Иудаизм. Древнейшая мировая религия - Николас де Ланж

Внешне синагоги могут выглядеть совершенно по-разному. Никаких архитектурных требований на сей счет не существует. Как правило, их вид отражает местные архитектурные стили, то подражая церквям и мечетям, то дистанцируясь от них. В средневековье они часто были маленькими и помещались в укромных уголках, чтобы не бросаться в глаза. Хасиды Польши, изгнанные из синагог, совершали богослужения в небольших комнатах; такие комнаты назывались «штибль». В XIX веке в больших городах Европы и Америки были выстроены большие «кафедральные» синагоги, отражая размер, благосостояние и уверенность постэмансипационных общин. Излюбленные стили принадлежали к классическому европейскому репертуару, но готику сознательно избегали (видимо, считая чересчур «церковной»). Предпочитали стили романский, более экзотический византийский и мавританский с его недвусмысленно восточным колоритом. Евреи медленно проникали в архитектурную профессию, поэтому многие из этих грандиозных синагог построены язычниками. В Великобритании первым еврейским архитектором синагог был Дэвид Мокката, ученик Джона Соуна. (Мокката также широко известен как архитектор железнодорожных станций.) Он построил синагогу в Рамсгейте (для своего кузена, сэра Мозеса Монтефиоре) и два здания для молодой лондонской реформистской конгрегации (в основании которой принимал участие и в которой был председателем Совета). Нынешнее симпатичное здание этой общины было построено при консультациях Моккаты Генри Дэвисом и Барроу Эммануэлом, проектировавшим и другие лондонские синагоги. В других местах дело обстояло сходным образом. XX век был ознаменован более авантюрными подходами, и в результате появились очень интересные и необычные постройки. К их числу относятся синагога Фрэнка Ллойда Райта в Элкинс Парк под Филадельфией и белый купол Хайнца Pay (Еврейский университет в Иерусалиме).

С внешней стороны синагог обычно находится какая-то еврейская надпись или еврейский символ, например шестиконечная звезда Давида или семисвечник (менора). Внутри важнейшее место занимает священный ковчег («аро́н га-коде́ш»; у сефардов он называется «гейха́ль» или «эха́ль»). Обычно он расположен у середины той стены синагоги, которая обращена к Иерусалиму. По виду ковчег напоминает высокий буфет с двойными дверцами, открывающимися вовне. Над ним висит лампа под названием «постоянный светильник» («нер тамид»), а в ашкеназских синагогах ковчег находится за завесой («парохет»). Из других предметов обстановки выделяется плоская или наклонная подставка, на которую кладут для чтения свиток Торы. Она помещается на возвышении, называемом «бима», или «альмемар», а у сефардов – «тева». К возвышению ведут ступеньки, и обычно оно огорожено перилами или балюстрадой.

Необходимость включать эти два элемента – ковчег у определенной стены и кафедру (обычно ее ставили в центре синагоги) – создавала проблемы с дизайном: куда, например, ставить скамьи? Деревянные скамьи традиционных синагог часто расположены вдоль оси зала лицом к кафедре, которая занимает значительную часть центра. Это удобно при чтении Торы, но в результате собравшиеся должны поворачиваться на девяносто градусов, когда ковчег открывают или когда они становятся лицом к Иерусалиму для чтения «Амиды». Альтернативный проект был предложен реформистским движением, но сейчас ему следуют и другие виды синагог: ковчег и кафедра помещаются на одну платформу на одном конце здания, освобождая остальную часть зала для сидения. Соответственно исчезает необходимость поворачиваться.

В традиционных и ортодоксальных синагогах мужчины и женщины сидят отдельно. Женский сектор расположен часто на галерее. Другой вариант – женщин отделяет от мужчин экран или иной физический барьер («мехица»). В крайних случаях им отведена отдельная комната, где они полностью изолированы от молящихся мужчин.

Синагогальное богослужение

Как и синагогальная архитектура, стиль богослужения сильно варьируется. Он может быть величественным и официальным: габбаи в цилиндрах и фраках, строгий декорум, возвышенная органная музыка, хоральное пение. А может быть на другом конце спектра (например, в хасидском штибле), камерным, неформальным и домашним, причем участники службы переговариваются друг с другом, ведут себя раскованно. Большинство богослужений находятся между этими двумя крайностями.

Молитвы может вести раввин, но необходимости в этом нет, и часто бывает иначе. В маленькой традиционной синагоге мужчины могут по очереди выступать в роли «шалиах циббур» («посланника общины»), который ведет молитвы. В более крупных синагогах это часто делает специальный чтец или кантор.

