Арабские сны - Ирина Лакина

— Любишь ли ты шаха Джахана? — спросила она так, что никакого иного ответа, кроме положительного, было невозможно дать, даже если любви и в помине не было.

— Люблю, госпожа! Всем сердцем! — с жаром ответила я, надеясь растопить последний лед в ее сердце.

— Рамаль Хатун, я хочу, чтобы ты уяснила одно, — она слегка наклонила голову, точно любопытная птица, которая увидела крохи хлеба, — падишах принадлежит династии и государству. Он обязан иметь здоровое потомство и свободный от эмоций разум. Именно поэтому веками в гареме складывались традиции, согласно которым одна наложница не может всецело владеть личной жизнью и любовью правителя. Будет глупо с твоей стороны препятствовать его связям с другими девушками из гарема. Ты должна смириться с тем, что его постель не принадлежит тебе. Как она не принадлежит и Дэрье Хатун. Ты видишь, до чего ее довела ревность. Она больше никогда не переступит порог его спальни. Ей остается только молиться, чтобы родился здоровый наследник. Не иди ее тропой. Будь умнее.

Внутри меня закипал настоящий кипяток. Мне казалось, что еще пара ее слов — и у меня из носа пойдет пар, как у взбешенного быка во время корриды. Я опустила глаза, чтобы она не увидела молнии, которые сверкали в них в ту минуту, и начала мысленно считать до ста, успокаивая взбаламученный омут своих эмоций.

— Госпожа, в моих мыслях нет иных желаний, кроме благополучия падишаха и династии. Я счастлива уже тем, что имела высочайшую честь провести две ночи в его покоях. А если я смогу родить повелителю наследника — это будет высшей наградой для меня!

Мой голос дрожал от подкатывающих слез. Говорить подобное было выше моих сил, но иного пути не было. Открытое неповиновение валиде может стоить мне не только любви, но и жизни. Я знала, что она не успокоится и будет пытаться отправить к Джахану наложницу, но у меня уже был готов ответ и на этот случай.

— Очень хорошо, Рамаль Хатун. Именно так и должна думать женщина падишаха. Быть любимицей повелителя не только награда, но и тяжкий труд. Я, как женщина, знаю, о чем говорю. У моего покойного супруга и отца шаха Джахана великого Исмаила было множество наложниц. Но только мои разум и кроткий нрав помогли мне стать тем, кем я являюсь. Усмири свою гордыню, задуши ревность, и тебе откроются ворота рая.

— Госпожа, я готова делом доказать вам преданность интересам династии. Если вы выберете для падишаха новую наложницу — я сама сопровожу ее в его покои и смиренно приму свою участь.

Мои слова возымели нужный эффект. Она удивленно вскинула брови, а затем широко улыбнулась.

— Умница, Рамаль! Сегодня же отправим к падишаху новую рабыню. Я горжусь тобой, девочка!

Я не сошла с ума и четко осознавала, что говорю. Пытаться помешать отправке других женщин в его покои было опасной дорогой, конец которой известен — ссылка в Казвин. Осталось надеяться только на то, что мой план сработает. Иначе я своими собственными руками подложу любимому разлучницу. Тогда мне не останется ничего иного, кроме как вступить на кровавый путь устранения соперниц или бежать обратно в Краснодар, в свой привычный мир, где нет гарема, дворца и падишаха, нет жестоких соперниц и дорогих подарков, но и любви тоже нет.

Что ж, Джахан… выбор за тобой.

ГЛАВА 27

Я вошла в комнату и скинула с плеч накидку, под которой мое тело покрылось нервной испариной. Лерка спала на моей кровати, свернувшись калачиком. Бедняжка всю ночь вместе со своим альфа-самцом спасала наши задницы и так устала, что даже не подумала, что будет, если ее на моей постели застанет хазнедар, калфа или главный евнух. Влетит обеим.

Мне ужасно, до зуда в ладонях хотелось расспросить подругу о портале и принципах его «работы», но я не решилась будить ее.

Я посмотрела на свое отражение в зеркале и отшатнулась от него. Бледное, испуганное лицо с подергивающимися уголками рта, усталые посеревшие глаза, покрывшиеся сальной пленкой грязные волосы — результат пережитых волнений.

Осторожно, стараясь не шуметь, я достала из сундука льняные шаровары и чистую шелковую рубаху — остатки гардероба, подаренного Дэрьей Хатун, и отправилась в хамам — приводить тело и душу в порядок.

Спустившись вниз, я на мгновение замерла, пытаясь совладать с желанием убежать обратно и закрыться в своей комнате. В кругу приближенных девушек, расположившись во главе центрального стола, восседала Дэрья Хатун. Слева и справа от нее стояли столы, ломившиеся от угощений — пахлава и халва, засахаренные и свежие фрукты, орехи, мед и шербет, — пир был в самом разгаре. Джарийе с жадностью уминали угощения, успевая при этом щебетать и хохотать, а экс-фаворитка, горделиво расправив плечи и вытянув почти до потолка прямую спину, со снисхождением смотрела на происходящее.

Я молча кивнула ей, присела в реверансе и быстрыми шагами засеменила к выходу. Но не тут-то было.

— Рамаль Хатун! Разве ты не хочешь присоединиться к празднику в честь будущего шахзаде? — крикнула она мне.

— Простите, госпожа, я нехорошо себя чувствую. Иду в лазарет, — сказала я первое, что пришло в голову.

— А что случилось, Рамаль Хатун? — ехидно спросила она, а по залу прокатился тихий смешок джарийе. — Неужели подарок повелителя мозоль на пальце натер?

Я невольно бросила взгляд на свою руку, на среднем пальце которой красовался шахский презент — перстень с рубином в форме звезды.

— Подарок падишаха не может доставить никаких других ощущений, кроме радости и счастья, — ответила я, пряча ладонь в складках одежды.

— Это правда, — улыбнулась она холодной и зловещей улыбкой, — расскажешь это сегодня Фатьме, когда поведешь ее к правителю на хальвет! Пусть знает, каково это — быть любимицей и получать столь драгоценные подарки!

Сидящая рядом с ней бывшая соседка Лерки по комнате прищурилась и улыбнулась, смерив меня торжествующим взглядом. Неужели валиде уже выбрала новую рабыню? Мое сердце замерло, а затем гулко подпрыгнуло в груди, словно выполняя сальто-мортале.

— Мне все равно, кто сегодня пойдет в покои падишаха, Дэрья Хатун, — оскалившись, ответила я ей, — хоть Фатьма, хоть Зульфия, хоть Малика! Повелитель не принадлежит ни тебе, ни мне, ни кому бы то ни было в этом дворце, и мы должны с почтением относиться к его воле. Только он сам может решать — кого любить, а кого забыть.

— Ты сама-то веришь в то, что говоришь? — усмехнувшись, спросила она. — Я посмотрю на тебя, когда перед твоим носом закроются двери его спальни, в которую ты сама же и отправила соперницу. Очень интересно, где будут твои бравада и лживая смиренность?!