Под грязью пустота - Александр Золотько

Все напряжение, вся злость разом выплеснулись из Краба в этом крике. Его кинули. Кинули. Остатками рассудка Краб понимал, что нет у него ни малейшего шанса добраться до Хозяина, что кто-нибудь из телохранителей успеет выстрелить, и только это останавливало его.

Нолик выполз из кабинета.

– Заткнись! Прекрати истерику! – Хозяин встал и вышел из-за стола. – Я не знаю, что случилось с Клином.

– Сука, – прошептал Краб.

– Я действительно не знаю что там произошло, – сказал Хозяин, – Успокойся. Нужно разобраться.

Наблюдатель

Сто шагов бегом. Сто шагов пешком. Опять сто шагов бегом. Или почти бегом. С болью в боку особо не побегаешь.

Шагом. Даже в таком темпе и даже по пересеченной местности можно уйти за день километров на сорок. При достаточной подготовке и при желании. Километров через пять делать небольшой привал, минут на пятнадцать.

И снова – сто шагов бегом, сто шагов пешком. А через двадцать километров – еще привальчик, на пол часа. К вечеру можно было бы выйти к трассе. Можно было…

Бегом. Густой лес. Приходится больше времени тратить не на передвижение, а на поиск прохода. Тайга какая-то. С другой стороны, удается так запутать следы, что и сам бы наверное дорогу не нашел. О чем это я? О привале в пятнадцать минут. Остановиться и уже никогда не продолжить бег. Мороз, знаете ли.

Мороз и солнце. Как у Пушкина. Резануло в боку. В правом, да так, что сбился с шага и чуть не упал. Не останавливаться. Еще пятьдесят шагов. Сорок пять. Сорок.

Уже не понять какой бок нужно держать рукой, тот, который с раной, или тот, который с печенью. Тридцать.

С горки бежать значительно легче. Если бы еще не скользили по опавшим листьям ноги. Двадцать…

Черт, нога у Гаврилина подвернулась, и он упал. На руки, развернуло, попытался зацепиться за дерево, ободрал пальцы о заледеневшую кору, удар…

Крик сдержать не удалось. Раненным боком о дерево. Как больно. На мгновение потемнело в глазах. Перехватило дыхание. Встать.

Нужно встать. Гаврилин повторил это дурацкое слово несколько раз. Встать! Встать. Встать?

Что это значит? Встать. Это значит, что нужно продраться сквозь дебри яростной боли и подняться на ноги. Встать.

Гаврилин прижался к дереву щекой и понял, что не ощущает уже холода. Встать. Больно-то как! Левой рукой лучше не шевелить.

Правая рука вцепилась в ветку. Подтянуть ноги. Хорошо. Правую. Левую. Теперь разогнуть их, аккуратно, не торопясь. В глазах потемнело. Встать. Это только боль. Всего лишь боль.

Осмотреть рану. Гаврилин попытался расстегнуть «молнию» и не смог нащупать бегунок – пальцы на руке не гнулись и почти потеряли чувствительность.

Мороз и солнце. Гаврилин привалился спиной к дереву. Задрал спортивную куртку. От мокрой от пота футболки пошел пар. Что тут у нас? Сквозь повязку на ране проступала свежая кровь. Замечательно. Каждый вдох или выдох отдается болью.

А еще бывает, когда сломанное ребро протыкает легкое, подумал Гаврилин. Сколько, интересно, прошло времени с тех пор, как он побежал. Никак не меньше часа. Его наверное уже ищут. Наверняка. Краб его уже ищет. А он тут стоит возле дерева и чувствует, как застывает на теле пот. Сколько там на градуснике? Градусов пятнадцать. Минус. К вечеру Хозяин обещал двадцать пять.

Гаврилин оттолкнулся от дерева. Если он сейчас на пойдет, то не сможет этого сделать вообще.

Сто шагов… Гаврилин попытался бежать. Честно попытался, и успел вцепиться в удачно подвернувшееся деревце. Вот и все? Все? Бежать у него не получится. Все?

Гаврилин оглянулся по сторонам. Он стоял на дне неглубокого оврага, заросшего деревьями и кустами. Чуть в стороне края оврага соединял ствол упавшего дерева.

Если бы он заметил этот ствол раньше – перебрался бы через овраг по нему. И тогда не упал бы. Если бы.

Если бы не был дураком, то преодолел бы брезгливость и снял бы с мертвого Клина теплую куртку и шапку. И захватил бы с кровати одеяло. И поискал бы в карманах убитого спички или зажигалку. Если бы…

Гаврилин осторожно отпустил деревце и шагнул. Получилось. Еще шаг. Еще. Правда, таким темпом он не доберется до трассы до темна. А это значит, что не доберется до нее никогда.

Подниматься осторожно, не дай Бог еще раз упасть. Аккуратно. Шаг за шагом. Сантиметр за сантиметром. Осторожно.

