Охота на императора - Рудольф Баландин

После поверхностного осмотра помещения лавки, где он видел, что наружные стены на улицу вполне целы, а под полом — вода и вести подкоп нельзя, он направился в нашу комнату, где уже внимательно осмотрел стены, спросил: "Зачем деревянная обшивка от пола до окна?" — и удовлетворился объяснением Кобозева, что это сделано в предохранение от сырости. После этого пошли осмотреть задние помещения, выходившие на двор и служившие складочным местом для тары от сыров и сена, для каменного угля и прочих хозяйственных принадлежностей. Мравинский полюбопытствовал о назначении сена и пнул даже ногой сено и уголь, которыми, кстати, была прикрыта земля.

Пошли обратно, и в нашей комнате Мравинский остановился, посмотрел из окна на улицу, плотно облокотившись на деревянную обшивку и удостоверившись в ее крепости и неподвижности, как показалось Кобозеву, довольный вышел в лавку, где подвернулся ему наш кот, которого он ласково погладил, затем он попрощался с Кобозевым и удалился, говоря, что нужно еще на Малой Садовой осмотреть один подвал, что он и сделал, как оказалось потом».

Выходит, проводилась достаточно тщательная проверка всех сколько-нибудь подозрительных мест, откуда можно было вести подкоп под улицу, по которой проезжал император. Присутствие инженера и его поведение показывает, что было опасение именно подкопа.

«Я вернулась, — продолжила Якимова, — кажется, через час после этого визита. При входе кого-либо в магазин всегда раздавался звонок (помещение не отапливалось, мы сидели в комнате и выходили только при звонке), при звуке которого и в этот раз Кобозев, увидев меня в окно двери, выскочил из комнаты вприпрыжку и вприпляску мне навстречу, говоря: "У нас был обыск!"

Я думала, что он сошел с ума, так странно было видеть его пляшущим и говорящим об обыске. "Если бы это был обыск, ты бы теперь не плясал тут", — сказала я ему. Рассказав мне подробно о всем случившемся, он отправился на Воскресенский проспект, в квартиру Исаева и В.Н. Фигнер, сообщить о происшедшем».

Надо заметить, что так называемый Кобозев великолепно сыграл свою роль, не выдал сильного волнения, которое он наверняка испытал при виде не только инженера, но и двух полицейских. Если бы его поведение вызвало подозрение у жандармов, наверняка пристально наблюдавших за ним, то начался бы тщательный и детальный обыск, были бы обнаружены груды грунта, а затем и подкоп.

В таком случае весь ход исторических событий получил бы иное направление. Не исключено, конечно, что революционеры успели бы осуществить хотя бы попытку расправиться с императором при помощи бомбометания. Но и в этом случае обстоятельства вряд ли сложились так, что покушение удалось.

На этом и множестве других примеров видно, насколько велика роль случая в истории государства и общественном развитии. Кроме того, весьма значительной может быть роль человека, которого никак не причислишь к историческим личностям, имя которого не упоминают солидные исторические хроники, а порой оно и вовсе остается неизвестным.

Судя по всему, террористы обдуманно или подсознательно стояли на таких позициях и стремились поразить ключевую, по их мнению, фигуру самодержавия, чтобы оно хотя бы пошатнулось, а то и рухнуло. Однако никто не мог заранее предугадать, какой конкретной личности отдать предпочтение: быть может, террористы более преуспели бы в своем деле, убив наследника престола, которому суждено было стать Александром III? Или реформатора Лорис-Меликова? Или консерватора Победоносцева? Или вообще торжественно объявили бы о прекращении своей террористической деятельности?

Короче говоря, вариантов было немало, и многие из них могли существенно повлиять на судьбу Российской империи. Вот только какой вариант наиболее целесообразен для целей революции, социалистических преобразований? Этого никто на свете не мог бы определить заранее. В том-то и заключается тайна будущего — как частного лица, так и государства: только задним числом можно судить о том, что могло бы произойти в том или ином случае, да и то предположительно. Будущее зависит от слишком большого числа событий, порой, казалось бы, совершенно ничтожных, непредсказуемых, связанных с поведением множества лиц.

Это еще не значит, будто вовсе невозможно предвидеть общие пути развития или деградации того или иного общества. На сравнительно небольшой срок такое вероятностное предвидение не исключено, так же как прогноз погоды на ближайшие дни, а то и недели. Но уже на месяцы, а тем более годы вперед такие прогнозы не имеют никакого сколько-нибудь надежного обоснования.

