Тайная улыбка - Никки Френч

В ее голосе прозвучал ужас.

— Итак? — спросила я Брендана.

— Ты пошла к Гарри Вермонту и говорила с ним? — тихо произнес Брендан. — Зачем, Миранда? Почему ты не поговорила об этом со мной?

Все смотрели на меня. Я ухватилась за краешек стола.

— Вы никогда не работали вместе, — сказала я. — Ты никогда не терял деньги. Ты едва знаком с ним.

— Зачем ты так поступила? — В изумлении он качал головой из стороны в сторону, осматривая всех наблюдающих за ним в комнате. — Зачем?

— Потому что ты не говоришь правду, — констатировала я.

Меня начинало тошнить. На лбу выступил холодный пот.

— Если бы ты спросила меня, я бы рассказал, Миранда, — возразил он.

— Гарри Вермонт сказал…

— Гарри Вермонт разорил всех, с кем он работал, — заметил Брендан. — Он поглубже уселся на стуле, сейчас уже обращаясь ко всем; в его голосе звучало нечто похожее на печальное смирение. — Он хотел славы, а не ответственности. Но я прощаю его. Он был моим другом.

— Он сказал…

— Миранда! — прошипела моя мать. — Хватит, прекрати…

— Я хотела выяснить…

— Достаточно, я сказала! — Она так ударила рукой по столу, что приборы стали с грохотом разлетаться. — Прекрати это! Давайте пить кофе.

Джуди выразительно посмотрела на Билла и кивнула ему. Они оба встали и вышли из комнаты. На кухне кто-то уронил бокал.

Я хотела встать и убежать, но была зажата между столом и стеной; чтобы выпустить меня, должен был встать Трой. Вместо всего я сказала:

— Ты обманул нас. — Я повернулась к столу, — Он обманул нас, — повторила я в отчаянии.

Брендан отрицательно покачал головой.

— Возможно, я не рассказал вам эту безобразную историю, потому что он был моим другом и мне жаль его. Я защищал его, полагаю. Но я не обманул вас. Нет, Миранда. — Он сделал паузу и улыбнулся мне: — А вот ты — ты сделала это, да?

Я услышала тиканье часов дедушки, которые висели в прихожей. Через двустворчатые окна, доходящие до пола, я смотрела на голые ветки медной березы, раскачивающиеся на ветру.

— Точно так, как ты обманула Кэрри.

— Давайте прекратим это, — сказал Трой. — Мне все это не нравится. Пожалуйста, остановитесь.

— Что? — прозвучал голос Кэрри, полный ужаса. — Что ты хочешь этим сказать?

— Хотя я уверен, что Кэрри простит тебя. Потому что ей вообще очень нравится прощать, особенно такое. М-м-м?

— О чем это вы говорите? Скажите и мне. Я увидела лицо Кэрри напротив меня.

— Тебе было всего семнадцать лет, в конце концов.

— Брендан, прости, если я…

— А сколько лет было тебе, Кэрри? Девятнадцать, пожалуй.

— Когда я что?

— Ты знаешь, когда Миранда ушла с твоим бойфрендом. Как его звали? Майк, да?

Воцарилась тишина.

Брендан прикрыл мне рот рукой.

— Ты не знала? Миранда никогда не рассказывала тебе? Надо же! Просто, раз уж она передала мне это на самом раннем этапе наших отношений и совершенно случайно, я считал, что ты-то все знаешь и что это одна из семейных тайн… — Его голос уносился куда-то вдаль.

Я открыла рот, чтобы сказать: «Я никогда ничего не рассказывала ему, он прочитал об этом в моем дневнике, который предназначен только для меня, он лично мой», — но не сказала, потому что не все ли равно, как он узнал. Это правда.

— Кэрри, — наконец произнесла я, — давай не будем здесь говорить об этом. Пойдем куда-нибудь и побеседуем.

Она пристально смотрела на меня.

— Я поняла, — сказала она. — Теперь ты пытаешься разыграть все с самого начала.

