Кузнец человеческих судеб - Юлия Алейникова

– Яна Викторовна, добрый вечер, Максимов беспокоит, – с легкой беззаботной улыбкой на устах начал Тимофей. – Вы вчера меня угощали ужином, позвольте мне угостить вас сегодня. Заодно я поделюсь с вами полученной информацией, и мы обсудим дальнейшие действия.

Яна сидела у себя в кабинете, глядя немигающим взором на рабочий календарь, и с недоумением слушала Максимова.

– Вы вчера накормили меня ужином, позвольте мне угостить вас сегодня.

Ужином? Да он и не ел ничего, так, бутерброд с колбасой. Даже чай не допил. Угостить ужином? Может, что-то случилось, и он не знает, как ей сказать, и тон этот оптимистичный, каким говорит врач с безнадежным пациентом, поставив ему окончательный диагноз? Яна почувствовала, как ее бросило в жар от дурных предчувствий. Шов тут же отозвался тянущей болью.

– Заодно я поделюсь с вами информацией, – прежним неестественно бодрым и дружелюбным голосом продолжил Максимов. – И мы обсудим дальнейшие действия.

– Конечно, – немеющими губами произнесла Яна, чувствуя, как медленно холодеет от страха все тело. Словно ледяная жидкость растекается по венам и артериям.

– Отлично. Значит, я встречу вас после работы. В шесть? – демонстрируя нервозную жизнерадостность, спросил Максимов, и Яна молча кивнула в ответ, но спохватилась и хриплым от волнения голосом с трудом выдавила: «Да».

– Гм, – хмыкнул, крутанувшись на стуле, Тимофей. Кажется, девушка заработалась. Голос совершенно неживой, замученный какой-то. Хорошо, что он пригласил ее на ужин, барышне будет полезно развеяться, уж больно она серьезная и сосредоточенная. А вообще, в Яне были черты, которые Тимофей ценил в людях. Она была конкретным, деловым, обязательным человеком. Здравым и рассудительным. Свои недавние претензии к Яне и ее некоторые странности он удивительным образом уже забыл. Что значит хорошее настроение и положительные эмоции.

Глава 9

Из своего кабинета Яна выходила под руку с Катей, диковато, затравленно оглядываясь по сторонам. После разговора с Максимовым она успела окончательно убедить себя, что дела ее плохи. Веселый, почти заигрывающий тон отцовского заместителя, с которым Яна не особенно ладила и который определенно питал к ней скрытую антипатию, впрочем, справедливости ради стоит заметить, что она была взаимной, не стал бы приглашать ее на ужин, да еще таким благодушным, почти дружеским тоном. Нет. Очевидно, он выяснил, что сотрудница полиции была подослана к ней с целью выяснить, что ей, Яне, известно, чтобы затем ее убрать. А скорее всего, она сотрудницей полиции вовсе и не являлась, слишком уж молодая и какая-то несолидная. И вероятнее всего, ни на какой ужин с Максимовым они не поедут, а под охраной проследуют в аэропорт, а оттуда Яну отправят, например, в Бразилию. Дадут ей подъемные, липовый паспорт, а папочка после возвращения из командировки, может быть, даже позвонит или пришлет эсэмэску.

На последней мысли Яна обычно всхлипывала. Обычно, потому что данный сценарий она проиграла в своей голове уже раз двадцать с какой-то маниакальной безысходной зацикленностью.

Максимов ждал ее в вестибюле бизнес-центра. Этот неожиданный галантный шаг окончательно убедил Яну, что все пропало. Интересно, они разрешат ей заехать домой за вещами? Обязательно надо взять альбом с фотографиями, компьютер, ну, одежду, само собой… – сумбурно размышляла Яна, шагая навстречу Максимову. Катю она бросила, молча отцепившись от ее руки и не сказав ни слова. И та теперь в растерянности смотрела вслед подруге и даже окликнула ее разок, пока не заметила, к кому именно она направляется. После этого окликать перестала, а просто во все глаза таращилась на незнакомого мужчину в элегантном дорогом пальто. Незнакомец был широк в плечах, русоволос, обладал приятной, хотя и не выдающейся внешностью и, очевидно, был не беден.

Катя с усмешкой покачала головой. Ай да Янка! Тихушница! Монахиня, синий чулок! И как притворялась ловко! И ведь хоть бы слово!

Яна с кавалером встретились в центре вестибюля, он ей любезно улыбнулся и, подхватив под локоть, повлек на выход. Катя поспешила следом и успела увидеть, как Яну усаживают в серебристый «Мерседес». Катя в моделях не очень разбиралась, но машина была определенно новой, очень большой и элегантной.

