

- Чего такой хмурый с утра? – Поинтересовался Нестеров, когда Алиса, разложив яичницу по тарелкам, поставила перед ним порцию. Яичницу он не любил, но голод не тетка и Максим не стал привередничать, а с готовностью взялся за вилку.

- А тебе-то что? – Лекс пожал плечами. – Если интересуешься из вежливости, то можешь не утруждаться.

- Надо же, какие мы злые. – Пожал плечами Максим и, переглянувшись с ничего не понимающей Алисой, принялся за еду.

Но у Лекса, видимо, настроение с утра было отвратительней некуда, потому что, щелкнув пультом телевизора, да так сильно, что едва кнопки не выломались, он накинулся на бедную Алису.

- Ну и как себя чувствуешь? Спасительницей? – Алиса лишь недоумевающе моргала глазами не пытаясь перебивать, пока Лекс метал молнии. – Думаешь, наклеила ему эту штуку и все, можно успокоиться? Через пару недель уже ничего не подействует, и что станешь делать? Наблюдать со стороны как он в страшных муках подыхать будет? Как начнут отказывать его руки и ноги? Или как он, возможно, ослепнет или оглохнет. Или афония разовьется. Смотря куда будет прорастать опухоль. Кое-как он, конечно, дотянет до рокового дня, но при этом проклянет тебя раз триста не меньше.

Максим с ужасом слушал возможные перспективы безрадостного будущего, и у него даже кровь стыла в жилах.

- Что ты на меня смотришь, как кролик на удава. – Продолжал вычитывать Алису Лекс. – Не ожидала такой перспективы? Думала, что все будет радостно и приятно? Так вот я тебе скажу, не будет. В лучшем случае у него случится инсульт, и последние дни своей жизни он проживет без сознания. – Налив себе кружку кофе Лекс сделал большой глоток. – Ты, видимо, еще не поняла, что это ловушка. Я тоже витал в облаках, когда поселил мать здесь. По наивности подумал, что так ей будет лучше. И что в итоге вышло? Она погибает медленно, но верно от болезни, разрушающей не только ее тело, но и мозг. Каждый день она теряет частичку памяти и когда-нибудь забудет меня окончательно. А я ничем не могу ей помочь, хотя мог бы в свое время уберечь от беды.