Селафиила - Торик Александр

— Видно, есть, — согласилась, кивая, схимница, — мне ведь тоже покойный отец Димитрий такие же слова от отца Гавриила передавал… Так куда мне послезавтра с моим чемоданчиком-то подойти?

— Матушка! Я за тобой сам к твоему дому подъеду, часам к восьми утра! — обрадовано произнёс отец Евгений.

— Ну, как благословишь, отец настоятель! — склонив голову, подставила сухие ладошки под благословение схимница.

В её жизни начался новый этап.

ГЛАВА 33

Мать Селафиила закончила читать Полунощницу и снова присела на свой диванчик. По установившейся у неё традиции, остальную часть службы она вычитывала по чёткам, молитвой Иисусовой.

Благословил её на такой порядок исполнения «суточного круга» её святогорский «геронда», монах Христофор.

Приехав в знаменитую древнюю обитель, только что открывшуюся в процессе объявленной властями «перестройки», мать Селафиила сразу же облюбовала себе маленькую угловую башенку, в которой перед этим в двух крохотных, сыроватых комнатёнках жил старый дворник Иван Иваныч, скончавшийся за месяц до возвращения обители в лоно Русской Православной Церкви. После его смерти первыми, кто вошёл в оставленное им убогое жилище, были только что приехавшие и осматривающие территорию монастыря отец Евгений и мать Селафиила.

Зайдя в каморку Ивана Ивановича, мать Селафиила остановилась посреди комнатки, словно прислушиваясь к чему-то, постояла пару минут с закрытыми глазами и склонённой головой, затем, перекрестившись, сказала:

— Царствия Божия монаху Иоанну! Отец наместник, благослови мне эту келейку для житья у тебя здесь!

— Матушка! — удивился отец Евгений. — Да для тебя в игуменском корпусе целая квартира есть, со своим отдельным входом, с ванной, из трёх комнат! А здесь чулан хорошо устроить, лопаты хранить, шланги…

— Отче! — схимница подняла на него подслеповатые глаза. — Мне здесь будет лучше, намолёно тут!

— Как благословишь, матушка, тебе виднее, живи здесь!

Через полчаса чемоданчик матери Селафиилы уже был разобран, сундук, на котором спал Иван Иваныч, был застелен старым тулупчиком, найденным в прихожке. Иконы старицы заняли своё место на полке, и лампадка уже освещала лежащие рядом с иконами «постригальный» деревянный крест и огарок изогнутой «постригальной» свечи, найденные старицей в глубине шкафчика среди книг умершего дворника.

Отец Евгений, будучи человеком молитвенным, первым делом наладил в новооткрывшемся монастыре регулярные богослужения вместе с прибывшими с ним из Лавры обустраивать с нуля монашескую жизнь в разорённой древней обители иеромонахом Феодосием и иеродиаконом Филиппом. Братия сразу начала выслуживать в наиболее сохранившемся здании монастырской церкви полный суточный богослужебный круг, ежедневно совершая Божественную Литургию. Мать Селафиила этот почин одобряла, сама присутствовала на каждой службе, тихонько молясь в уголке.

— Ты, батюшка, правильно делаешь, — говаривала она отцу наместнику, — будет молитва — будет благодать Божья, будет благодать Божья — будут насельники, будут насельники — будет больше молитвы и больше благодати, а тогда Господь помощников и благодетелей даст, обитель и восстановится!

Сказал Господь: «Наипаче ищите Царствия Божия, и это всё приложится вам», — а начнёшь наипаче стены да купола возводить, Царствие Божие может мимо пройти!

А в обители Царство Божие — есть владеющая всеми братиями друг ко другу взаимная любовь в благодати Духа Святаго! Нет любви между братией — нет монастыря, а только общежитие!

И ты, отец наместник, должен первый, как отец в семье, всем братиям эту любовь являть, именно по-отечески — когда в строгости, когда в снисхождении, а когда и в утешении! От тебя дух обители зависит, с тебя и спрос, тебе и награда от Господа!

— Ты, матушка, молись посильнее, чтоб Господь меня в игуменском служении укреплял и разума духовного давал! — просил всегда отец Евгений в ответ на наставления старицы.

— Я молюсь, как могу, отченька дорогой, я молюсь! — вздыхала схимница.

Молилась она в то время как никогда напряжённо: и в храме за богослужениями, и в келье денно-нощно, и на каждом шагу с каждым вздохом. Мать Селафиила чувствовала себя ответственной перед Богом, Который привёл её в эту обитель, Который дал ей этих «мальчиков», как называла она отцов-монахов и приходящих в обитель на послушание трудников. Их всех она старалась покрыть своею молитвой, своею любовью, поделиться с ними своим многолетним монашеским опытом, предостеречь от опасностей подстерегающих их на «узком и тернистом» иноческом пути. Можно сказать, что она горела молитвой, и это горение ощутимо обогревало и освещало жизнь «её мальчиков».

