Первая Стая (СИ) - Юрий Арис

С кровью люди даже перестарались. Уж не знаю, где они столько нацедили, но этой кровищей можно было наполнить пару хороших бассейнов. Каждый день в воду уходило около пятидесяти литров, однако привлекло это только акул.

Нам приходилось ждать. Для нас построили временные хижины и искусственный бассейн — в океан нам заходить запрещалось. Не хватало еще, чтоб они засекли нас и все сорвалось!

Я пытался тренировать свою временную стаю. Я объяснял им, как будет атаковать противник, как нужно защищаться, но результаты меня не радовали. Звери первой серии дрались по инстинктам, они никак не могли взять в толк, что можно думать и двигаться одновременно.

И все-таки я к ним привыкал. Чем больше времени мы проводили вместе, тем меньше мне хотелось терять кого-либо из них. Ответственность за чужие жизни, которая и так меня не радовала, теперь начинала давить.

Когда вес стал совсем нестерпимым, я плюнул на все и пошел искать Литу.

Смотрители тоже жили на острове, но нас предоставили самим себе. А Лита меня вообще избегала. Знала, наверное, что ее кто-то выдал, но не хотела сдаваться. Я даже злиться начал. Но в какой-то момент мне было так нужно с кем-то поговорить, что я решил не касаться ее мелких интрижек за моей спиной.

Мою смотрительницу я нашел на пляже. Она лежала на животе, подставляя солнцу спину.

— Почему ты не с остальными? — я решил начать разговор нейтрально.

— Это они не со мной. Тебе чего?

Насторожилась сразу, думает, я скандал закачу. А может, закатить? Нет, тогда легче не станет. Потом выясню, что она задумала.

— Поговорить хочу.

— Ныть будешь?

— Буду, — кивнул я.

— Ладно, ной.

Она слушала меня внимательно. Я говорил больше, чем собирался, оттого что мне было неловко. Я чувствовал себя трусом.

Когда я закончил, Лита не торопилась отвечать, она внимательно разглядывала меня. Нет, ну что такое?! Сейчас еще окажется, что все это время она любовалась своим отражением в моей броне и ничего не запомнила!

— Что? — я попытался выразить в этом коротком слове все свое раздражение.

— Я подумала, что ты еще никогда не был так похож на доктора Стрелова, как сейчас.

Не совсем то, что я надеялся услышать… Вернее, совсем не то! Она издевается? Я ведь броню не снимал!

— Чем же?

— Когда я впервые встретила его, у него были такие же печальные глаза, как у тебя сейчас.

Опаньки…

— Кароль, тебе не хочется брать на себя ответственность, а кому хочется? Всем кажется, что отдавать приказы и быть главным — огромное счастье, но это не так. Потому что главный виноват во всех неудачах.

— Я трус?

— Нет, у тебя и без того недостатков хватает. Не забывай, что ты рискуешь не только их жизнями, но и своей собственной.

Я и так все это знал, но мне все равно стало легче. Может, потому что она тоже знала.

Я придумывал, как бы похитрее узнать ее намерения, когда Лита сказала:

— Хочешь, дам тебе еще одну причину выжить?

— Не надо, — хохотнул я. — Лучше дай мне причину умереть, потому что пока у меня нет ни одной!

— Ну, не хочешь, как хочешь! — надулась моя смотрительница.

Так, ситуация становится опасной. Я лучше столкнусь с Кархародоном, чем с по-настоящему обиженной человеческой самкой.

— Да хочу я, хочу! Что за причина?

— Кажется, мне удалось кое-что узнать о твоем прошлом.

Уж не знаю, что в тот момент отразилось на моем покрытом чешуей лице, но Лита засмеялась:

— Спокойней, а то глаза выпадут! Я не так выразилась. Я нашла того, кто может знать что-то о твоем прошлом — так вернее. Помнишь, я говорила тебе, что доктор Стрелов не мог работать один?

Я кивнул.

— Ну так вот, он и правда работал не один! Ему помогал некий Леонид Островский — океанолог, конструктор…

— Конструктор? — изумленно переспросил я. Мне было известно, что конструктор — это такая человеческая игра, состоящая из множества мелких деталек, которые нужно скреплять вместе. — Какой еще конструктор?

— Ну явно не тот, о котором ты подумал! Короче, он занимался тем, что изобретал и конструировал аппараты для глубоководных погружений. Он был прямо одержим идеей опуститься так глубоко, как никто еще не опускался. Многие его эксперименты оканчивались провалом, некоторые шли удачно. И вот ему повезло: он не только обнаружил впадину, которую фактически не исследовали, у него был на испытании подходящий аппарат. Все прошло хорошо, вроде как он достиг дна. Обычно такая удача становилась известна всему миру, но на этот раз бурных празднований не было. На дне аппарат обнаружил нечто такое, что заставило Островского чуть ли не бежать к своему старому другу — Владимиру Стрелову.

