Черная книга или Приключения блудного оккультиста - Яна Завацкая

Но все равно в больничной обстановке В. успокоился, присмирел, уже не рвался спасать мир... Мы теперь могли спокойно работать.

Для нас вставал еще вопрос – как сообщить об этом людям?

Дело в том, что Лена была категорически против (и мне запретила) что-либо рассказывать из того, что происходило у нас. Мотив все тот же – «зачем распространять негатив». По телефону она бодрым спокойным тоном рассказывала о том, что «Александр приболел». Люди ничего не знали о происходящем, о поведении Александра (их подозрения, возникшие после собрания, Лена постаралась усыпить). То есть, конечно, все понимали, что у нас что-то неладно. Но никаких подробностей. «Все нормально, все хорошо!» Если бы кто-то позвонил мне, я бы все рассказала. Но мне не звонили – у нас всегда «центром общения» была Лена. Она и поинтересуется подробностями личной жизни, и расскажет о таковых у остальных членов общества, и вообще – ну такая душка... и так любит людей! Я людей не люблю, поэтому мне звонили редко. Я бы не утерпела конечно, не стала бы скрывать правду о том кошмаре, в котором мы жили.

А так получилось, что общество толком ничего не знало. Весь «негатив» замалчивался, затушевывался... И вдруг – как обухом по голове – Александр в больнице!

«Нервное перенапряжение», «Переработал» и даже – «стало плохо с сердцем» (это уже для клиентов издательства, немцев). Словом, как-то объяснили. Я не удивлюсь, если кто-то из членов общества до сих пор не знает, что Александр душил жену.

Тут вернулся из России Костя.

Первым делом он поехал к Александру в больницу. Тот с ним, естественно, поговорил... надо учитывать, что мы были для Александра – предатели. Мы все дружно сдали его в психушку. А вот Кости в этот момент рядом не было, поэтому Костя все-таки не так виноват, как мы.

Костя вернулся из больницы, зашел в дом, недобро усмехаясь и первым делом сказал жене: «Надо еще уточнить, кто из вас нормальный, а кто нет».

Бедная Лена! Это был действительно удар. Костя не был дома именно в последнюю неделю, когда безумие все сгущалось, он не видел самых жутких проявлений... И вот – он поверил «мученику» Александру!

Его, председателя Всемирной Розы Мира, который хотел только Любви и Добра для всех людей, и честно и самоотверженно служил Богу – его проклятые предатели засадили в психушку!

Конечно, иллюзии Кости рассеялись очень быстро. Он вначале не хотел верить, что Александр душил жену («А вы там были? Видели?») Но потом это и ему стало очевидным. Да и увидев некоторые следы деятельности Александра в издательстве, Костя призадумался... К примеру, Александр «сварил» мельброзию в котле по собственному рецепту («полученному от друидов»), безнадежно загубив продуктов пчеловодства на сумму около 1000 ДМ.

Так что наше единство было восстановлено. И как это ни странно, началось далеко не самое худшее время для нашего общества.

Мы спокойно работали в издательстве – теперь нам никто не мешал. Мы были равны между собой и образованием, и возрастом, и провинциальностью, и «духовным опытом», и хотя Костя руководил, мы тоже имели право голоса. Наша работа стала и спокойной, и эффективной. Так, мы вполне на приличном уровне провели упоминавшуюся выше встречу с Мегре.

В то время у нас установился обычай собираться раз в неделю всем издательством (то есть наши две семьи и И.) и обсуждать все дела. Обсуждение было спокойным, конструктивным, все высказывались, все мнения учитывались. Костя оказался прекрасным руководителем.

В плане у нас стояла еще и «малая встреча» общества. Приехали люди, живущие поблизости. Мы снова собрались в квартире В. (уже без него, только с И.) И. к тому времени купила кое-какие безделушки, снова начала пользоваться косметикой, вообще – слегка пришла в себя и стала похожа на женщину.

Впервые за все годы люди могли совершенно спокойно говорить. Не было вот этой горячечной атмосферы всеобщего напряжения, когда сказать полемическое слово означало – взорвать пороховую бочку. Нет, разговор был острым. Обсуждали, например, давно волнующую всех проблему – отношений общества и издательства.

