Мароны. - Майн Рид

некоторые - копьями. У рабов оружия не бывает. Да и снаряжение их ясно говорило, что это охотники, а если потребуется, то и воины. У каждого был рог и перекинутая через плечо сумка. И, так же как у марона Кубины, у каждого на ремне висела оплетенная прутьями тыквенная бутыль для воды. У некоторых за спиной висела небольшая корзинка из ивовых прутьев или пальмового волокна. Корзинка держалась на двух ремнях: один пересекал грудь, другой шел вдоль лба. В корзинках, вероятно, находилась провизия и все необходимое для странствий по лесу.

Костюмы их были довольно разнообразны - среди них нельзя было бы найти и двух одинаковых, - но чрезвычайно живописны. И в то же время между ними было много общего. На головах у одних были шляпы из пальмового листа, у других - платки, свернутые в виде чалмы. Лишь на нескольких были рубахи и штаны; большинство были без рубашек. А двоим или троим единственной одеждой служила белая набедренная повязка. Но обувь имелась у всех: каменистые, усыпанные колючками лесные тропы не позволяли ходить босиком. Эта обувь у всех была одинакова: плотно охватывающие ногу сапоги из грубой рыжей кожи, щетина на которой указывала, что это шкура дикого кабана, снятая с задней ноги животного и натянутая на ногу еще теплой. Постепенно засыхая, она обтягивала ногу, как чулок. Потом ее немного подравнивали ножом, и таким образом получались своеобразные мокасины, которые снимались с ног лишь тогда, когда пронашивалась подошва: ямайскому охотнику за кабанами не приходится ежедневно надевать и стаскивать сапоги.

Неудивительно, что Герберт во все глаза смотрел на прибывших. Их мгновенный, как эхо, отклик на призыв рога и затем такое же мгновенное появление - все это произошло, как на сцене театра. Будь охотник белым, а люди, вынырнувшие из лесной чащи, одеты в зеленые куртки, молодой англичанин мог бы вообразить, что он в Шервудском лесу и перед ним Робин Гуд и его веселые товарищи[14].

- Скажи, Квэко, что там у вас в корзинах? Молодой господин еще не завтракал.

Слова эти Кубина адресовал высоченному, черному, как смоль, негру с серьезным и в то же время несколько лукавым выражением лица. По-видимому, это был помощник, правая рука Кубины, - так сказать, Маленький Джон[15] лесного отряда.

- Если у господина хороший аппетит, то кое-что для него найдется.

- Так что же у вас там? Дай-ка я посмотрю, - сказал Кубина, заглядывая в корзинки. - Ага, копченый кабаний окорок! Белым господам обычно по вкусу наши копченые кабаньи окорока. Еще что?.. Связка раков. Ну что ж, не так уж плохо! О, тут еще пара голубей и дикая цесарка! А у кого сахар и кофе?

- Здесь, Кубина, - отозвался один из негров, ставя свою корзину на землю и вынимая из нее кульки с кофе и сахаром.

- Развести огонь, да поживее! - скомандовал Кубина.

Охотники достали кремень и огниво, собрали в кучу сухие листья и ветки, и вот вспыхнули искры и затрещал огонь. Воткнули в землю рядом две толстые палки с развилинами на концах, на эти развилины положили поперечную палку, и вскоре на ней повисли два котелка. Поваров было много, и приготовление завтрака отняло мало времени. Голубей и цесарку немедленно ощипали, опалили над костром, выпотрошили и бросили в больший из котелков. Раков постигла та же участь; туда же отправились и несколько кусков копченого окорока. Затем в котелок кинули пригоршню соли, бататы, несколько ломтиков банана и немного красного перца - все это было извлечено из корзин.

Сильное пламя костра быстро нагрело котел, вода в нем бурно закипела. Квэко, который, по-видимому, исполнял также обязанности шеф-повара, неоднократно попробовав содержимое котелка, заявил наконец, что перечная похлебка готова. На свет были извлечены тарелки, миски, чашки различных форм, все сделанные из тыквы. И как только Герберт и Кубина первыми получили свою порцию, остальное было разделено между другими. Не забыли и пленника. Квэко позаботился о том, чтобы тот получил свою долю. Рассевшись на земле, все с такой жадностью принялись за еду, что было очевидно, это их первый утренний завтрак.

За перечной похлебкой последовало жаркое, приготовленное из мяса только что убитого кабана. Хлеба не было, но его отлично заменили испеченные в золе ломтики банана и бобы какао. Во втором котелке, кипевшем над огнем, варился кофе. Пили его из тыквенных чашек, но он не был бы вкуснее и ароматнее, даже если бы его подавали в чашках севрского фарфора.

Молодому англичанину очень хотелось побольше разузнать о своих лесных хозяевах, но осторожность удерживала его от прямых вопросов. Может, это просто разбойники, шайка чернокожих грабителей? Их одежда и оружие невольно наталкивали на такое предположение. Они называли себя маронами, но Герберт не знал, что это такое. «Однако если это разбойники, - думал он, - то самые добродушные разбойники на свете».

*                            *                             *                       * 

Покончив с завтраком, мароны собрали всю утварь и припасы и приготовились уходить. Кабан был уже весь разрублен на небольшие части и разложен по сумкам.

Кровавые рубцы на спине беглеца Квэко смазал какой-то целебной мазью и затем жестами объяснил, что тот должен следовать за отрядом. Бедняга не только не протестовал, но повиновался с живейшей радостью. Они обошлись с ним так хорошо, что все его опасения улеглись. Мароны, из почтения к своему начальнику Кубине, к которому относились с большим уважением и которому повиновались беспрекословно, отошли немного в сторону, чтобы он мог наедине побеседовать с гостем-англичанином. Герберт, вскинув ружье на плечо, начал прощаться.

- Вы, должно быть, недавно поселились у вашего дяди, мистер Воган? полувопросительно сказал Кубина.

- Да, - ответил Герберт, - вчера я встретился с ним впервые в жизни.

- Как! - удивленно воскликнул охотник. - Значит, вы только что приехали на Ямайку? В таком случае, мистер Воган, вы едва ли сможете сами найти дорогу в Горный Приют. Потому-то я и спросил, давно ли вы здесь. Один из наших людей проводит вас.

- Нет, спасибо. Я как-нибудь доберусь сам.

Герберту не хотелось говорить, что он не собирается возвращаться в поместье дяди.

- Дорога туда очень путаная. По ней просто идти лишь тому, кто ее хорошо знает. Вас проводят, но только не до самого дома, хотя ваш дядя позволяет нашим людям ходить по его земле,