Богослужебный язык остается предметом оживленных дискуссий. Талмуд разрешает молиться на любом языке, но в средние века было повсеместно принято, что для публичной молитвы годится лишь иврит. В начале XIX века в Германии некоторые реформисты призывали читать молитвы на немецком языке, считая, что иврит мешает пониманию (а значит, и подлинной духовности), да и воздвигает барьеры между евреями и язычниками. Даже ортодоксальные модернисты выступали за лучшее понимание молитв, а потому публиковали молитвенники, где рядом были напечатаны еврейский текст и перевод. Виднейший реформист Авраам Гейгер подходил к делу неоднозначно. С одной стороны, он говорил, что иврит – «язык иностранный и мертвый» и что у большинства немецких евреев до сердца лучше доходят молитвы на немецком языке, а не на еврейском. С другой стороны, он любил иврит и использовал его в своей синагоге. Под влиянием Гейгера важная раввинская конференция во Франкфурте (1845 г.) декларировала, что объективной необходимости сохранения иврита в богослужении нет, но субъективно это делать необходимо[62]. При дальнейшем голосовании выяснилось, что незначительное меньшинство хочет либо держать курс на замену иврита немецким, либо использовать эти языки параллельно. Это было неприемлемо для Захарии Франкеля, лидера наиболее консервативного крыла, и он прекратил участие в конференции. С тех пор отношение к ивриту в синагоге стало одним из вопросов, разделяющих реформистских и консервативных евреев. Однако даже у реформистов на сей счет нет однозначности и единодушия. Например, британские реформисты используют как иврит, так и английский язык. Они выпускают молитвенники на двух языках, но текст в них идет от последней страницы к первой, как и в еврейских книгах. Напротив, либеральный иудаизм в Великобритании поначалу практически вывел иврит из употребления, а его молитвенники читались от первой страницы к последней, как и в английских книгах. Когда Исаак Майер Уайз, стоявший у истоков американского реформизма, опубликовал свой новый молитвенник «Минхаг Америка» (1857 г.), его текст был напечатан целиком на иврите и справа налево, а выпущенный в дополнение английский перевод имел вид обычной книги, читавшейся слева направо. Если какие-то конгрегации хотели, то могли служить полностью или частично на общенародном языке. (Реформистские общины стали все чаще так поступать.) Однако в XX веке ясно наметился возврат к ивриту: уже «Колумбусская платформа» (1937 г.) причислила его к неотъемлемым элементам еврейского образа жизни, а последующий симбиоз между реформизмом и сионизмом с его упором на иврит лишь укрепил место еврейского языка в реформистском иудаизме.

Существует несколько традиций еврейского произношения. Большинство из них можно разделить на ашкеназские и сефардские. Хотя многие различия поверхностны и объясняются влиянием немецкого и славянского языков на ашкеназскую традицию и влиянием испанского и арабского языков на сефардскую традицию, есть и специфические особенности, которые могут восходить к древним диалектам. Например, ашкеназы произносят одну из гласных как «а», а сефарды ее же – как «о»; одну из гласных как «т», а сефарды – как «с». (Ашкеназы говорят: кашрус, сукко, суккос, мацо. У сефардов, произношению которых мы следуем в этой книге, они звучат иначе: кашрут, сукка, суккот, маца.) Сионистское движение восприняло сефардское произношение, которое и является официальным в государстве Израиль. Поэтому в синагогах как Израиля, так и диаспоры оно доминирует над ашкеназским. У реформистов же с самого начала была симпатия к сефардскому произношению.

В XIX веке традиционалистов и модернистов также разделяло отношение к музыке. В средневековой синагоге инструментальная музыка не использовалась, а молитвы и гимны пелись на традиционные мелодии. Чтения из Торы и Гафтара (отрывки из Пророков) имели собственные традиции кантилляции. Начиная с XVI века красивой музыке уделяли больше внимания. Первым известным композитором синагогальной музыки был Соломон Росси (ок. 1570-1628) из Мантуи. Между тем лурианские каббалисты из Сафеда пели мелодии, чтобы украсить молитвы и лучше сосредоточиться на мистическом смысле. Впоследствии хасиды составили собственные мелодии или адаптировали народные песни. Музыка помогала им достигать состояния экстаза. Одной из самобытных хасидских особенностей была песня без слов («ниггун»). По мере того как евреи по всей Европе знакомились с музыкой окружающих народов, синагогальные канторы стали амбициознее. Некоторые из них пели уже не только в синагоге, но и в опере. Показателен случай с Мейером Леони (1740-1796), кантором Великой Синагоги в Лондоне. Его уволили за то, что он пел в «Мессии» Генделя. Впоследствии широкую популярность получили концерты польского кантора Гершома Сироты (1877-1943), «еврейского Карузо». В эпоху эмансипации в Европе сочинялось много синагогальной музыки, особенно для реформистских храмов с их органом и хором. Известнейшие композиторы своего времени, в том числе Соломон Зульцер (1804-1890) из Вены, Самуил Наумбург (1815-1880) из Парижа, Луи Левандовский (1821-1894) из Берлина, успешно сочетали восточноевропейские еврейские элементы с господствующими музыкальными стилями своего времени. Наследие XIX века поныне задает тон в синагогальной музыке, хотя определенный вклад внесли и композиторы XX века, а многие общины сознательно дистанцируются от музыкального искусства, ориентируясь на более традиционные стили канторского или общинного пения.