Чувствуя свою недостаточность в вопросах жизни мужского монастыря, мать Селафиила дерзнула тогда в первый раз сознательно выйти за «перегородку», как назвал это приснопамятный батюшка Доримедонт.

Как-то ночью, молясь Пресвятой Богородице, она, вдруг почувствовав сердцем, что — вот, сейчас можно, проси! — она, опустившись на колени пред любимой Иверской иконой Владычицы, со смирением и трепетом обратилась к Преблагословенной:

— Мати Божия Пречистая! Если есть на то воля Сына Твоего и Твоя, разреши мне недостойной посещать Святую Гору Твою, поучиться житию праведному у подвижников Святого Удела Твоего, принести от них толику духовной премудрости «мальчикам моим», коих Сын Твой, Владычице, мне недостойной доверил для помощи им!

Не меня ради, окаянной, но ради приходящих во обитель нашу и ищущих жизни богоугодной, молитвами угодника твоего Михея, Владычице, разреши мне питаться крохами со стола святогорского!

Не успела старая схимница закончить свою молитву, как почувствовала знакомый толчок в плечо.

— Ну, чего застряла? — раздался над ухом ворчливый голосок отца Михея. — Пошли, что ли, пошли быстренько!

Она открыла глаза и увидела себя стоящей на высокой горе из обветренного белого мрамора, в нескольких десятках шагов от вершины, которую венчал всё сильнее выделяющийся на фоне рассветного неба большой восьмиконечный Крест с копием и тростью. За большим камнем, вокруг которого оборачивалась возводящая на вершину тропа, виднелся уголок маленькой крыши какого-то небольшого каменного строения, судя по кресту на коньке, — храма.

Рядом с ней, улыбаясь и подёргивая её за рукав рясы, стоял на тропе маленький одноглазый монах-старичок, что прогонял её в прошлый раз из афонского храма. В этот раз он светился какой-то детской радостью и нетерпеливо повторял:

— Пошли, пошли, сейчас Сама Всесвятая придет!

Они вместе поднялись на маленькую площадку рядом с каким-то великим в своей простоте и убогости храмиком, подошли к его грубо сколоченной двери с прибитым к ней сучком вместо ручки.

Дверь открылась, и из храма к ним вышла Она — Та, Которую трепещут Херувимы.

Схимница и отец Михей пали перед Игуменьей горы Афонской на колени.

— Встаньте, мир вам, здравствуй, мать Селафиила, здравствуй, Михей! — в голосе Говорящей слышались теплота и умиротворение.

— Я привёл, её, Владычице, по благословению Твоему! — поклонился земно отец Михей, указав рукой на схимницу.

— Благодарю тебя, поспеши в свою обитель! — улыбнулась Приснодева. — А то опять отец Кузьма заругает!

— Благослови меня, Мати Божия! — вновь повергся старичок на колени.

— Благословение Сына Моего и Моё да пребудет с тобою!

На маленькой площадке перед входом в храм Преображения Господня, защищенной от сильных ветров с северной и с западной сторон невысокой стеной, около самой двери храма, в рассеивающемся предрассветном сумраке виднелись две женские фигуры.

Одна из них, высокая, статная с величественно-смиренной осанкой была покрыта с головы до ног мягким струящимся покрывалом вишнёво-коричневого оттенка.

Другая, маленькая, согбенная, опирающаяся на гладко обструганную палочку, была укутана расшитой белыми нитками схимой с высоким капюшоном кукулия.

— Матушка, Пречистая! — обратилась к Богоматери старая схимница. — Ты опять услышала меня, Ты опять не презрела просьбы моей! Я не знаю, как мне благодарить Тебя!

— Вспомни маленькую девочку Машеньку, у которой не ходили больные ножки, — с лаской в голосе ответила ей Пресвятая Дева, — с какой верой она тогда просила меня: «Матушка Боженькина! Помоги мне! Сделай меня монашечкой, я хочу стать, как тётушка крёстная. Я хочу жить в твоём красивом монастыре! Я хочу всегда видеть Тебя и быть с Тобой!».

— Помню, Матушка, — прослезилась старая монахиня.

— Видишь, Я исполнила все твои просьбы — ты монахиня, ты живёшь в Моём монастыре, и ты видишь Меня! — продолжала с любовью Пречистая. — Я всегда помогаю по данной Мне Сыном Моим благодати и власти тем, кто с искренним сердцем желает быть с Ним и со Мной!

Я тебя не оставлю и впредь, как и во всей твоей жизни Я стремилась тебя защитить и помочь! Уже скоро ты сможешь совсем отойти от земных трудов и забот, но тебе ещё нужно послужить в мире Сыну Моему, служа Его чадам, которых Он будет к тебе приводить. Поделись с ними тем, что сама получаешь от Него и Его Любви. Это твоё последнее земное послушание!