Девочка с луны (ЛП) - Гудкайнд Терри

А затем ее пальцы рефлекторно сомкнулись на рукояти, и она вытащила нож. Она бы закричала от радости, но не могла даже дышать, не то что издать звук. Одно короткое мгновение она трясущейся рукой держала лезвие перед глазами, проверяя, что нож и правда в руке.

А потом ее глаза закрылись.

Больше не было сил держать их открытыми.

Она стиснула зубы, напрягая мышцы шеи, чтобы петля не раздробила трахею и кровь не переставала поступать в мозг. Теперь обе ее руки были над головой: левой она продолжала держать веревку, а правой начала резать. Ее ножи всегда были острыми как бритва. Она слышала, как волокна с треском рвутся. Этот звук придал ей силы, которых, как она думала, уже не осталось. Анжела продолжала пилить прочную веревку.

И хотя Анжела орудовала ножом так быстро, как только могла, этого было недостаточно, и сознание продолжало ускользать. Слезы огорчения текли из ее закрытых глаз.

Когда нож перерезал веревку наполовину, оставшиеся гнилые волокна не выдержали ее веса и резко оборвались. Анжела рухнула на пол. Ноги ее не держали, и она упала на колени.

Давление исчезло, но петля все еще душила. Когда ее подвесили, узел на шее затянулся под тяжестью ее тела.

Она с ужасом осознала, что перерезанной веревки оказалось недостаточно. Она все еще не могла вдохнуть, и ей казалось, что ее глаза вылезают из орбит.

Она сказала себе, что сделала все возможное.

Просто этого не хватило.

Она вспомнила самодовольные лица уходивших мужчин, когда они оглянулись на нее, зная, что победили. Она не хотела их победы.

Стоя на коленях и наклонившись вперед, Анжела ощупывала шею, пока не обнаружила узел. Трясущимися пальцами левой руки она вставила лезвие в узел и принялась аккуратно и быстро перепиливать веревку. Одной рукой она держала кончик ножа, а другой рукоять, двигая оружие взад-вперед.

Волокна натянутой веревки начали разрываться. Шеей она чувствовала, как пряди расходятся. Наконец, все они разорвались, распустив узел и сняв давление с горла. Анжела повалилась спиной на упаковочный уплотнитель, раскинув руки и громко хватая ртом воздух. Она долго лежала, хрипло вдыхая и выдыхая, позволяя жизни вернуться в нее. Получив воздух, в котором так отчаянно нуждалась, она смогла сдернуть с шеи остаток петли.

Мужчины оставили ее умирать. Однако она была жива — раздавлена болью, но жива.

Глава 25

Анжела просто лежала на засаленном уплотнителе, на котором ее изнасиловали, жадно втягивая воздух и жизнь, стараясь оправиться и от удушья, и от пережитого ужаса.

По ее щекам текли слезы, но теперь это были слезы радости. Она одолела тех, кто хотел ее убить. Она сделала всех четырех ублюдков.

Спустя некоторое время она заставила себя подняться на дрожащих ногах. Выпрямиться она не могла — живот сильно болел от ударов. Она опасалась внутренних повреждений. Кровь капала с ее подбородка на бетонный пол, оставляя расползавшиеся ярко-красные лужи. Лицо пульсировало от боли. Она огляделась и увидела свои шорты и трусы, отброшенные Мигелем к стеллажам.

Анжела захромала к своей одежде и стянула одеяло с серой металлической полки. Ее ноги были забрызганы кровью из многочисленных ран.

Она постояла, восстанавливая силы, затем одеялом вытерла сперму, стекающую по ее бедрам, и натянула трусы и шорты. Ее топ был разорван. Она надела его трясущимися руками и завязала спереди в узел, как смогла.

Она чуть не закричала от облегчения, обнаружив в кармане шорт ключи от своей машины. Девушка сомневалась, что сейчас в состоянии вести машину, но у нее не было выбора.

Дверь проскребла по неровному бетонному полу, когда она медленно приоткрыла ее ровно настолько, чтобы осторожно выглянуть наружу. Она опасалась, что один из мужчин мог остаться караулить снаружи, но никого не увидела. На улице было темно и абсолютно пусто. Ее автомобиль стоял на том же месте.

