ОПЕРАЦИЯ "ЯМАНАК" - Рэнкин Джилмен

– Я думаю, здесь был бы необходим психометрический контроль.

– Ладно, это не пройдет. Кто-то должен был бы предъявить веские основания, что он представляет угрозу безопасности. А кто может взять на себя ответственность в таком деле?

– Я могу попытаться.

– И будешь исключена из отделения с ярлыком «ненадежная» прежде, чем сможешь добраться до ближайшей базы. Тем не менее, это не такая уж плохая идея. Тогда ты могла бы заключить взаимовыгодный контракт со мной и сосредоточить свои усилия на других своих способностях.

Ответа не последовало. Она поднялась, с мелодичным позвякиванием достала из ведерка для угля бревнышко и бросила его в огонь. Протянув руки к каминной решетке, она уставилась на пламя. Ее лицо, залитое изменчивым светом, было необычайно напряжено. Ошибалась она или нет, но для нее это было очень важно.

– Я не претендую на то, чтобы понять это, но, если это сделает тебя счастливее, я попробую что-нибудь предпринять,- проговорил Стаффорд.- Я буду следить за ним, не щадя сил. Очень правильно, что стабильность параметров тщательно проверяется на контуре. Любое изменение может быть опасным. Если вдруг он болен, то это может отразиться на его способности принимать верные решения. В отчетах содержатся копии данных, снятых с каждого экрана монитора. Они хранятся в течение двенадцати месяцев. Я знаю одного человека в этом отделении и постараюсь проверить данные за последнюю неделю. Конечно, этого не будет достаточно, чтобы получить в руки какие-либо доказательства, но зато поможет выбрать направление поисков. Доказать, что ты ошибаешься, например.

– Я не ошибаюсь.

– Кто бы мог представить такого упрямого осла, притаившегося внутри такого бархатистого панциря.

Не реагируя на лесть, Раквелл неожиданно сменила тему.

– Ты знаешь Марка Шеврона?

– Он покинул нас месяц или два назад, после реабилитационного периода. Он чуть не погиб. Одна слишком темпераментная особа чуть не превратила его в горстку пепла. Вагенер дал ему условное разрешение на работу, продемонстрировав здесь свой здравый смысл. Шеврон отличный мужик. Фантастические рекомендации. Но если он нарушит правила, Вагенер вышвырнет его из службы.

– Вот почему он переменил свое решение.

– Как ты узнала об этом?

– Дубликат карты района в офисе Вагенера. Я только сегодня обратила на это внимание. Не знаю почему, но его карта отличается от рабочей, а я как раз пялилась на нее. И когда вышла, она все еще была у меня перед глазами. Там было это…

Стаффорд терпеливо проговорил:

– Там было что, Бога ради?

– Флажок с именем Шеврона. Он был полосатым. Вагенер прикрепил черный на красный. Он перевел Шеврона на положение вне закона. Может быть, он уже отдал распоряжение убить его. Это ли не перемена взглядов, не правда ли? Как ты увяжешь это со своей точкой зрения, что Вагенер не изменился?

Вместе с Шопенгауэром Стаффорд был вынужден признать, что женский ум не способен к логике. Он почувствовал себя свободнее, хотя и был взволнован узлом пшенично-желтых волос и плавными изгибами всей композиции.

– Изменения твоих взглядов не означают, что ты изменила свой характер. Мы не знаем, какие у него для этого основания. Вся ответственность лежит на нем, и никто, будучи в здравом уме, не взвалит на себя и часть этого. Но дело должно быть сделано. Кто-то должен руководить всем этим и принимать жесткие решения. Все это мне тоже не нравится, но это еще ничего не› доказывает.

– Если бы ты был Шевроном, вряд ли согласился бы с этим.

– Если бы я был Шевроном, я бы не стоял здесь, толкуя со слабоумной сексоткой.

– Хорошо же, ты можешь пойти и связаться с ним, если хочешь.

Воспользовавшись подходящим случаю обезоруживающим техническим приемом, Стаффорд развернул ее от камина и прижал к себе. Она была теплой от огня и к тому же окончательно расстроенной положением дел. Ее руки непроизвольно обвились вокруг его шеи, и тревожные мысли моментально улетучились прочь. Знакомый трепет растекся по каждой клеточке ее тела.

– Вот так-то лучше,- прошептал Стаффорд.- А то я уже начал думать, что ты сама нуждаешься в некоторых личных изменениях.

– Я все же хочу, чтобы мы что-нибудь сделали для Шеврона. Надеюсь, с ним все будет в порядке.

***

Шеврон, отделенный от своего неожиданного защитника несколькими тысячами километров, предавался размышлениям. Выл ли какой-нибудь смысл продолжать двигаться дальше? К вечеру жара немного спала, и это пробудило его от забытья. Он лежал под прикрытием узкого щита против ветра на боку, обняв правой рукой девушку.

Черная громадина Закайо подпирала ее с другой стороны. Лавиной нахлынули воспоминания. Был вечер второго дня. Время сворачивать лагерь и двигаться вперед. Как будто бы в этом был какой-то смысл, как будто бы кто-то из них мог совершить еще один такой переход.

Ему следовало бы пинками выгнать их из спальных мешков, но не было никакого смысла делать это. Пусть еще какое-то время побудут в забвении. Было достаточно трудно заснуть в такой отупляющей жаре. Без щита они давным-давно уже бы были мертвецами.

Шеврон попытался успокоиться, представив себе реку льда, снежные сугробы, лед в аккуратных блоках, которыми бы он мог огородить себя от ужасающей жары. Нет, это не годится. Это просто лихорадка и горячечный бред, вызванные нестерпимо жарким солнцем. Его язык уперся в небо и, распухший, казался слишком большим для своего вместилища. Шеврон не мог припомнить, чтобы когда-либо чувствовал себя таким изможденным; каждой клеточкой своего тела он ощущал тупую, цепенящую боль и ломоту в костях.

Он медленно передвинул руку, приподнялся на четвереньки и осторожно встал. Немнущаяся и неразрушимая материя его одежды прекрасно выдержала подобную передрягу. Если бы не изможденное небритое лицо и поникшие плечи, не было бы видимых свидетельств результата сорокавосьмичасового перехода. Их высохшие косточки обнаружили бы хорошо одетыми.

Начавшийся закат был захватывающе скор. Как только на горизонте тускло засверкала первая звезда, Шеврон разбудил Анну. Ему было невыносимо жаль так поступать, но не было абсолютно ничего, что бы он мог предложить ей, кроме бед и огорчений.

Ее слишком мучила жажда, чтобы она могла произнести хоть слово, поэтому она молча уставилась на него с немым вопросом в глазах.

Шеврон предоставил ей самой разбираться в этом и начал будить Закайо, заранее позаботясь о том, чтобы держаться от него на почтительном расстоянии. Не открывая глаз, африканец выхватил из рукава нож. С течением времени стало все труднее и труднее убеждать его в том, что движение – единственная возможность спастись. Застывшая гримаса улыбки, безумные глаза, выискивающие того, кто посмел нарушить его покой, были вовсе лишены юмора.