Стремясь убить императора, террористы действовали не из продуманного расчета на определенные последствия для страны, а прежде всего из эмоциональных побуждений, без более или менее ясных прогнозов на то, что может в результате произойти в государстве, обществе и надеясь, как говорится, на русский «авось».

Тем не менее покушение они готовили основательно, стараясь учитывать все случайности, а действовали оперативно. В тот же день, когда произошла проверка дома на Малой Садовой, созвали членов Исполнительного комитета, которых можно было быстро известить, и после недолгого совещания решили во что бы то ни стало назавтра провести террористический акт. Сюда же пришли четыре метальщика: Игнатий Гриневицкий, Иван Емельянов, Тимофей Михайлов и Николай Рысаков. Последний был самый молодой и вызывал сомнения у опытных террористов, но за него поручился Желябов.

Кибальчич с бомбометателями отправились в безлюдное место за Смольным монастырем, опробовали изготовленные им метательные снаряды. После этого он с помощниками на квартире Исаева и Фигнер привели в боевую готовность четыре бомбы. Работу закончили к восьми часам утра. Затем Кибальчич и Перовская принесли по две бомбы на Тележную улицу, 5, в квартиру Саблина и Геси Гельфман. Здесь же были метальщики, чтобы получить бомбы и указания от Софьи Перовской, какое место должен занять каждый при проезде Александра II.

В лавке на Малой Садовой решено было оставить только одну Якимову на случай, если туда зайдет кто-нибудь из полицейских. Кроме того, она должна была сидеть у окна и при появлении кареты царя дать знать об этом Михаилу Фроленко, который в нужный момент замкнет цепь гальванической батареи, после чего произойдет взрыв. Выбрали Фроленко потому, что он никогда в лавке не появлялся и в суматохе после взрыва мог смешаться с толпой и уйти.

«Обыкновенно приготовления к проезду царя, — писала Якимова, — начинались с 12 часов дня; к этому времени на обоих концах Малой Садовой появлялись конные жандармы, мало-помалу замирало движение и проезд по улице совсем прекращался, а по мере приближения царя позы жандармов на конях становились все напряженнее, и, наконец, они совсем как бы окаменевали. Так было и на этот раз. Фроленко совсем готов был сомкнуть провода с батареей, которая некоторое время и действовала, а я все свое внимание устремила на жандармов».

Как видим, и террористы, и царская охрана были начеку. Казалось бы, что может сделать горстка злоумышленников против хорошо организованной государственной системы полицейского надзора, вооруженных жандармов и сыщиков, а также причастных к этой системе дворников? За безопасность императора отвечали профессионалы.

Но теперь и революционеры-террористы стали профессионалами, в отличие от Дмитрия Каракозова и Александра Соловьева. С тех пор покушения на Александра II продумывалось детально, а исполнители действовали четко, оперативно и самоотверженно.

Как писала участница подготовки покушения Вера Фигнер: «Все наше прошлое и все наше революционное будущее было поставлено на карту в эту субботу, канун 1 марта: прошлое, в котором было шесть покушений на цареубийство и 21 смертная казнь, и которое мы хотели кончить, стряхнуть, забыть, и будущее — светлое и широкое, которое мы думали завоевать нашему поколению».

Да, было именно так. Эти люди не были похожи на мрачных злодеев, какими их рисовала царская пропаганда (теперь нередко пишут и говорят в том же духе). У них были светлые идеалы, ради которых они готовы были пожертвовать своими жизнями, а не только чужими. Они были личностями героическими, как бы ни оценивать их взгляды и поступки. Это понимали даже их враги, которым подчас тоже приходилось идти на риск. Только вот для предателей, трусов и приспособленцев герой — существо отвратительное и чрезвычайно опасное, ибо делает их жизнь ничтожной и никчемной.

«Между тем, — продолжала Вера Фигнер, — все было против нас: нашего хранителя — Клеточникова — мы потеряли; магазин был в величайшей опасности; Желябов, этот отважный товарищ, будущий руководитель метальщиков и одно из самых ответственных лиц в предполагаемом покушении, выпадал из замысла; его квартиру необходимо было тотчас же очистить и бросить, взяв запас нитроглицерина, который там хранился; квартира на Тележной, где должны были производиться все технические приспособления по взрыву и где сходились сигналисты и метальщики, оказалась… небезопасной, — за ней, по-видимому, следили, и в довершение всего мы с ужасом узнаем, что ни один из четырех снарядов не готов… А завтра — 1 марта, воскресенье, и царь может поехать по Садовой… Мина в подкоп не заложена».