Дорогая, наверное, с завистью подумала она и, запахнув дубленку, поспешила к метро, твердо решив вытрясти из скрытной Сорокиной все подробности о состоятельном поклоннике. А вдруг у него холостой друг имеется? Если уж толстушка Яна устроилась, уж ей-то, Кате, тем более должно повезти, с ее-то фигурой.

Тимофей вел машину, искоса с удивлением поглядывая на Сорокину. Она была очень бледной, ужасно напряженной и какой-то вялой. Словно пришибленной. Последнее было особенно необычно. Даже сразу после выписки из больницы, когда Максимов увидел ее впервые, слабая, еще не восстановившаяся после ранения, Яна была наполнена внутренней энергией, она ощущалась в каждом слове, жесте, даже несмотря на ее обычную сдержанную чопорность и на отсутствие всяких эмоций в разговоре с малознакомыми людьми. А возможно, и с хорошо знакомыми. Тимофей вообще считал Яну человеком выдержанным, хорошо владеющим собой. А если и демонстрирующим какие-либо чувства, то исключительно взвешенно и продуманно.

И вот сегодня перед ним словно сидит другой человек. Сорокина выглядела даже – Тимофей недоверчиво взглянул на пассажирку – ну да, беззащитной. Это было очень странно и непривычно. Оказывается, у него уже сложилось твердое, законченное представление о Яне, и теперь новая неожиданная грань, открывшаяся в ней, вдруг остро его заинтересовала. А может, он ошибся и она совсем другая?

Яна плохо понимала происходящее. Максимов явился один. Ни охраны, ни сопровождения. Он был по-прежнему благодушен, подозрительно любезен и оптимистичен. Но все это она отметила как-то вскользь, неосознанно, и то когда уже села в машину.

Играла тихая музыка, машина плавно двигалась вперед в рассеченной желтыми вспышками фонарей дождливой темноте города. Максимов молчал, но молчание это не было тревожным, и Яна потихоньку начала приходить в себя.

Сперва она постаралась понять, где они находятся. Куда бы они ни ехали, этот путь определенно вел не в аэропорт и не к ней домой.

– А куда мы едем? – слабым, неуверенным голосом спросила девушка и сама удивилась, как вяло и жалко он звучит.

– На Крестовский остров, там на окраине парка есть неплохой уютный ресторанчик. Не возражаете?

– Нет, – пискнула Яна, едва не ляпнув: «Так мы что, действительно в ресторан? А побег?»

Обдумав ответ Максимова, она внимательнее всмотрелась в дождливую темноту за окном, потом исподтишка, стараясь не поворачивать головы, поглядела на своего попутчика. Лицо Максимова было абсолютно безмятежно.

Облегчение излилось на Яну блаженным водопадом, словно смыв все страхи, ужасы и напряжение последних нескольких часов.

– Господи, как я испугалась! – всхлипнула она вслух, сама не понимая, что делает.

– Испугались? – недоуменно повторил за ней Тимофей, поворачиваясь к Яне.

Сорокина плакала. По ее пухленьким щечкам совершенно беззвучно текли слезы, но сама она улыбалась. Какой-то необыкновенно чистой, детской, счастливой улыбкой. Вид у нее был невыразимо милый и трогательный, как тогда у Леночки Коромысловой, когда они первый раз поцеловались возле ее подъезда. У Леночки тоже текли по щекам прозрачные капли, только это были не слезы, а дождик, теплый майский дождик.

Тимофей включил аварийку, протянул руку и, повернув к себе Янино заплаканное лицо, улыбнулся ей и…

Спохватился он в последний миг, когда уже почувствовал тепло ее губ. Максимов неожиданно смешался, испугался собственного порыва, с ужасом взглянул в такие близкие и неожиданно светлые глаза Сорокиной и вместо настоящего поцелуя неловко и торопливо чмокнул ее в нос.

Яна сидела, не дыша, и, как последняя тупица, продолжала смотреть на Максимова.

Что это только что было? Он хотел поцеловать ее? Зачем? Почему? Ее все-таки убьют? Паника снова начала удушливой волной подниматься в Яниной растревоженной душе.

– Они убьют меня? – спросила она дрожащим голосом, собрав все свое мужество, потом откашлялась и спросила уже твердо: – Они убьют меня? – Теперь ее взгляд выражал решимость.

Тимофей, погруженный в пучину собственного позора, напуганный последствиями своей дикой, необъяснимой выходки, сперва не расслышал Яну, но, непроизвольно взглянув на нее, почувствовал, что она тоже чем-то напугана и, кажется, даже не понимает, что именно только что случилось. Он заставил себя встряхнуться, овладел собой и внимательно посмотрел на девушку.

– Они убьют меня? – повторила она полным отчаянной решимости голосом.