Третья тропа - Александр Власов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отпихнув растерявшихся мальчишек, он нагнулся, чтобы собрать и унести сигареты.
— Не тронь!
Богдан схватил его за плечо, рванул кверху, а Сергей Лагутин тянулся вниз — к сигаретам. Что-то затрещало. Курточка лопнула у воротника и разъехалась. Пружинисто выпрямляясь, Сергей Лагутин без размаха стремительно повел кулаком, и Богдан грохнулся на землю.
Боли он не почувствовал. Занятый одной мыслью — не отдать сигареты, он перевалился со спины на живот и прикрыл их собой. В голове гудело.
— Ну погоди, к-командир!
Вложив в удар всю долго копившуюся досаду, Сергей Лагутин сразу остыл и уже виновато смотрел на лежавшего Богдана.
— Куртку, вот, разорвал… — оправдываясь и не находя себе оправдания, пробормотал он. — И сигареты. Курить же запрещено!
— Да не себе мы! — заговорил Фимка.
— Сержанту! — выкрикнул Димка.
Сергей смутился еще больше.
— Сержанту? — переспросил он и, чтобы скрыть свое смущение, добавил: — Я проверю!
Богдан сел. Потрогал назревавший под глазом «фонарь». Заметив, что в правом кулаке все еще зажат погончик от куртки Сергея, швырнул под ноги Лагутину. Потом рассовал пачки сигарет по карманам, встал, пошатываясь. Потряс головой, будто выливая попавшую в уши воду, и побрел к просеке. Фимка с Димкой потащились за ним…
Кульбеда обрадовался мальчишкам. Командиры и юные дзержинцы часто заходили к нему в палатку, а другие ребята то ли стеснялись, то ли боялись. Это был первый визит.
Сразу же заметив «фонарь» на лице Богдана, Кульбеда заботливо осмотрел заплывший, но неповрежденный глаз.
— Где это тебя угораздило?
— Споткнулся! — Богдан скривил в улыбке рот. — Захотел пень головой выкорчевать… Но мы не за тем…
Он начал выкладывать на стол сигареты.
— О-го-го! — обрадовался Кульбеда, но тут же одумался: — Откуда?
— Да все оттуда! — хихикнул Фимка. — С того места, где мы вам задолжали.
Попалась под руку Кульбеде старая газета. Он свернул из нее большой кулек, покидал в него все пачки с сигаретами и решительно направился к выходу, бросив оторопевшим мальчишкам:
— За мной!
Так они и шли: впереди сержант Кульбеда с кульком, который он держал на отлете, точно боялся запачкаться о него, за сержантом — ничего не понимающие мальчишки.
Гришка Распутя проводил их взглядом и даже привстал со своего лежбища, устроенного на этот раз рядом с муравьиной кучей.
Кульбеда подошел к костру и бросил кулек с сигаретами в самую середину.
— Ворованного не принимаю!
Отчаянно вскрикнув, Димка одной ногой прыгнул на уголья, а другой подцепил задымившийся кулек и выпихнул его из огня.
— Какие ворованные? — укоризненно произнес Фимка. — За деньги, за самые настоящие.
— Не было у вас денег! — сказал Кульбеда.
— У Богдана были, — прогудел Гришка от муравьиной кучи.
Распуте Кульбеда поверил без колебаний. Неловко стало сержанту. Он мысленно поменялся местами с мальчишками и почувствовал ту глубокую обиду, которую нанес им. Как хлыстом обожгли короткие слова Богдана:
— Эх вы!
Он выдохнул их из самого нутра и пошел прочь. В два прыжка догнал его Кульбеда, остановил, силой повернул к себе лицом.
— Прости, Богдан. — Сержант крепко обхватил его, подвел обратно к костру, сказал Фимке с Димкой: — И вы меня простите, ребята!.. Всякий может ошибиться. Ошибся и я. А за подарок спасибо!
Кульбеда принялся собирать разлетевшиеся по траве сигареты. Ребята бросились помогать ему. Обиды как не бывало.
— Курите, сколько хотите! — растроганно сказал Фимка.
Кульбеда в обеих руках держал пачки сигарет и думал, стоит ли сейчас делать то, что он должен, обязан сделать? Поймут ли его мальчишки? Пойдет ли это им на пользу? Ребята видели, что сержант хочет сказать что-то, и ждали. «Поймут! — решил Кульбеда. — Не дураки, не тупицы бесчувственные!»
— Вы на меня обиду не держите! — вздохнул он. — Поступаю как умею. Стараюсь по справедливости. Магазин-то, насколько я помню, за флажками.
Богдан вроде бы даже обрадовался и к удивлению Фимки с Димкой закивал головой:
— Все понятно, товарищ сержант!
— Забыл я, — Кульбеда наморщил лоб, — что вы определили за нарушение границы?
— На кухню, — подсказал Богдан.
— Все трое ходили? — уточнил Кульбеда.
— Все! — усмехнулся Богдан. — Там я и споткнулся.