Ей пришла в голову сумасшедшая мысль. Барри наверняка удивится ее отсутствию на работе. Он всегда был добр к ней.

Она толкнула дверь еще немного, чтобы высунуть голову в ночную тьму и осмотреться получше. Никого из мужчин не было видно. Их машины тоже. Должно быть, они уехали все вместе. Они хотели убить ее, но не остались посмотреть на ее смерть. Наверняка они решили, что у нее нет ни единого шанса.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Территория вокруг заброшенной фабрики была темной и безжизненной. Она не видела фонарей. Только луна освещала призрачные здания, но ее света было вполне достаточно.

Анжела открыла свой грузовик и кое-как забралась на водительское сидение. Ее живот сводило от боли, лицо пульсировало, а горло горело от каждого вдоха.

Ее мобильный по-прежнему лежал в одном из подстаканников. Она подумала, не позвонить ли в полицию, но потом поняла, что им понадобится целая вечность, чтобы найти ее. Это займет слишком много времени.

Анжела не могла позволить себе терять время.

Ее пальцы дрожали так сильно, что она вставила ключ в замок зажигания далеко не с первой попытки. Она повернула ключ, и мотор ее верного грузовика ожил — тачка была готова умчать ее к спасению. Анжела сдала назад, развернулась и с ревом покрышек рванула прочь от смертельной ловушки.

Спутанные мысли продолжали кружиться в голове. Она не знала, куда едет. Она не была в состоянии сконцентрироваться на том, каким путем приехала сюда, и вскоре поняла, что совершенно заблудилась. Все выглядело незнакомым. Темные силуэты зданий казались одинаковыми. Даже днем в промышленной зоне было легко заблудиться, а ночью, без фонарей и ориентиров, это было еще проще. Вдобавок ко всему ей было так больно, что она вообще с трудом соображала.

Анжела пригибалась к рулю в конце каждого здания, внимательно всматриваясь в каждую сторону в поисках четырехдверной «Тойоты-Камри», на которой уехали насильники. Ей совсем не хотелось снова попасть им в руки. Конечно, пока она в своей машине, они не могут ее схватить. Но если они вооружены, то могут прострелить колеса или, что более вероятно, застрелить ее саму. Грузовик не защитит от огнестрельного оружия, он не бронированный. Как и она сама.

Но теперь пистолет при ней, и она сможет отстреливаться.

В промышленном районе считай не было улиц в их привычном понимании — здесь были лишь целые акры бетонного покрытия, на котором в случайном порядке располагались здания. Бетон потрескался и выкрошился, через него проросли сорняки. Хотя все казалось беспорядочным, в расположении зданий все же присутствовала логика — например, некоторые строения имели выход к железнодорожным путям или были соединены между собой проулками.

Вот только Анжеле была плохо понятна эта закономерность. То там, то здесь крупные здания перекрывали дорогу, которую она считала верной, заставляя искать обходной путь. Этот лабиринт старых зданий сводил с ума ее спутанное сознание.

Наконец, в лунном свете она различила знакомое здание с частично разрушенной крышей. За этим зданием девушка обнаружила дорогу, ведущую в город. Она хотела поехать в свою хижину в лесу. Это было все, о чем она сейчас мечтала. Отправиться в душ и смыть с себя грязь этих насильников.

Но она понимала, что это не очень умный поступок, и потому направилась в Милфорд Фоллз. Она испытала облегчение, добравшись до уличных огней и хорошо знакомых мест.

Она вклинилась в поток машин, который из-за позднего часа был не особо интенсивным. Она даже была рада увидеть другие машины, ведь совсем недавно ей казалось, что она осталась одна во всем мире. Если она замечала, что на перекрестке нет машин, то проносилась через стоп-линию на красный сигнал светофоров. Она не хотела терять время на бесполезные остановки.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Увидев, наконец, светящийся красным символ больницы, она свернула и встала прямо перед входом в приемное отделение. Она знала, что здесь нельзя парковаться, но ее это не заботило.

На входе в приемное отделение были двойные стеклянные двери, и Анжела могла видеть то, что внутри. Других пациентов не было. Девушка знала, что в это позднее время в приемном обычно тихо и спокойно. Всех пьяных, попавших в аварии или драки, уже оформили, поэтому больница погружалась в относительное спокойствие до обычной утренней суеты.