Билет на ладью Харона - Василий Звягинцев

– Не надо, – прокурор вытянул перед собой раскрытую ладонь. – Как истинно православный человек, не признаю гадальщиков, астрологов и этих… экстрасенсов!

– Не надо так не надо, – легко согласился Ляхов. – Только прошу иметь в виду, что мой экземпляр «верископа» – почти игрушка. Вроде школьного компаса. Для самой грубой прикидки направления.

Однако и он позволил мне говорить с вами без страха и сомнений. Вы разве не удивлялись все последнее время моей совершенно дурацкой с Государственным прокурором откровенности?

– Иногда – удивлялся, – честно сказал Бельский. А что ему оставалось делать? – Относил на счет либо особой изощренности княжеских клевретов, либо вызванной симпатией к моей дочери беспечности ни в чем серьезном не замешанного провинциала.

– Второе – почти правильно, – сообщил Вадим. – И симпатия, и не замешан. Главнее же всего – третье. – Он показал пальцем на цветные линии и символы карточки.

– Первый опыт я поставил еще зимой. Убедился, что с вами дело иметь можно. С тех пор система усовершенствовалась. Стала куда более информативной. И подсказала мне, что и вы, и Майя – наши люди. Вполне вписывающиеся в критерии программы «Кадровая революция».

Все прочие подробности – при следующей встрече. А сейчас мне надо ехать, извините. Первые результаты допроса Герасимова я вам сообщу. А вам, примите совет, лучше вообще не подавать виду, что вы хоть что-нибудь об этом слышали. Дочка вам ничего сказать не успела, а больше – откуда же?

Не исключаю поворота, что ваш сотрудник окажется ни в чем не замешанным и спокойно приступит к исполнению своих обязанностей.

Ляхов, раскуривая прокурорскую сигару, вдруг замолчал. Ему ведь никто не давал права откровенничать, а уж тем более вербовать прокурора, давать ему какие-то обязательства.

А впрочем, что он такого сказал? Все тот же салонный треп, с какого начиналась его дружба с «пересветами». И если даже кому-то его действия не понравятся – не наплевать ли?

Чекменеву он нужен, то, что умеет сейчас он, не умеет больше никто. Ссориться с ним по такому пустяку никто не станет. Если даже захотят сделать ставку только на доктора Максима, не выйдет. У того ведь сейчас только «железо». А полным комплектом формализованных методик и специальных тестов по каждой категории «объектов» владеет только сам Ляхов. И больше половины ключевых формул держит в голове.

Напоследок же стоит еще раз подсластить гипотетическому тестю пилюлю.

– Имею все основания предполагать, Василий Кириллович, что при полном обследовании у вас найдется достаточно нужных черт личности, чтобы претендовать на более высокий пост, чем нынешний, – сказал Вадим, раскланиваясь.

Майя вышла на крыльцо вместе с ним. Слуга уже подал к воротам знакомый синий «Хорьх».

– Садись. Шофер, надеюсь, не требуется?

– Ты меня не проводишь? – Интонации Майи и ее не слишком приязненный тон его задели. Но и поводов для такого отношения он дал предостаточно.

– О чем речь, конечно. – Голос был ровный, но все равно…

– Переодеться не хочешь? – спросил Ляхов. Она была одета по-домашнему, в белесые джинсы и узлом завязанную на животе клетчатую рубашку.

– Зачем? Я в городе задерживаться не собираюсь. У тебя ведь дела. Доеду и вернусь. Освободишься, позвонишь. На тот случай оденусь по обстановке.

Вадим сел за руль, Майя рядом.

Несколько минут она молчала, курила сосредоточенно, вертела ручку настройки радиоприемника.

– Резко ты с отцом говорил. Слишком резко. Он ведь почти вдвое старше тебя, и так готов был…

Вадим ожидал, что она начнет с другого. Ну, если хочет сначала об этом, то пусть…

– На что готов? – Ляхов продолжал гнуть свою линию. – Если хочет обижаться – пусть обижается. Неприятно, но переносимо. Гораздо хуже будет, если потом скажет – ах, юноша был столь любезен, задурил мне мозги, а я сразу не понял, что он меня вербует в противоправительственный заговор.

Нет уж! Полюбите нас черненькими, а беленькими нас всякий полюбит. Я сам долго колебался и перебирал материальные и нравственные доводы «Pro et contra». Потом принял решение, а сейчас жгу мосты и корабли. Улавливаешь?

Майя презрительно хмыкнула:

– Где уж нам! Но ты уверен, что и вправду нас слушают везде – в конторе, дома, на даче. И Герасимов не одиночка в прокуратуре?