Выбравшись из оврага Гаврилин остановился, чтобы перевести дыхание. Воздух сегодня отпускается только по половине глотка за раз. Нарушитель наказывается болью.

Тело быстро остывало. На бегу еще кое-как удавалось сохранять тепло. Теперь… Теперь ему даже не придется дожидаться темноты, чтобы загнуться. Достаточно будет просто постоять вот так минут десять.

Как тихо, подумал Гаврилин. Все застыло. Ни звука. Листья и остатки травы хрустят под ногами будто обгоревшая бумага. Даже ветра нет. Лежит, наверное, где-нибудь комком замерзшего воздуха.

Идти. Теперь для него передвигать ноги и жить – одно и то же. Одно и то же. Шаг. Еще шаг. Правой. Левой. Правой. Левой.

Через сколько его догонят? Через час? Полтора? И будут ли его догонять? Достаточно просто не выпустить его к трассе. Заставить померзнуть до ночи. А потом поиски можно будет прекратить.

Но Крабу он нужен живой. У Краба есть к нему множество вопросов.

Ветка процарапала болезненную борозду по лицу. Велика Россия, а отступать некуда. Если он хочет выжить, то должен выходить к дороге.

Пустота

– Он должен выходить к дороге.

– Что?

Краб загасил окурок в пепельнице и посмотрел в глаза Хозяина:

– Этот чертов Гаврилин будет выходить к дороге.

– К трассе?

– К дороге, к этой чертовой дороге от трассы к твоему дворцу! – Краб вытащил из пачки новую сигарету, зажег.

Ему удалось успокоиться. Он не бросился на Хозяина после того, как узнал, что Гаврилин сбежал. Чуть не бросился. Удержал не разум, а самое банальное чувство самосохранения. И насмешливый взгляд Хозяина.

Потом, рассматривая залитую кровью комнату и скрюченное мертвое тело Клина, Краб успокоился. Почему он решил, что это Хозяин помог сбежать этому придурку?

Нечистая совесть? Он сам планировал свалить Хозяина, используя Гаврилина и теперь просто приписал свои желания Хозяину. Чуть не подставился.

В наказание Краб заставил себя спокойно осмотреть место убийства, пройтись по коридору к выходу и обратно, убедиться, что через двор Гаврилин уйти не мог и спуститься в подвал.

Перед открытой дверью в подземный ход Краб закурил и курил не переставая все время, пока не вернулся в кабинет Хозяина. Нервы, мать их.

Нервы. Это у него нервы, а на лицах Нолика и остальных читался почти мистический страх. Они и раньше и видели кровь и убивали, но на этот раз жертвой стал один из них. Тот, кого Краб поставил в охрану. А мог ведь поставить любого из них.

Когда Краб услышал за спиной тихий шепот «лабух», то резко обернулся:

– Что?

Шептавший запнулся и испуганно уставился на Краба.

– Я тебя спросил, что ты только что говорил?

– Ни-ничего…

– Лабуха вспомнили? – Краб обвел взглядом всех толкущихся в коридоре, – Убьет, думаете? Убьет. Всех. Каждого, кто будет как этот урод торговать ебалом вместо того, чтобы думать. Клин ведь своим пером по горлу получил. Своим?

– Своим, – подтвердил кто-то сбоку.

– Я каждого из вас предупреждал по сто раз. Каждого. Хочешь жить – думай не о бабах, а о задании.

Краб ногой перевернул Клина на спину. Застывшая кровь с влажным треском тонкими паутинками потянулась за лицом. Солнечный луч слабо отразился на открытых глазах мертвого.

– А вот эта падаль забыла обо всем. Сам виноват. Сам. А если… – Краб поставил ногу на лицо убитого – … кто-нибудь еще раз при мне вспомнит о лабухе – я ему сам такую вот улыбку пером нарисую.

И никто не посмел отвести взгляд. Никто.

Краб уже знал, что Клоун по приказу Хозяина проверял и усиливал охрану, поэтому, когда тот появился на пороге комнаты, сразу заговорил о деле:

– Давай всех наших на машины – по два человека, со стволами. Одну машину к трассе, к выезду с нашей дороги. Остальным – патрулировать дорогу. Если заметят его – не стрелять. Он нужен живым. Связь по радио. Вопросы?

– Мы все не перекроем – тридцать километров. У нас десять машин.

– Возьми мою и Хозяина. Грузовик с хоздвора.

– Все равно почти по три километра на машину. И у нас почти никого не останется в усадьбе.

– Вызови людей из города. Он двинул отсюда чуть больше часа назад. При самом хорошем для себя раскладе ушел километров на семь. От пятнадцатого километра в нашу сторону машины и расставляй. Часа через полтора из города смогут подъехать еще машины. Они перекроют трассу. Кирилл!

– Да?

– Бери кого-нибудь из своих, человека три и бегом по следу. Шумите, кричите. Если выйдет – гоните его к трассе. Потеряешь след – пара пусть идет вдоль одной стороны дороги, пара вдоль другой.

– Понял.