Не плачь - Наталья Николаевна Вишнякова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что-то интересное показывают?
Монпэр созрел для овсянки.
– Там новый сосед вышел… – я не знал, как это всё правильно сформулировать.
– И кто это оказался? Юрий Гагарин?
– Да нет… То есть… Какой-то инвалид.
– Инвалид? – переспросил монпэр. – Это что значит?
– Не знаю, как называется, – руки скрюченные, ноги скрюченные, идет-шатается…
– И что? – мрачно спросил монпэр.
– По-моему, – сказал я, – таких людей надо держать в специальном месте, а не выставлять их на всеобщее обозрение.
– Это почему? – спросил монпэр. – Они не люди, что ли?
– Вот да. Не люди. Это мое мнение.
Отец на меня как-то так посмотрел… Ну, сложно так посмотрел…
Потом сказал замороженным голосом:
– Заткнись. И давай свою овсянку.
Когда я поставил перед ним тарелку, он немного разморозился. Потер руки, взял ложку:
– Чего-то тут не хватает.
Открыл дверцу холодильника и стал вглядываться в его холодное нутро. Вглядывался долго. Я даже хотел пошутить, не перепутал ли он холодильник с телевизором, но побоялся, что монпэр снова предложит мне заткнуться.
Наконец он вынырнул наружу с кетчупом, горчицей и хреном. Кетчуп я узнал – мы его давно купили, но он оказался таким едким, что с тех пор так и не доставали ни разу.
Монпэр выдавил из каждого тюбика по огромной кляксе прямо в овсянку. Смешал и начал жадно есть. Я примерно представлял себе уровень жгучести и внутренне содрогался. Но отцу, как ни странно, становилось лучше, он как бы расправлялся изнутри. Он отнес тарелку в мойку, но не сразу поставил ее туда, а, обернувшись на меня (я делал вид, что ничего не вижу), тайком слизал с тарелки остатки своего адского завтрака. Потом бодро передернулся, с размаха хлопнул меня по плечу и весело, веселей некуда, спросил:
– Ну, что, сынок? Хорошо нам здесь без баб?
Я посмотрел на него и весь превратился в одно огромное сердце. И всем этим новым сердцем я почувствовал, насколько топовый у меня отец. И как нам с ним хорошо на этой кухне, с этой моей овсянкой и без баб.
6
Меня всерьез зацепило предложение Вэла. Мне действительно нравится работать с камерой, строить кадр, потом обрабатывать снятое в редакторе. Ролик для конкурса я снял случайно, под настроение: вышел с камерой во двор, поснимал тут, поснимал там, с кем-то поговорил, побегал с Брысиком. Потом чуть-чуть подрезал – и отправил. Хотя сейчас я бы сделал всё по-другому, больше вложился бы, но тогда мне было лень.
Раз мне пообещали деньги за работу, надо хорошо подготовиться. Поэтому я до полуночи сидел за компом, смотрел, в каких программах кто монтирует, выбирал, пытался тут же как-то их применить – в общем, карабкался на новый уровень.
Ночью после этого снилось всякое: как будто я живу в какой-то другой квартире, и монпэр тоже, и еще какие-то незнакомые люди, в основном женщины. И вроде бы даже наш новый сосед, только не на своих скрюченных ногах, а в коляске. Мне стало интересно, какое у него лицо, такое же скрюченное или обыкновенное человеческое. И тут он повернулся – а это я на самом деле! Всё мое – и нос, и глаза, и волосы. Жуть жуткая.
И еще там был попугай. Большой такой и синий. Или нет, кажется, розовый. Точно, розовый. Вот к чему это всё?
Конечно, после такого я проспал, и как раз ровно на сорок две минуты, которые обычно трачу на готовку. То есть, получается, завтрак – минус. Но когда я нечесаный и в трусах вломился на кухню, застал там монпэра со сковородкой.
– Ну ты и спишь, конечно!.. – восхитился он. – Три раза тебя будил! Давай уже умывайся, я тут сырников налепил.
Сырники! Да!
И монпэр даже ни разу меня не поторопил, не бубнил, что мы опаздываем. Прямо подменили отца моего.
– К нам вечером кое-кто зайдет, – сообщил он, снимая фартук.
К нам сроду никто не заходил.
– Кто? – спросил я.
– Вкусно? – вместо ответа поинтересовался монпэр.
– Ничего, – ответил я. Было вкусно, но пусть не расслабляется.
– Вот придет, и познакомитесь, – наконец сказал он. – У тебя же сегодня нет тренировки?
И так, в атмосфере загадок и интриг, мы поехали в школу.
Со своей предпоследней парты я смотрел, как Вэл традиционно проплывает по классу, налево-направо раздавая рукопожатия и поцелуйчики. И вспоминал, как он сидел на детской площадке, совершенно другой, не замедленный, и Маринка рядом, и он всё время переспрашивал: «Да, Мар?», «Правда, Мар?» Здесь, в классе, среди двадцати четырех ровесников, он типа вожак стаи, номер один в рейтинге. А если выпустить его на волю, среди семи миллиардов других людей он вообще не кажется топовым. Так, обычный Вэл, каких много.
– Здорово, мужик!
Я поднял глаза. Ко мне тянулась приветственная лапа Вэла. Ого! А, да, мы же теперь вроде бы партнеры. Я постарался как можно медленнее протянуть ему ладонь в ответ, но со стороны всё равно получилось, как будто у меня сверхреактивная рука. Вэл аж отшатнулся от неожиданности.
Урок походил к концу, когда Вэлу пришло эсэмэс. Ужасно громко! Конечно, звук он не выключил. Даже француженка среагировала:
– Волошин! Ton téléphone! Немедленно выключи телефон!
– Pardon, Ирина Станиславовна! – закричал он, улыбаясь так широко и виновато, что француженка сразу сдулась и забыла про него.
Вэл принялся тыкать мне пальцем в спину:
– Веревкин! Влад! Веревкин!
Я подвинул стул ближе к его парте.
– Ты сегодня сможешь поснимать? А? Надо!
Уже сегодня?!
– Во сколько?
– В полвосьмого. Приходи под мост. Там съемки минут на десять максимум.
– Что снимаем?
– Экшн, жесткий экшн, – тихо засмеялся Вэл, и от его смеха мне стало как-то неприятно в желудке. Вдруг я не смогу такое снять? Я же не профессионал.
И от всего этого я совершенно забыл, что вечером мы ждем гостей. Как раз прикидывал, какой объектив лучше взять, когда в прихожей раздались голоса. Ну вот! Гость!
И, судя по всему, не просто гость.
Женщина.
7
Я поверить не могу! Отец привел в дом женщину! И как ему после этого верить? «Без баб», «без баб»…
Но у меня еще оставалась надежда на то, что этот голос в коридоре принадлежит какой-нибудь… электрику. Нет, не то. Хорошо бы это оказалась коллега монпэра. И чтобы она пришла к нам исключительно по работе – сейчас они сядут за стол по разные стороны и будут работать над проектом. А потом она уйдет, некрасивая и
