Бог жесток - Сергей Владимиров

— Мои поздравления, — произнес я.

— Спасибо, — смущенно поблагодарил Валерий Игоревич. — У меня множество новостей, и не знаю, с чего начать. Федор Пырин… Его спасти так и не смогли.

— Когда?

— Сегодня ночью. На несколько минут пришел в сознание и стал звать священника. Только на это его и хватило. Хотели допросить, но без толку.

— Весело, — сказал я.

— Веселее не придумаешь, — подтвердил Голубев. — Он был единственным, кто мог вывести нас на убийцу. Кстати, «пальцы» на найденном в доме карабине принадлежат Александру Солонкову. А вот что касается отпечатков на кейсе, в котором лежали «доллары» за похищение… — Следователь не к месту замолчал, и я разозлился на него за проявившуюся склонность к подобным дешевым трюкам. — Вы крепко стоите на ногах? Там отпечатки и Солонкова, и Пырина, и… Кого бы вы думали?

— Олега Пастушкова, — безапелляционно заявил я. — Но как это выяснили, ведь Пастушков не привлекался?

— Людмилы Гориной, — опроверг Валерий Игоревич. — Когда она проходила по делу Александра Солонкова, ее отпечатки взяли. Но никто и представить не мог, что они всплывут в связи с нынешним делом.

На ногах я стоял крепко, однако ладонь, в которой была телефонная трубка, стала вдруг неприятно влажной.

— Вы нашли Горину? — лихорадочно пробормотал я.

— К сожалению, — неторопливо произнес следователь. — Этого не могут сделать уже полтора года. Именно тогда она пропала. Ушла из дома и не вернулась.

Я ждал, что же он скажет дальше, но следователь хранил молчание, видимо ожидая, как буду реагировать я. Ни мыслей, ни версий соответственно у меня не было, да и приди мне в голову что-то стоящее, я бы вряд ли поделился с Валерием Игоревичем. Дело не в том, что я не доверял ему и что у меня были на то причины, просто небезосновательно полагал, что на данной стадии расследования надо опасаться любой утечки информации и посвящать в дело лишних людей опасно для них же самих.

— Евгений… Не знаю, как вас по отчеству… — запнулся Валерий Игоревич.

— Не столь важно, — поспешно ответил я.

— Евгений! — почти что воззвал Голубев. — Не подумайте, что я отступаю. Это дело действительно не дает мне покоя, и я не успокоюсь, если не докопаюсь до истины… Но…

«Вот и началось», — подумал я и представил, как на другом конце провода отчаянно краснеет и потеет интеллигентный следователь.

— Но… — повторил он с извиняющейся интонацией. — У меня в ведении масса других дел, от которых меня никто не освобождал. Не могли бы вы съездить к родственникам Гориной и поговорить с ними? Если вы согласны, я продиктую адрес.

О таком доверии мог мечтать любой частный сыщик, и я не был исключением из общего правила, но казалось все это уж слишком подозрительным. Тем не менее я выразил горячее желание действовать и записал адрес Гориных.

— Будьте осторожны, — благословил меня Валерий Игоревич.

— А вы подозреваете, что мне может угрожать опасность? — поддел его я.

— Я не обладаю такой информацией, — уловив издевку в моем вопросе, коротко сказал Голубев. — Но в нашем деле можно ожидать всякого.

Пожелав мне удачи, следователь опустил трубку. Я бы не сказал, что он обиделся на меня за мою резкость. Он говорил по-прежнему доброжелательно, голосом человека, у которого в личной жизни все складывается хорошо, а остальное не имеет существенного значения.

Серая панельная коробка ничем не выделялась среди прочих строений микрорайона, но, по поверью, черти заводятся как раз в тихом омуте. Лифт не работает, клетка за клеткой штурмую грязную лестницу, от мусоросборника разит нечистотами, между седьмым и восьмым этажом пугаю любителей скоропалительного секса.

Пронзительно верещит звонок, но в квартире еще громче вопит радио, и я уже думаю, что невозможно так долго находиться в подобном бедламе, если, конечно, ты до сих пор не труп. Зато отворяется соседняя дверь, и особа женского пола в яркой петушиной раскраске, с рыжими нечесаными космами и не вполне трезвая уже с самого утра, начинает посредством куцего веника выметать сор из своей квартиры в сторону квартиры Гориных. Меня она старательно не замечает даже в тот момент, когда, закончив со столь сомнительной уборкой, достает из кармана кусок мела и выводит им на двери соседей грязное ругательство.

— Враги? — полюбовавшись написанным, спрашиваю я. — Не на живот, а на смерть?

Особа приближает ко мне размалеванное отечное лицо, в рыжих раскосых глазах пляшут черти.