– Чего же нет? Девушки эти, кстати… Я вчера утром тебе позвонил, а вечером нас уже ждали. Как, почему? Слишком много вопросов сразу.

– А ты уверен, что Герасимов сегодня же заговорит?

– Куда ж ему деваться? Не захочет, а скажет.

– Пытки?

– Ни в коем разе. Пытки – это пережиток средневековья, не слишком, кстати, эффективный. Есть гораздо более цивилизованные методы. Ты ведь только что наш «верископ» в работе видела. Он вполне может как детектор лжи работать. Только умнее.

– Хотелось бы тебе поверить, да не верится, – вздохнула Майя. – Потому что, если поверить…

Слишком долго она сдерживала эмоции, стараясь держаться в рамках светского (и должностного тоже) поведения. И наконец сорвалась:

– Слушай, неужели ты до сих пор не понимаешь, что ведешь себя подло! По отношению ко мне! Просто вот ко мне! Это почти то же самое, как в замочную скважину подглядывать! Я ничего не подозреваю, а ты все записываешь – что подумала, что почувствовала.

Может, нам расстаться лучше? Я тебе кто? Как я с тобой теперь общаться буду, да и зачем?

Слова прерывались горловыми спазмами и вздохами, готовыми превратиться в полноценные рыдания.

Жалко ему было Майю, и уже не первый раз. Ну так не она ли сама поставила себя в такое положение?

– Успокойся, а? Не хочется мне оправдываться, пусть, наверное, и есть за что. Ну так давай договоримся. Предупреждай заранее, когда ты только моя, а когда – при деле. Я в свою очередь обещаю, что больше тебя зондировать не стану. – Ляхов немного поколебался, но все-таки добавил: – За исключением жизненно важных случаев. Ну?

Девушка в последний раз глубоко вздохнула, даже чуть слышно хлюпнула носом, после чего улыбнулась.

– Ох, да что с тобой делать…

Обрадованный, Вадим тут же вернулся к основной теме:

– Кстати, сегодняшнее сообщение об офицере, в одиночку уничтожившем чуть ли не всю банду, имеет к моим словам некоторое отношение. Я сразу почти догадался, а потом та рыжая подтвердила – Неверов там был. И в соответствии с критериями пригодности к своей должности он и не мог поступить как-то иначе. Не мог испугаться, не мог принять непродуманного решения и по уровню своей боевой и тактической подготовки просто обязан был переиграть почти любого мыслимого противника.

– Робот запрограммированный, что ли? – с гримаской прежнего, привычного недоверия и одновременно некоторым даже испугом спросила Майя.

– Никак нет. Именно то, что я сказал. Человек, психологически и физически созданный именно для подобной деятельности. В роли бухгалтера или зубного врача он наверняка не представлял бы собой ничего выдающегося… Каждый человек необходимо приносит пользу, будучи употреблен на своем месте.

Майя была с детства слишком уж рациональной девушкой. Семья прокурора, престижный университет, соответствующая компания, четко определенный набор жизненных ценностей. Тяжелый случай.

И, только что пережив, пусть и коротенькую, личную драму, которой иной женщине хватило бы на несколько дней полноценных скандалов, она обо всем если и не забыла, то отодвинула в сторону.

То, о чем говорил Ляхов, было гораздо интереснее и сулило куда большие приключения тела и духа, нежели глупая ссора с любимым, в общем-то, человеком. Который тоже был намного интереснее всех ранее знакомых мужчин. Это же надо – такое придумать!

– Ты только что убедилась, как наш «верископ» работает. Даже карманный. А в стационарном варианте… – Вадим махнул рукой. – Короче, наконец-то осуществится принцип: «Каждому человеку – свое дело, каждому делу – своего человека».

Он сообразил, что на этом пора ставить точку. Если Майя продолжит расспросы, придется начинать врать, ему же сегодня этого категорически не хотелось.

Лучше просто переключить ее внимание, но так, чтобы выглядело это естественно.

– У нас в лагерях по вечерам делать было особенно нечего. Сухой закон, кроме книжек и радио – никаких развлечений, а книжки читать в палатке на полсотни человек не очень-то получается. Вот и трепались обо всем на свете. А народ все больше образованный, эрудированный. Такие иногда словесные баталии затевались! Добрались и до российской национальной идеи. Есть ли она вообще, а если есть, то в чем заключается?

– И до чего доспорились?

– Подожди. Ты вот знаешь, что такое «нож Лихтенберга»?

– Впервые слышу.

– И я тоже. Оказывается, это весьма изящная философема. Все очень просто: представь себе нож без лезвия, лишенный рукояти. И все.

Майя засмеялась.