Мат красному королю - Адам Холл

— Я не понимаю.

— Тебе и не надо понимать. Оставь это им.

— Они просто глупцы, — заявила она.

Софи, Вера Горриндж и Бишоп наблюдали за тремя людьми, которые входили в узкий дверной проем по другую сторону танцевальной площадки. Через минуту дверь закрылась. Гости в зале продолжали танцевать, пить, разговаривать.

До Бишопа донесся голос Софи — холодный, резкий и трезвый:

— Ты оказался прав, это полиция. — Она помолчала. — Но скажи, почему разговор с тобой всегда превращается в какую-то дуэль? — Она слегка повернулась к Вере Горриндж. — Вы тоже испытываете такие чувства, когда говорите с Хьюго?

— Все зависит от предмета разговора, дорогая, — ответила мисс Горриндж. — К тому же всегда кто-то делает выпад первым. На этот раз, мне кажется, приоритет принадлежит не Хьюго.

Софи повернулась к Бишопу.

— Значит мне? — спросила она.

— Ты заявила, что полиция глупа, раз пришла сюда искать того, кто убил Дэвида Брейна. Я не мог с этим согласиться.

Она взяла нарочито небрежный тон:

— И ты веришь, что они его найдут?

— Прежде чем предпринять такой рейд, — медленно проговорил Бишоп, — а это, конечно, рейд, несмотря на внешне безобидный вид, — в Скотленд-Ярде обдумывают все детали. Если они не найдут здесь, в «Беггарс-Руст», того, кто им нужен, это не значит, что никаких шансов найти его здесь не было.

Софи бросила взгляд на танцевальную площадку.

— Отчего же они тогда не посмотрели вначале тут, в зале? Когда полиция делает налет, людей обычно заставляют выстроиться в ряд и назвать свои адреса и фамилии.

— Значит, они были уверены, что разыскиваемый сегодня не танцует или…

Мисс Горриндж перебила его.

— Хьюго, — тихо проговорила она.

Он посмотрел на нее. Мисс Горриндж глядела в другой конец зала, в сторону оркестра.

— Мелоди сменила партнера, — невнятно пробормотала она.

Бишоп повернул голову и увидел, что крупный шотландец возвращается к столикам. Мелоди осталась на площадке. Она танцевала со Струве.

Ход семнадцатый

Голос Мелоди прозвучал резко на фоне оркестра:

— Я никого не видела.

— Но все равно они здесь. Продолжай танцевать. Если остановишься, я тебя продырявлю.

— Чего тебе бояться, если ты ничего не знаешь о Жофре?

— А я и не боюсь. Двигайся в этом направлении. К балкону.

Мануэло улыбался им, когда они скользили мимо. Улыбка его была напряженной. Он тоже заметил, как вошли те двое. Ему приходилось видеть полицейских, и он прекрасно отличал их от других гостей. Поллинджер ушел с ними, и вид у него был расстроенный. Лично за себя Мануэло не волновался; совесть его была чиста. Но полиция нагрянула с рейдом, и хотя пока все было спокойно, опасность не миновала. Мануэло знал, что в «Беггарс-Руст» есть местечки, куда полиции лучше бы не заглядывать.

Мануэло любил Поллинджера. Оба знали свое дело и не мешали друг другу им заниматься. Сейчас от Мануэло требовалось играть, и он играл, чтобы люди не испугались, если полиция вернется и остановит веселье. Уже в сотый раз, наверное, Мануэло брал сегодня в руки дирижерскую палочку; но теперь, похоже, пришло время менять место работы.

Он улыбнулся двум милым людям, которые танцевали поблизости. Он не слышал, о чем они говорили.

— Эверет, ты не сделаешь этого. Если они правда здесь, то их тут полно. Ты попал в переплет.

— Я уйду от них, и ты уйдешь со мной.

— Нет, милый. Прости, но я привыкла сама выбирать мужчин.

— На этот раз выбор за мной. Я либо беру тебя с собой, либо оставляю здесь… холодной и бездыханной. Здесь, на полу. И можешь мне поверить, я уже так влип, что мне все равно.

Он не смотрел на нее, но, улыбаясь, холодно и спокойно глядел на людей, которые танцевали рядом. Теперь застекленная дверь балкона находилась у него за спиной.

— Ну, все. Пошли, — сказал Струве.

— Не будь дураком. — Рука Мелоди сжимала его пальцы. — Они тут для того, чтобы взять тебя. Ты не сделаешь и десяти шагов.

— Это последнее слово, крошка. — Он глянул в ее холодные синие глаза. — Если мне придется оставить тебя, то только мертвой.

Рукав смокинга скрывал левую руку Струве. Интересно, подумала она, в каком состоянии его рука, достаточно ли болезненным окажется удар. Мелоди знала, что рука не сломана; она чувствовала ее силу, когда они танцевали…

— Эверет, у меня есть предложение. Выбирайся отсюда один и поезжай ко мне домой. Я приеду следом.