— Тогда, значит, так! — Кульбеда подтянулся, прищелкнул каблуками. — За подарок — еще раз спасибо! За понимание — спасибо вдвойне!.. Ну, а завтра с утра — уж, пожалуйста, на кухню.
— Есть! — весело ответил Богдан.
— Есть, — разноголосо проворчали Фимка с Димкой.
Узнав, что Богдан упал где-то и набил себе синяк и что трое из первого отделения получили от сержанта по наряду вне очереди за нарушение границы, Славка Мощагин зашел в палатку к Сергею Лагутину.
Забудкин валялся на кровати, а Сергей зашивал куртку. Он умел работать иглой. Шов получался почти незаметный. Славка постоял, посмотрел.
— Как же это ты? Зацепился за что-нибудь?
Сергей не ответил и даже голову не поднял, лишь иголка быстрей замелькала в его пальцах. Это молчание и удрученный вид Сергея заставили Славку сопоставить все происшествия последнего часа. Мелькнула тревожная догадка.
— Забудкин! — окликнул Иннокентия Славка. — Ты не спишь?.. Выйди на минутку, очень прошу.
— Ты ударил Богдана? — спросил Славка, когда ушел Забудкин.
— Я, — признался Сергей и, уколов иголкой палец, вскочил, возбужденный и виноватый. — Так ведь выведет же! Будь хоть каменный, выведет из себя!.. Нянькаемся с ними, а они издеваются!.. А с кем нянькаемся? С подонками!.. Сам зарежет в темной подворотне, а тут разнюнился — побили его бедного!
— Он не разнюнился, — возразил Славка. — И никому не сказал. Я сам догадался… Это же настоящее чэпэ! Теперь я должен написать в рапортичке!
— Должен — так и пиши! — взвился Сергей. — Подонок с гривой останется, а твой друг, как уголовник, бритым бегать будет!
— А ты бы, если б был командиром взвода, скрыл, или как?
— Да уж не так!..
Другой разговор происходил в палатке сержанта Кульбеды. Он увидел одиноко слонявшегося Забудкина и позвал к себе. Усадил за стол, на котором лежал разорванный конверт и длинное письмо на трех страницах. Спросил:
— Плечи-то не нажгло на землянике?.. А то смазать можно — есть у меня мазь.
— Нажгло, — пожаловался Забудкин.
Он не чувствовал боли, но хотелось ему, чтобы сержант повозился с ним, как с маленьким. И Кульбеда стал искать мазь, продолжая расспрашивать мальчишку:
— А ноги-то не сопрели?.. Тут главное носки в чистоте содержать. Стираешь носки-то?
— Дыры одни, — захныкал Забудкин. — Стирать нечего.
— Ну, я тебе свою пару дам. Мне они ни к чему — у меня портянки.
Кульбеда достал из чемодана новые носки и тюбик с мазью. Выдавив на ладонь каплю, он расстегнул рубашку у Забудкина, просунул руку за воротник и принялся втирать мазь в его сухонькие плечи и лопатки.
— Письмо вот получил, — как с другом, поделился Кульбеда новостью, не переставая разминать и разглаживать спину Забудкина. — Мне уж сколько стукнуло, а мамка, как с сосунком, в письме со мной разговаривает. И все-то ее страх за меня одолевает — не заболел чтоб, не простыл… Ноги, пишет, соблюдай в тепле и чистоте, а голову в холоде и здравии. Матери, скажу я тебе, они — загадка природы! Еда пропадет — вытерпят, воды не станет — перенесут, солнце не взойдет — выживут. А дети сгинут — зачахнут матери!.. Ты бы хоть весточку подал — мол, жив-здоров, того и вам желаю…
И первый раз не взъерепенился Забудкин, не закричал, что у него никого нет и не было. Дремотная, размягчающая теплота разлилась по всему телу и дошла до самого сердца.
А Кульбеда все говорил и говорил:
— У нас за деревней — вышка. Геологи, что ли, поставили. Высоченная!.. Как-то полез на нее Петруха — наш соседский парнишка. А мать и увидела. Хворостину в руки — и к вышке. Кричит сыну, чтоб слезал. А он возьми и попугай ее — будто ноги сорвались. И повис на одних руках, качается на перекладине. А когда спустился, у мамки одна половина головы, как была, темная, а другая — белая, как у старухи. Петруха тот сейчас тоже в армии. Дак, говорят, каждый день по письму матери шлет…
Вошел Славка Мощагин, сел на свою койку и бессознательно завертел пуговицу на куртке. Была у него такая привычка — вертеть пуговицу, когда что-нибудь не ладилось или волновало его.
Кульбеда застегнул рубашку на Забудкине, последний раз провел ладонью по его спине и подал носки.
— Смени сейчас же.
— Мне уйти? — вздохнул Забудкин, взглянув на Славку Мощагина.
— Сиди, сиди! — отозвался тот, хотя ему и нужно было поговорить с сержантом наедине, но не выпроваживать же Забудкина и из этой палатки.