Клептоманка. Звезда пленительного несчастья - Станислава Бер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я так и знала, что эта девица всё разнюхает и обо всём догадается. По глазам видно, что упёртая, – махнула головой в сторону Клептоманки арестованная.
– Елена Егоровна, Вы будете говорить? – спросил Руслан, нисколько не смутившись.
Пауза затянулась. Наконец Болотова кашлянула, отвернулась от них и ответила.
– Буду. Только подайте мне зеркало. Выгляжу, наверно, как чучело.
– А где оно? – спросила Регина.
– В тумбочке, – сказала женщина, указывая направление.
Ростоцкая открыла дверцу белой тумбочки у кровати. На полке, действительно, лежало зеркальце. Складное, с расписной потёртой крышкой, похоже, что старинное. Регина подала его пациентке. Болотова приняла его по-царски, как императрица у фрейлины. Приоткрыла зеркальце, посмотрелась, пригладила волосы, закрыла и положила его поверх простыни.
– Слушайте, записывайте, два раза повторять не буду, – строго сказала Болотова, будто была на партийном собрании.
Руслан и Регина переглянулись – ну, ну – но ничего не сказали. Архипов пододвинул жене стул, сел сам, включил диктофон на телефоне. Монолог обещал быть длинным.
– Олесе я, действительно, симпатизировала. Она – умная, увлечённая историей натура. И её любовный скандал я переживала, как свой собственный. Хотя это и не важно. И, когда Лев Амурский её бросил, я посоветовала ей уйти с головой в работу. Так легче, по себе знаю.
Регине показалось, что подозреваемая будет хитрить, и решила "посмотреть" на все события её собственными глазами. Она положила руку поверх морщинистых пальцев опасной пациентки. Болотова дёрнулась, мол, не трогай, но Ростоцкая прижала её руку к простыне на пару секунд и перенеслась в воспоминание дочери партизана.
– Да, Вы правы, Елена Егоровна, совершенно правы. Я, как глупая девчонка, повторила детскую ошибку, – сказала Олеся с горечью. – Ну, ничего. Завтра я уезжаю в Тутаевку.
Они стояли у широких металлических дверей складского ангара, где готовились к съёмкам фильма.
– А что там, в Тутаевке? – спросила Болотова, по-матерински поправляя выбившую жёлтую прядь волос девушки.
– Там нашли дневники немецкого офицера Эрика Шпаера. Смотритель музея не знает немецкого языка. С трудом перевёл имя.
– Как здорово! Значит, в фильме будут дополнительные исторические подробности, – оживилась Елена Егоровна.
– Хотелось бы в это верить.
Вечером она с радостью сообщила матери о находке. Анфиса Болотова уже готовилась ко сну – сидела в цветастой ночной сорочке на кровати, свесив ножки. Услышав новость, она странно покачнулась и завалилась на бок.
– Мама! – кинулась к ней дочь, приподняла.
– Не допусти этого! Слышишь? Не допусти, – захрипела старушка. – Это разрушит память об отце и твою собственную жизнь.
– Но почему? – недоумевала Лена.
– Твой отец – не тот, за кого себя выдавал, и которого ты знаешь. Он – сын репрессированных купцов. В начале войны Егор перешёл на сторону немцев. А потом его забросили в партизанский отряд Старграда. Мы там с ним и познакомили-и-ись.
У Анфисы Болотовой задёргался левый глаз, она тяжело задышала, но продолжила рассказ, растягивая некоторые гласные.
– Я в него влюбилась и делала всё, что он просил – передавала Эрику Шпаеру донесения Егора о передвижениях партизан. Когда советские войска подошли к Старграду, твой отец взорвал немецкий штаб вместе с офицерами. Там был и Эрик Шпаер. Егор думал, что убрал ненужного свидетеля и документы, а он, видишь, дневник, оказывается, вё-ё-ёл.
Анфиса захрипела и закатила глаза. Медлить было опасно. Ей хотелось дослушать историю матери и задать миллион вопросов, но Елена Егоровна вызвала скорую помощь и поехала в больницу.
– Там у меня в тумбочке зеркальце лежит. Я всю жизнь его с собой носила. Возьми, может, пригодится, – сказала мать на прощание.
Вернувшись домой, Лена достала старый кожаный фотоальбом и долго листала его картонные страницы. Вот отец в военной форме, с автоматом на плече – командир партизанского отряда. Вот они с мамой в самой Москве получают награды из рук важного человека. Вот он в чёрном костюме с орденской планкой выступает с трибуны областного съезда коммунистической партии. Вот Егор Болотов с букетом ромашек встречает жену из роддома. Вот герой партизан 1 сентября рассказывает школьникам, а среди них и сама Лена – первоклассница с белыми бантиками – о героическом прошлом, о великой войне, о подвигах, о Родине и о грядущем коммунизме.
– Неужели это всё обман? Фальшивка? Ложь?
Мир Елены Егоровны перевернулся с ног на голову. Она пошла на кухню, сварила кофе, налила в маленькую фарфоровую чашечку из сервиза, подаренного родителям на серебряную свадьбу.
– Что же мне делать? – спросила Болотова неизвестно кого.
Елена Болотова перевернула трясущейся рукой потрёпанную страницу фотоальбома. На ней отец держал на руках её – единственную дочь. Леночке тогда было стыдно. Она ведь уже взрослая – целых десять лет!
Отец, какой бы он ни был, всю жизнь любил её. Лена всегда чувствовала на себе его тёплый взгляд, что бы она ни делала – играла в куклы или выводила буквы в разлинованной тетради.
– И что теперь?
А теперь на имя Егора Болотова выльют ведро помоев – ПРЕДАТЕЛЬ, ПЕРЕБЕЖЧИК, ФАШИСТ, ПОЛИЦАЙ, ИЗМЕННИК РОДИНЫ. И это будет правдой.
– А мать ещё и осудят, как только она выпишется из больницы.
Вот тоже радость – какой суд в её-то возрасте, ведь она еле ходит?! Болотова прекрасно знала, что за военные преступления обязательно осудят. Срока давности нет. А что будет с ней, с Леной? Даже представить страшно.
Утром Елена Егоровна заварила чай в термосе, завела свой старый драндулет – Жигули пятой модели, и отправилась в Тутаевку. Она больше не тряслась, она чётко знала, что нужно делать. В саму деревню не заезжала, остановилась в лесу, недалеко от автобусной остановки. Ждать пришлось долго, но девушка всё же появилась.
– А я за тобой, – просто сказала Болотова, увидев удивлённые глаза Олеси. – Ну, интересно же, что там, в этом дневнике. Я на машине. Пойдём.
Елена Егоровна повела девушку к лесу.
– Вы не поверите, там такое! – сказала Травникова, идя рядом со старшей подругой и округляя глаза.
– Что-то ты бледная, – перебила её Елена Егоровна. – Выпей чаю.
Женщина достала из машины термос, открутила крышку, налила в неё тёмно-коричневый напиток и подала девушке.
– Спасибо, – сказала Олеся, делая большой глоток. – Так вот. Фильм
