Леди и война. Пепел моего сердца - Карина Демина

– Не знаю.

Что это меняло?

Еще несколько недель передышки, но любая дорога, как любая отсрочка, имеет обыкновение заканчиваться. И город встретил раздражением, глухим, скрытым.

Исчезла стража.

Появились люди в красных колпаках – народное ополчение. И с красными бантами на груди – народная дружина. Добровольцы, способствующие сохранению порядка.

А вот торговцев стало меньше. Торговцы, как крысы, чуют приближение бури. Замок же пребывал в обычном полусонном состоянии: слишком привыкли к спокойной жизни… хорошо.

Не сразу поймут, что происходит.

Не разбегутся.

– С возвращением, ваша светлость. – Кормак поклонился, придерживаясь старых правил игры. – Поездка была удачной?

– Вполне.

– Рад сообщить вам замечательную новость. Ваша супруга и моя дорогая дочь ждет ребенка.

Что ж, система не подвела. Новость и вправду в чем-то хорошая: Кайя свободен от необходимости не только прикасаться к той женщине, но и видеть ее. Свою часть договора он исполнил.

Как и лорд-канцлер свою.

Изольда была жива. Цела и… и Ллойд сумеет объяснить ей, почему нельзя возвращаться.

В его доме безопасно.

– Но также, – Кормак, если и ждал какой-то реакции, помимо кивка, виду не подал, – имело место некое… досадное недоразумение. Могу я вам кое-что показать?

Почему бы и нет?

Показать Кормак хотел бочки, но не с золотом – с головами. Несвежими и хорошо просоленными. Во время транспортировки головы утряслись, примялись и покрылись толстой белой коркой. Они не были страшны, скорее уродливы, как фигуры из папье-маше, которые используют бродячие актеры в своих представлениях.

– И?

Кайя не понимал, какое ему дело до чужих голов.

– Их прислали в качестве… подарка. Эти люди охраняли леди Изольду. Они исполняли свой долг и не оказывали сопротивления, но лорд-протектор Флавин расправился с ними. Напал без повода.

Как огорчительно! И чего ждут от Кайя?

– Кормак, вы и вправду думаете, что не давали повода? Вы использовали его территорию в своей схеме. И сделали его причастным. Вы шантажировали меня. А у каждого протектора есть семья. И каждый примерил на себя мою ситуацию. Поэтому… – Кайя стер соль со щеки мертвеца, который стал даже симпатичен. – Эти головы первые, которые вы получили. Больше никто за пределами протектората не рискнет связаться с вашим семейством.

Кажется, у Кормака были дела на границе с Мюрреем… и десятка два кораблей, которые можно считать законной добычей Самаллы… доля в Пизерских рудниках… ловля жемчуга… китобои… контракты…

– И да, Дункан. Вам я тоже крайне не рекомендую приближаться к границе. Другие договором не связаны.

В Кривой башне остался слабый аромат духов.

Или Кайя хотелось так думать?

Ночью снились головы, насаженные на пики. Пик было множество, и голов не хватало. Но Кайя знал, что со временем все исправит.

К утру очнулась система. Оракул не стал появляться, но создал стопку листов, на вид и на ощупь казавшихся бумажными. Кайя узнал собственный почерк, но это уже не удивляло, как и содержание документа.

Восемнадцать подписей.

Кайя с чувством глубочайшего морального удовлетворения поставил девятнадцатую. Менее чем через сутки все торговые базы Хаота были ликвидированы.

Глава 10

ПЕРЕЛОМЫ: ИЗОЛЬДА

Смахнуть слезу… подняться… гордо вскинуть голову… и вперед, походкой от бедра покорять мир!

«Дорогой дневник.

Начинаю тебя вести, поскольку мне отчаянно нужно выплеснуть куда-то эмоции, иначе я сойду с ума. Вокруг все такие вежливые, предупредительные, внимательные… Бесит!

Вообще все бесит!

Я сдерживаюсь, поскольку понимаю, что окружающие меня люди ни в чем не виноваты. Они искренне пытаются облегчить мне жизнь, но тем самым добиваются обратного эффекта. У меня одно желание – спрятаться от чрезмерной заботы.

Или это виноваты гормоны?

О да, гормоны – страшная вещь.

Я то смеюсь без повода – внезапно самые обыкновенные вещи вдруг кажутся донельзя уморительными, и, верно, есть в этом веселье что-то безумное. То, отсмеявшись, я начинаю плакать, благо поводов хватает, достаточно протянуть руку. И протягиваю с готовностью. Приказываю себе же успокоиться – слезы ничего не изменят, – однако что́ разум против эмоций? Хуже всего полуночная тоска.

Сон исчезает.

Я открываю глаза, разглядываю потолок – лунный свет изменяет фрески, появляется в фигурах что-то изломанное, уродливое, босховское. И надо бы отвернуться, но сил нет. Желания тоже. В этот момент я, пожалуй, перестаю понимать, жива ли… да и какая разница?

Смерть не пугает.

Наверное, это отупляющее равнодушие ко всему, что происходит со мной, страшно само по себе, но я устала бояться. Рисунков на потолке так уж точно.

И вот ведь странность – я каждый вечер задергиваю шторы, пытаясь избавиться от полуночной пытки, но почему-то ночью они оказываются открыты.

Спросить у камеристки?

Потребовать охрану?

Паранойя неплохо вписывается в общую клиническую картину моего состояния. Не то предродовой психоз, не то пожизненный. Снова вот смешно.

А мокрые пятна на бумаге – это от смеха, да…

Хорошо, что здесь все в достаточной мере вежливы и вряд ли полезут читать мои записи. А если полезут, то я об этом не узнаю. Хотя… кому интересно мое нытье?»

Мой дневник – книга в кожаном переплете. Желтые страницы, лиловые чернила, идеальное сочетание по цветовой гамме. Почему-то сейчас я очень нервно отношусь к цветам. Стала различать сотни оттенков, и дисгармония вызывает тошноту.

На мое счастье, Палаццо-дель-Нуво более чем гармоничен.

Музыка, запечатленная в мраморе. Совершенство форм, и математически выверенный идеал красоты. Здесь нет сумеречных залов и стен, отделяющих Палаццо от остального мира. Напротив, дворец открыт солнцу, ветру и городу. Он – жемчужина в ожерелье каналов, акведуков и кружевных мостов на арочных опорах.

Здесь море воевало с сушей, то наступая и затапливая странные улицы, то откатываясь, оставляя запертую шлюзами воду. Каналы не пересыхали даже в самую жару.

И не замерзали зимой.

– Наши зимы в принципе мягче. – Ллойд сам вел длинную узкую лодку по руслу канала. От зеленой воды пахло тиной, но чем дальше, тем чище она становилась. – И климат приятней. Говорят, это сказывается на характере.