Издательство создавалось как часть общества. Все воспринимали его как «свое» – поначалу. Отсюда и та бесплатная, бескорыстная «помощь» издательству, о которой я упоминала. Но со временем стало ясно, что издательство – предприятие чисто капиталистическое (а какое ж еще?), направлено на зарабатывание денег... теоретически считалось, что как бы для общества, но фактически до сих пор на общество трат почти не было (хотя кое-какая сумма уже скоплена). Никто ничего не знал – сколько денег у издательства, какая зарплата, какие планы... И самое главное – люди вообще не хотели никаких денег, никаких разговоров о деньгах, о бизнесе. Наше общество «духовное» – а тут какие-то деньги... В общем, было недовольство. Только теперь его спокойно высказали вслух, и тут же все решили, что издательство будет само по себе, а общество – само по себе. Пора расставить точки над и.

Обсудили и другие проблемы. Как лучше проводить «малые встречи» – а то Александр поставил всех перед фактом, а может быть, у нас совсем другие мысли по этому поводу.

Вообще встреча всем понравилась. Появилась какая-то надежда на возрождение общества. А то ведь общество давно уже стало бесполезным придатком к издательству. Контакты с Мегре, контакты с Андреевой, с разными эзотериками – все шло через издательство. А общество... ну так, собрать иногда и поразвлекать. Для проформы. Ну вот когда проводятся крупные мероприятия вроде встречи с Мегре или Андреевских чтений – тогда народ из общества может бесплатно поработать: пирожки испечь для гостей, билеты раздавать, зал убирать, за порядком следить... За это обществу со скидкой продавались книги и кедровое масло.

Единственным действительно общим делом, сплачивающим всех, были поездки к дедушке Тимофею в Мюнхен, работа у него. Но это редко, Мюнхен далеко, каждый месяц не наездишься.

У нас в обществе была действительно очень теплая, дружеская атмосфера. И так хотелось, чтобы это не пропало, чтобы хоть как-то реализовалось! Я уже давно запретила себе даже думать об обществе. Это не мое дело – думать! Это дело Александра... его общество – пусть он и решает.

А теперь, без Александра, произошел прямо-таки всплеск нашей активности. Мы впервые думали сами – что мы могли бы устроить, нашими слабыми силами, что полезного сделать, как сплотить общество. Мы говорили о гуманитарной помощи в Россию, о субботниках на русском кладбище в Висбадене, о встречах и их программе... словом, мы стали планировать те малые дела, о которых я давно и тщетно уже говорила Александру. Те дела, которые действительно нам были по силам..

Между тем жена почти ежедневно посещала Александра в больнице. Лена с Костей тоже ездили к нему несколько раз. Мой муж вообще Александра видеть отказывался, его начинало трясти при одном виде нашего председателя. Что, конечно, связано и с собственным состоянием мужа – я уже говорила, что его нельзя было назвать совершенно нормальным.

Я ездила к Александру один раз. Вместе с Леной и нашей художницей Ц.

Впечатление было незабываемое.

В России в юности я работала медсестрой, в том числе, и в психиатрической больнице. Была и на занятиях в психиатрических отделениях. Так что представляю себе советскую психиатрию. Конечно, здесь, в Германии (буржуи – они богатые) все было иначе. Больным предоставлено гораздо больше свободы, обращение с ними очень корректное (это не наши бугаи-санитары). Ну и питание, условия – не сравнить, конечно. Но все равно – психиатрия есть психиатрия. Отделение запиралось. Гулять Александра первое время выпускали только на большом балконе.

Александр ждал нас в столовой. Сидел в уголке, теперь аккуратно причесанный, стройный, прямой, идеально спокойный. Перед ним на столе – Библия. Мы, поздоровавшись, стали расспрашивать его, как условия, не холодно ли ему, не хочет ли чего. Александр горько улыбался в ответ.

– А кормят вас хорошо? – спросила я.

– Кормят... – ответил Александр задумчиво, – Кормят несвободой.

Словом, Александр старался из своего положения выжать все, что возможно, чтобы предстать перед собой и другими мучеником. Думаю, ему бы очень хотелось, чтобы его еще и стукнул кто-нибудь (как это бывает в наших больницах), а то и в смирительную рубашку бы завернули... Но увы, врачи и персонал – гады – обращались с ним исключительно корректно, как и с другими больными. Даже таблетки не заставляли принимать (кажется, в это время его уже уговорили принять какое-то лечение, довольно мягкое). Впрочем, можно было вызывать жалость тем, что его не выпускают гулять – это же так ужасно! Тем, что он находился в обществе больных – действительно, мало приятного... особенно если заранее настроиться на то «как-это-ужасно». А также непониманием духовно тупых врачей.

– Он меня спрашивает: а вы голоса-то слышите? А я ему говорю: нет, я не слышу никаких голосов. И никогда не слышал.