— Пусть бутылку гонит, козел!

— Справедливо.

— А ты не треплись. Коль дружки, плати за него. И женщину угостить бы мог, тоже мне джентльмен!

— Баш на баш, — усмехнулся я. — Ты мне все про него, я тебе пузырь.

— Про Пашку?! — воскликнула она с пьяной восторженностью. — Я те про него такого порасскажу, уши завянут! Сигарету давай… — Раскурила, пыхнула мне в лицо густым клубком дыма. — Поначалу приличный мужик был, в оперном театре арии пел, и вежливый такой, то меня конфетами угостит, то коньячком побалует. Соседи все ж сколько лет!

И в семейке своей души не чаял, а как случилосьэто, так все пошло кувырком. Жена в дурдоме, а сам в запое. — Особа разразилась кудахтающим смехом, переходящим в чахоточный кашель. — Из театра враз поперли, так перебрался на улицу глотку драть, а что напоет, то мигом на водку спустит, а не хватит, у меня займет да потом забудет. Я женщина понятливая, терпела-терпела, но сколько можно, мне самой бывает выпить нечего, не побираться же, а для панели теперь старовата буду…

— А что случилось у Гориных? — прервал я.

— Дочурка пропала, — ответила соседка. — Она у них любимица была, на вид ангелочек прямо. А уж какой ангелочек, я получше их всех знаю! Я ж сама в гостинице работала и увидела ее там как-то. Раз мужик, понимать должен, что в таком местечке девке делать… Годков-то всего тринадцать. Расплакалась Милка: «Не говори только, теть Сонь, предкам, они у меня правильные, не выдержат!» Я промолчать было хотела, всех их жалко, а потом передумала. По себе знаю, это как наркотик, разок попробуешь, потом не остановишься. И что, ты думаешь, мне наградой стало? Ни Пашка, ни Наташка, жена его то бишь, мне не поверили, обозвали б… и не здоровались больше, а с доченькой по-прежнему сюсюкались, считали, мол, несчастную девочку оболгали. А вот когда она на чем-то попалась и по подозрению в ментовку угодила, схватились за голову: где ж не доглядели и кто виноват? И искать долго не пришлось, кто же, как не б… Сонечка, всю жизнь этим промышляющая, развратила невинное дитя и толкнула на тропу порока? Они меня еще больше возненавидели, а я их — за несправедливость такую. Вот только Милка опять сухой из воды вышла, родители-интеллигенты ее пальцем не тронули, поплакали лишь вместе да побеседовали на морально-нравственные темы. Хошь верь, хошь нет, но будь у меня дочь шлюха, я б ее собственными руками задушила и не раскаялась, вишь, крест даю. — Она перекрестилась торопливым и заученным движением старой грешницы. — Любовь на все глаза застилает, — заключила после паузы бывшая проститутка Сонечка. — Милка и потом вовсю блудила, вот только из-за любви родительской глупой Пашка с Наташкой все терпели и прощали. Лишь бы она всегда была рядом, грязная, порочная, но родная. А как сбегла из дома, так и… Года полтора уж будет, а Пашка все надеется, что вернется блудная дочь, и Наташка в дурдоме лишь об этом думает, но пора избавиться от иллюзий. Если кого из наших и находят, то либо с камнем в ногах, либо головешкой обугленной. Да и хватит страстей, гони еще сигарет и бутылку, как обещал, а Пашку в подземном переходе отыщешь, он там свои песни горланит, знаешь, на площади, где памятник козлу этому. — Она объяснила жестами, и я понял. — А хочешь, заходи, я теперь недорого беру, поизносилась малость.

Я уклонился от приглашения, но на бутылку дал без обмана. «А ведь когда-то на нее клевали мужики, — размышлял я, глядя на вышедшую в отставку Сонечку. — И Вальку Гуляеву, если не остановится, ждет такая же участь. А вот Людмила Горина, шагнувшая на тот же скользкий рискованный путь, оказалась хитрее. Гораздо хитрее».

Глава 6. СКОРБЯЩИЙ БАС

Подземный переход был пуст, если не брать в расчет прикорнувшего на ступенях бомжа. Я растолкал его:

— Певца не видел?

— Пал Николаича, что ли? — спросил похожий на неопохмелившегося Льва Толстого старик. — Бывал сегодня. Попел чуток. А потом подходит такой в кожанке, заказал «Таганку». Пал Николаич несколько раз на совесть отработал, тот аж прослезился, ну и выделил на пузырек.

— А я вот на «Мурку» рассчитываю. Где мне его найти?

— Ясно где. Заглядывал в распивочные через квартал? — прохрипел старик.

— Собираюсь. Благодарю.

— Ты б на хлебушек дал, мил-человек. Благодарностями сыт не будешь.