Очаровательные глазки. Обрученная со смертью - Виктория Руссо

Вдруг кто-то воскликнул: «Посторонись!», она быстро обернулась и увидела траурную процессию, начинавшую свой скорбный путь от похоронного бюро. Издалека было заметно, что похороны были весьма скромные: кляча без попоны, а за дрогами без балдахина шли немногочисленные провожающие. Когда шествие сравнялось с табачной лавкой, Акулина ужаснулась, увидев в гробу немолодую женщину в подвенечном платье. По коже пошел мороз и перед глазами напуганной зрительницы появилась другая картина: старая темная гробница с истлевшей невестой. Вдруг дуновение ветра донесло до нее чей-то шепот, женский голос отдавал приказ искать склеп и принести жертву, чтобы прогнать проклятие.

— Кто-то должен лечь в гроб! — выкрикнула Акулина вслед процессии, чем обратила на себя внимание. Испугавшись собственной бурной реакции, девица поспешно проследовала к переулку, в котором находилась квартира Василия. Она торопливо поднялась на второй этаж. Дверь была заперта, а на громкий стук вышла соседка из квартиры напротив — супруга портного Семена.

— Не живет тут больше Василий! — грубо произнесла она, даже не поздоровавшись.

— А куда он переехал?

— Мне откуда знать? Мне он не докладывается! — недовольно пожала плечами женщина и гаркнула напоследок: — Нечо тут шастать! Распутничай в других местах, а у меня дети малые растут!

Акулина спускалась по лестнице, потерянная и уставшая. Она не имела никакого представления, как и где жить дальше и зачем-то вспомнила про самоубийцу Катерину — отчаявшуюся жену Андрея Кирилловича. Она снова бродила по улицам до позднего вечера, пока не выбилась из сил и не оказалась на свалке за городскими бойнями. Это было смердящее зловонное место для отходов, которое в народе прозвали «горячим полем».

— Эй, ты, мамзелька! — прохрипел кто-то. Акулина вздрогнула и увидела, как от разлагающейся дымящей кучи отделилась тень, и через мгновение перед ней вырос здоровяк, которого в Петербурге знали, как Хлебное рыло — он был очень некрасив и из всех блюд признавал лишь выпечку. Оценив небогатый, но добротный наряд девицы, он потребовал отдать ему пальто, за которое можно было выручить немного денег на еду.

— Но на улице холодно! — взмолилась Акулина, чем не разжалобила бандита.

— Сымай, кому говорят! — гаркнул он и после того, как заполучил кусок драпа, исчез так же внезапно, как и появился.

Вдалеке слышались голоса, мерзнущая девица побрела на звук, дрожа от холода на пронизывающем осеннем ветру и закашливаясь от задымления. Посреди мусорного поля стояла ночлежка — наспех сделанное невысокие здание, где бродяги и нищие получали спальное место на нарах с подстилкой и сенной подушкой. Для женщин было отдельное помещение, но чтобы туда попасть необходимо было внести оплату — пять копеек, коих у Акулины не было. У входа ей преградила дорогу смотрительница со словами: «Сначала плата!», слезы замерзшей молодой женщины не трогали суровую бабу с пушком над верхней губой и сросшимися бровями. Зарыдав, Акулина выдохнула:

— Я не знаю, где взять деньги. Что же мне делать?

— Заплачу за тебя! — откликнулась стоящая неподалеку женщина. Лицо незнакомки озарилось улыбкой, и она торопливо достала пятак из кармана старенького мужского пальто. Постоянную жительницу ночлежки прозвали Танька-Тыква, она была невысокого роста и кругла, как мячик, а кожа из-за проблем со здоровьем была с желтоватым оттенком. Акулина начала благодарить щедрую благодетельницу, но она попросила не торопиться, добавив:

— Я сегодня за тебя заплачу пять копеек, но завтра ты мне должна будешь вернуть десять. И где ты их возьмешь — мне все равно.

Акулина отчаянно закивала, чувствуя, что тело ее слишком окоченело, чтобы спорить. «Завтра что-нибудь придумаю!» — вертелось в ее голове.

Деревянные нары с тоненькой подстилкой и хлипкой подушкой удобными назвать было сложно. Спальные места находились очень близко, образовывая длинные ряды, между которыми были узкие проходы. Желающих погреться за пятак было много. Слева от Акулины устроилась Танька-Тыква, а справа Графиня — куртизанка, которая в прошлом, как она утверждала, была благородной дамой.

— Если хочешь, подскажу, как заработать, — шептала представительница высших слоев общества, дождавшись, пока толстуха заснет. — Ты — хорошенькая и свеженькая. Худовата, конечно, но ничего.

Графиня поспешила поведать, как прекрасен мир проституции, и как выгодно быть учтивой и старательной с мужчинами, потому как они решают финансовые вопросы женщин.

— Когда-то я была любовницей старого князя. Он уже был несостоятелен в постели, но денег у него было море. Я была молоденькой и намного красивее тебя, — подчеркнула Графиня. — Мой отец тогда разорился, и мать сбилась с ног, выискивая мне выгодную партию. И тогда этот чудесный старичок пообещал жениться на мне, но у него была прихоть: до свадьбы я должна была приезжать в его огромный дом в самом центре Петербурга, похожий на дворец и изображать греческую богиню.

— Что значит изображать греческую богиню?

— Я раздевалась, и меня покрывали белой краской, и я стояла в углу его спальни, с набедренной повязкой. За каждые полчаса я получала хорошую сумму. Через месяц мои родители смогли расплатиться с долгами. И, казалось бы, все чудесно, мы оба ждали свадьбу, но мой король умер! Подавился виноградом! Такая глупая, нелепая смерть!

Акулина устала, но никак не могла уснуть, потому что не могла отогреться. Словно откликнувшись на ее замерзшие мысли чей-то грубый голос пробухтел:

— Кипяток кому?

— Здесь есть горячая вода? — оживилась Акулина.

— Она платная. Пять копеек, — произнесла Графиня. — Такое время — за все надо платить!

— Похоже, я не могу себе этого позволить, — выдохнула девушка, стараясь не расплакаться.

Графиня заметила ее тоску и обнадежила, что к подобной жизни привыкают быстро. Уже через сутки мечты о возвышенной любви и сверкающем богатстве обратятся прах, потому что появятся более приземленные фантазии. Например, о куске хорошо прожаренного мяса и бокале шампанского, свежей выпечке и теплом, пусть и побитым молью, пальто. Нужда Акулину не пугала, она опасалась злобного зверя — одиночества.

Спящая по соседству Танька-Тыква храпела так, что у новой жительницы ночлежки закладывало уши, она пыталась закрыться ладонями, подушкой, но мощная звуковая волна преодолевала все преграды. Графиня, видимо привыкшая к громким звукам, тоже засопела. «Выбраться и сбежать? Но куда? — размышляла Акулина. — Где я достану деньги?». Тут она вспомнила слова Василия, что когда-то была воровкой. Эти навыки вполне могли пригодиться в ее убогом нищем бытии, однако как украсть что-то у кого-то девица не могла представить. Невозможным ей казался и вариант, предложенный Графиней, — продажа собственного тела. После случая с Андреем Кирилловичем мужчины ей опротивели. «Как я докатилась до этого? Есть ли путь наверх? — размышляла Акулина. — Видимо, Графиня права — платить надо за все, в том числе и за прегрешения. Быть в этом месте — достойное наказание за содеянное». Наконец ее сморил сон и, опустошенная трудными думами, девица провалилась в темную дыру, решив придумать план действий с утра, надеясь при этом на помощь своих новых знакомых.