ГЛАВА 18

Я ушла из этого дома, хотя Джуди и пыталась в дверях вернуть меня, села в машину и поехала дальше по дороге, до автобусной остановки, где остановила машину. Промерзла до костей, но в то же время вспотела, руки так дрожали, но едва смогла выключить зажигание. По всей полости рта распространялся тошнотворный привкус: пирог с дичью, синий сыр, красное вино. Ужас! Сначала я подумала, что меня вырвет. Немного посидела, пристально глядя вперед, но едва замечая транспорт, потоком проезжающий мимо, потому что стало темнеть. Все вокруг постепенно теряло цвет, мир становился серым.

Громкий гудок сзади. Я посмотрела в зеркало заднего вида и увидела ожидающий автобус. Завела машину и выехала с обочины на дорогу. Но не знала, куда мне ехать. В течение какого-то времени ехала, будто направляясь к своему дому, но он был последним местом в мире, куда бы мне хотелось попасть сейчас. О нет, только не домой. Я его любила, он был моим раем. Но не теперь.

Можно вернуться к Лауре. Но мне нужно было побыть в одиночестве. Поэтому я продолжала ехать, не сворачивая ни направо, ни налево, направляясь на восток из Лондона, мимо магазинов, торгующих старыми холодильниками, мобильными телефонами, оборудованием для приготовления пищи, зарядными устройствами, дешевыми видеокамерами, гномами для украшения садов, напольной плиткой, ветряными колокольчиками. Улицы постепенно становились беднее; вверху на мостах виднелись рисунки или надписи, нацарапанные на твердой поверхности; маленькие убогие кафе, мясные лавки тошнотворного вида, открытые и в этот поздний час, в витринах которых раскачивались куски мяса, и около светофора в мое окно постучал молодой человек в военной экипировке и через стекло стал артикулировать слова, приказывая дать ему денег. После того как я проехала эстакаду и несколько магистральных перекрестков, окрестности стали снова выглядеть более процветающими, домов было меньше, стояли они на отдельных частных участках, перед домами и за ними разбиты сады. Стали включать свет. Уличные лампы мерцали в сгущающихся сумерках заката. Наконец пошли поля, высокие деревья с оставшимися на них редкими листьями, показалась протекавшая по окрестностям река.

Я наугад сделала левый поворот и поехала по небольшой дороге, потом снова налево и вперед по совсем узкой дорожке и остановила машину перед полем. Где-то вдалеке паслись коровы. Приблизительно через час совсем стемнеет; открыв дверь машины, почувствовала, как холод пробирается под жакет. Я не была одета для улицы, не было у меня на ногах и подходящей обуви, но все это не имело никакого значения. Я пошла вперед по узкой дорожке, радуясь порывам ветра, растрепавшим волосы, которые хлестали меня по лицу. Несколько минут просто шла, но в таком быстром темпе, что у меня заболели ноги. И только теперь начала думать и позволила себе вспоминать.

Когда Кэрри было девятнадцать, она была хорошенькая, но не осознавала этого, потому, конечно, люди редко обращали на нее внимание. По крайней мере мальчики. Майкл был ее первый бойфренд, но он же был первый, в кого она позволила себе по-настоящему влюбиться, возможно, он был также первый, с кем у нее был секс. Она ничего не рассказывала, а я ни о чем не спрашивала, потому что сначала выжидала подходящего интимного момента, однако подходящий момент так и не наступил. Это происходило в летние каникулы, как раз перед ее поступлением в университет, а пока она работала в местном кафе, мыла посуду и подавала посетителям шоколадные пирожные с орехами и мягкой молочной начинкой и кокосовые лепешки. Он был приблизительно на три года старше ее, изучал гражданское строительство в Гулле, а тогда был дома на каникулах. Он видел ее несколько раз, но однажды перегнулся через прилавок и, заказав чашку чая, пригласил ее пойти с ним куда-нибудь и выпить чего-нибудь.