Улыбка словно приклеилась к его лицу.

— Я что, похож на сумасшедшего?

Она бросила взгляд через его плечо, и он увидел, как изменились ее глаза. Он дернул головой, чтобы повернуться, но услышал голос Бишопа:

— На этот раз, Струве, соблюдай правила хорошего тона, которые принято соблюдать в обществе.

Мелоди вздрогнула, почувствовав, как твердый ствол пистолета уперся в ее тело.

— Послушай, Бишоп, — сказал Струве, — мы уходим вместе с дамой. Если ты будешь возражать, я нажму на курок. — Тускло отсвечивающий голубизной металл пистолета сильнее вдавился в алый шелк платья, собрав его складками. — И разве я могу промахнуться?

Оркестр по-прежнему отбивал ритм. Мануэло смотрел в их сторону. Он видел металлический блеск оружия, бледность женского лица. Но все, что он мог сделать, это продолжать наяривать, пока не случится что-нибудь — плохое или хорошее. Они играли эту мелодию уже давно. Возможно, она закончится грохотом, но никто этого не знает, так же, как дама в красном.

Мануэло улыбался приветливой улыбкой, не спуская глаз с трех человек у балкона, и продолжал дирижировать оркестром. Ничего другого он сделать не мог.

До него слабо доносились их голоса с другой стороны эстрады:

— Дом окружен. Ты попадешь прямо в руки оцепления. Как в петлю.

— Плевать, — ответил Струве. — Я сделаю то, что сказал, приятель, так что советую не совершать ошибок.

Мурашки пробежали по спине Мелоди. Она хорошо знала Эверета. Она видела его лицо и понимала, что значит этот взгляд. Глаза его горели так ярко, словно он наглотался наркотиков; в руках чувствовалась сила, в голосе — самоуверенность.

Она услышала собственный голос:

— Хьюго.

— Да?

— Он не шутит.

— Хорошо, — сказал Бишоп.

Мелоди перевела дух, но ствол пистолета с прежней силой упирался ей в ребра.

— Вот и прекрасно, — проговорил Струве. Двинувшись полукругом, он не сводил с Бишопа глаз. — Пошли.

Мелоди шагнула к краю танцевальной площадки, ступила на ковер; пистолет Струве сместился к центру ее спины, почти к самому позвоночнику.

Бишоп встал сбоку от балконной двери, ожидая, когда они пройдут. Руки его были опущены, глаза пристально следили за Струве. Проходя мимо него, Струве тихо сказал:

— Поднимешь руки, или крикнешь, или сделаешь шаг за нами — я убью ее.

— Понял, — ровным голосом произнес Бишоп.

— Смышленый мальчик.

Они вышли на балкон. С него ступеньки вели в сад.

— По лестнице, — приказал Струве.

Мелоди двинулась вперед, Струве за ней. Бишоп стоял в дверях, глядя им вслед.

Музыка умолкла. Мануэло провел по лбу большим шелковым платком и белозубо улыбнулся людям на танцплощадке.

Бишоп глядел на балкон. Плечи Струве еще были видны, но идущая впереди вниз по лестнице Мелоди уже скрылась из вида.

За спиной Бишопа раздался голос Фрисни:

— Хьюго, что происходит?

Бишоп не обернулся.

— Струве ведет ее под дулом пистолета, — сказал он через плечо. — Он убьет ее, если кто-нибудь помешает ему беспрепятственно уйти. И я уверен, он сдержит обещание, поэтому до сих пор не предпринимал никаких действий. Но, конечно, это твоя забота.

— Ладно, — сказал Фрисни. — Я сделаю все как надо.

Бишоп кивнул и стал спускаться по лестнице. Фрисни посмотрел ему вслед и вернулся в зал. У самой двери стояли Поллинджер и сержант.

— Пожалуйста, позаботьтесь, чтобы все шло как обычно, — сказал Фрисни. — Но пока никому не разрешается выходить отсюда.

Поллинджер выдавил из себя улыбку.

— Прекрасно, — ответил он. — Прекрасно. Можете рассчитывать на меня.

Поллинджер направился к эстраде, чтобы предупредить Мануэло. Голова его лихорадочно работала. Полиция пока не добралась до тайных комнат. Еще оставалась возможность выкрутиться. Против него, Поллинджера, у них ничего нет. И если, занятые Струве, они не вернутся к тайным апартаментам, может удастся все скрыть.

Разговаривая с Мануэло, Поллинджер воспроизводил в уме помещения «Беггарс-Руст». Заведение стояло сейчас как на вулкане. Либо оно выдержит, либо рухнет. Закончив разговор с руководителем оркестра, Поллинджер повернулся лицом к залу и не увидел ни одного полицейского. Все они ушли к подъездной аллее. Если официанты и горничные успеют убрать все, пока они не вернулись, то он охотно проведет полицию по закулисным помещениям, расскажет, сколько денег уходит на содержание заведения, и как тут хорошо. Предложит выпить. И, может быть, все обойдется.