Записки кельды (СИ) - "Саламандра и Дракон"

РАЗМЫШЛИЗМЫ

Вова пошёл делить фронт работ между мужчинами, а я осталась с художниками:

— Ребятушки, с именами у меня плохо, напомните, пожалуйста…

— Лэриэль, — волосы у девушки были нежно-розовые, — Можно просто Лэри.

— Колегальв, Коле.

— Мудрёно, чё сказать.

— Это на синдарине, языке лесных эльфов, — розовея остренькими ушками пояснила девочка, — На самом деле просто: мы в основном имена выбирали, чтобы на наши первые было похоже. Лэриэль — потому что я Лариса. Лари — Лэри.

— А Коле — потому что Коля?

— Угадали.

Вот так попутно я выяснила, что:

Маша имеет эльфийское имя Маэтрил, коротко — Маэ,

Аня — Анариэль (в обиходе успешно редуцирующееся до Нари),

Лика — Тиликалад,

Лена — Ориэлин (Элин),

Таня — Истаннэ (Танэ),

а Марк — Амаркондир; был ещё мальчик, немножко выбивающийся из общей парадигмы — Глирдан, — этого парня помню, всё время на гитаре играет, — Дан, если коротко. А по паспорту — Данил. Глирдан — значит «бард». Поня-а-атно.

Коля оказался вполне сложившимся художником, предпочитающим карандашный рисунок, тушь или ручку. Родители прочили ему карьеру архитектора, и парень последние пять лет профессионально натаскивался у весьма неплохих преподавателей. Лэри, закончившая второй курс художественного училища, наоборот отдавала предпочтение акварели, пастели или акриловым краскам.

— Так, ребята. Техническое задание у меня для вас такое: нужны зарисовки, много: остров, портреты, люди в работе, как мы устраиваем лагерь, природа вокруг, наши животные — рисуете всё подряд! Все художественные материалы, какие у меня есть — в вашем распоряжении. В ближайшие дни подумайте и напишите — что ещё надо прикупить, мы поедем и оставим заказ. Каждый день минимум три часа тратите на это. Идеально — полдня. Если нужно — и весь день! Время выбираете разное: утро, день, вечер. Пусть даже ночь будет, по памяти, наверное — но быть должна. Это — наша новая история и наше лицо для всех заинтересованных. Поэтому — на вас огромная ответственность! Начать я прошу прямо сейчас. Через пять дней мне нужны рисунки, чтобы из них можно было несколько выбрать и опубликовать — в интернете, например.

Кажется, прониклись. Выдала материалы и пошла искать Вову.

Муж нашёлся под навесом с инструментами, терзаем тяжкой думой: как распределить шесть лопат на тринадцать человек?

— Ну и что ты мучаешься? Выдай лопаты, а остальные пусть сходят черемши наберут, пока она не изросла. Просто покажи — где. И детей пусть с собой возьмут, нечего им привыкать болтаться.

— Любимая, ты — ГЕНИЙ!

— Будешь надо мной издеваться — стукну. Давай скорее, у меня к тебе ещё дело есть.

Мы выбрали три места для трёх орешков мэллорна (всё время на оставляет меня настойчивая ассоциация с «Тремя орешками для Золушки», блин!); итак, места: недалеко от переправы (на стороне острова, конечно же), потом у будущего южного входа в наш будущий, так скажем, острог (со стороны «внутра») и самое главное — на холме, где воображение рисовало нам очертания нашего будущего за́мка. В итоге получилось даже символично: первый — в том месте, где мы впервые ступили на берег, второй — там, где был первый лагерь и третий — в будущем сердце нашего баронства. Вот так. Немножко пафоса, да — иногда это полезно.

— Милый, я хочу выписать то, что я сегодня наговорила и попросить Аню прямо выложить текстом. Как думаешь, что-то ещё нужно добавить, чтобы потом нам не говорили: ах, вы нас не предупреждали, да вы нас обманули?..

— Да хрен его знает, что добавить, любимая. Напиши, что место — шикарное, работы полно, мир новый, и люди, вроде, вменяемые подобрались… Ну не знаю, что добавить…

— Ты подумай: смысл собирать всех подряд, чтобы потом чистить? Набежит всякая шушара. Вон эти, за права человека которые… Хотя… этих должно остановить заявление о неизбираемом единовластном правителе. Ну или склочники какие-нибудь. Извращенцы. Лесбы и гомики.