— Что именно он нашел? — еле слышно спросил я.

— Этого не знает никто. Но через несколько месяцев Стрелов начал проект, частью которого ты являешься сегодня.

Да уж… А ведь я пришел к ней в надежде успокоиться!

— Откуда ты все это знаешь?

— Я ведь тоже времени не теряла даром. Когда ты меня выгнал, — она на меня так посмотрела, что я невольно покраснел, — я взяла отпуск, но не затем, чтобы плакать в подушку. Я нашла в некоторых ранних документах Стрелова упоминания о его партнере, но очень краткие. Островский никогда официально не участвовал в проекте, поэтому тут его не знают. Мне удалось выяснить, что сейчас он живет на ферме в Венгрии, куда я и направилась, но встретила только его дочь. От нее я все и узнала. Плюс еще один любопытный факт…

— Какой?

— Доктор Стрелов поддерживал контакт с Островским все эти годы — они переписывались. А почти сразу после смерти Стрелова Островский собрал вещички и исчез, будто испугался чего-то. Все письма он либо сжег, либо забрал с собой, но одно осталось. Его доктор Стрелов написал примерно за месяц до смерти. Я отдам его тебе, когда ты вернешься. Оно ничего не объясняет, но тебе все равно захочется его увидеть.

— Неужели дочь этого Островского совсем не знает, где ее отец? — не поверил я.

— Примерно она знает, поэтому я и сказала, что есть человек, который может знать о тебе много. Если бы у меня не было сведений, я бы промолчала!

— Ну и где он?

Ответить она не успела — над островом пролетел резкий вой сирены. Секундой позже я почувствовал близкое присутствие хищников, так что времени на разговоры не осталось.

Я поднялся на ноги; Лита даже не пошевелилась. Она не выглядела ни грустной, ни напуганной, будто ничего и не происходило.

— Ты права. Это хорошая причина, чтобы выжить. Не потеряй письмо.

— Не потеряю. Удачи тебе!

Я еще чувствовал людей по другую сторону металлической двери, но знал, что между нами уже непреодолимая пропасть — до тех пор, пока все это не закончится. Чем дальше мы пройдем, тем больше за нами закроется дверей. И это нормально: если мы проиграем, стая не должна добраться до людей.

Только мы не проиграем. Когда я заходил в коридор, я уже не боялся — я был зол. Я чувствовал присутствие стаи рядом со мной, невольно вспоминал, что произошло во время нашей прошлой встречи. Память у меня хорошая, а мышление образное, поэтому моя злость закипала все сильнее.

Я точно знал, что зов на меня не подействует, сомневался даже, что почувствую его. Но звери первой серии еще не знали, с чем столкнуться, и волновались. Даже слишком волновались, так не пойдет!

— Так, барышни, успокаиваемся! Кто не успокоится, тот отправляется обратно. Я ожидаю от вас помощи, а не просто присутствия там!

Цербер разозлился, Алтай — обиделся. Титан и Оскар вообще пропустили мои слова мимо ушей. Да, лидер из меня обалденный… Впрочем, улучшения я добился: их страх уменьшился.

Даже стены коридора дрожали от страшных ударов. До нашего отхода я видел помещение, где заперта стая: просторный пустой зал, где раньше хранили оружие, а теперь оставили кровь. Там они и попались. Они быстро разобрались, что к чему, и попытались вырваться, но ловушка захлопнулась. Теперь девять сильных зверей старались пробить металл, но получилось плохо.

Пусть стараются, так даже лучше. Они сосредоточены на своей задаче, а значит, не смогут почувствовать наше приближение и приготовиться. Да и потом, удары утомляют их.

Я почувствовал странный жар в крови, как тогда, на базе. В тот раз противник тоже казался сильнее, но мы победили. Правда, я потерял контроль над собой на какое-то время, поддавшись инстинктам, а здесь этого делать нельзя, но все равно должно получиться!

Двери сами открывались, а потом закрывались за нами, значит, люди видят нас через свои камеры. У меня это вызывало двойственные чувства, однако времени на обсуждение не оставалось. Я знал, что скоро забуду про камеры и наблюдение.

Перед последними воротами мы остановились. Я обернулся на зверей и был доволен тем, что увидел: их глаза блестели азартом охоты. Ну, начало хорошее.