— На счёт склочников — согласен. Таких просто удалять, пока всех не перессорили. Извращенцев типа маньяков и педофилов сразу укорачивать на голову. А по поводу сексуальной ориентации… Да мне, в принципе-то, всё равно…

— А мне — нет! Никаких нахер извращений!

— Ладно-ладно, чё завелась-то? Нет — так нет. Ещё я с женой из-за этого не ссорился!

— Вот и нечего выступать за свободу психических отклонений!

— Ну-у-у… У меня среди знакомых есть несколько женщин, которые были би или лесбы, а потом благополучно вышли замуж, детей родили.

— Не знаю, — я сердито надулась, — Вот прямо внутри у меня всё против.

— Любимая… Как по мне — чем люди у себя дома заняты — их личное дело. Есть среди них и талантливые люди, что же — всех гнать, под одну гребёнку?

— Сам подумай. Вон в старом мире: только дали им послабление — и сразу как прорвало. Сумасшествие какое-то. Как в сказке про лисичку со скалочкой: сперва «с краю под лавкой посижу», а в конце всех сожрала бы, если бы не собака.

— Я считаю так: никаких преимуществ, никаких привилегий…

— Я вообще против афиширования. Запретить любую пропаганду надо сразу.

— Пожалуй…

— И я категорически против разрешения на усыновление для таких пар.

— Вот с этим я совершенно согласен! Ребёнок должен жить в нормальной, полноценной семье.

— Всё равно по ходу дела придётся что-то корректировать. Правила общежития прописывать и всё такое. Ладно, это всё потом. Я надеюсь, что никакие психованные феминистки нам не будут досаждать.

— Для психованных феминисток есть прекрасное лечение: хотите равноправия — пожалуйста! Получаем ломы и кувалды и идём долбить камень. Или лес валить. Равноправие же.

ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТЬ

К вечеру никто не ушёл. Это радовало. И немного пугало ответственностью (по крайней мере, меня; хотя чего уже — поздняк метаться…).

Все остались здесь — все двадцать девять человек.

Помните анекдот: «Накануне битвы у Хельмовой пади:

— Так, сколько у на эльфов?

— Пятьсот человек.

— Эльфов???

— Ну я и говорю: пятьсот человек эльфов и один человек гном…»

Двадцать девять, в общем. Уголовников, естественно, с собой никто брать не стал.

Мы посадили мэллорны (именно в том порядке, в котором определились с местами для них: сначала на берегу, потом в лагере, и последний — на холме). Эльфы сразу ограждали места посадки заботливо приготовленными заборчиками, чтобы козы случайно не съели будущие ростки и никто не затоптал.

С вершины холма распахивался офигенный вид на расстилающиеся вокруг о́строва нетронутые земли. С севера, по ту сторону Бурной, тайга стояла непролазной стеной. Впадающая в Бурную река, которой мы ещё не придумали название, с юга подходила к острову длинным, на несколько километров, заливом, разделяющимся на два рукава: более широкий, мелкий и потому совсем тёплый восточный (через который мы как раз-таки переправлялись вброд) и более узкий и глубокий западный. В горловине этого западного рукава, почти ровно посередине между островом и матёрым берегом, был ещё один островок, небольшой, с пару школьных стадионов размером, с торчащими кое-где скалами, покрытый зарослями кустарников.

На восточном берегу нашей безымянной реки тайга тоже была довольно густой, лишь кое-где разреженной полянами. Тут и там над колышущейся крышей леса поднимались хвойные исполины, цепляющие своими кронами облака… Наверное, в дупле такого дерева могла бы разместиться целая изба!

На западном же — наоборот, покрытые цветущим разнотравьем луга занимали изрядное пространство. Медлительный тёплый ветер время от времени наносил оттуда густой медовый и немного пряный запах.

Заходящее солнце красило облака, верхушки леса и рябь на воде розовым и сиреневым. Небо казалось огромным.

Мы не стали резать руки, капать на ладони раскалённым свинцом и всякое такое. Просто призвали в свидетели богов и принесли наши клятвы.