Идеже хощет Бог. Жизнь и чудеса старца Порфирия - Анаргирос Калиацос

Итак, я сидел в машине и напряженно ждал, когда же проснется Батюшка. Мысленно я уже невольно осуждал… отца Порфирия за то, что он так долго не просыпается и этим продлевает мои мучения.

Вдруг вижу: отодвигается занавеска на окне в келье Батюшки, распахивается створка окна, оттуда выпрыгивает отец Порфирий и быстрыми шагами направляется ко мне. Видно было, что он очень сердит. Я оцепенел. Подойдя к моей машине, Батюшка начал с силой стучать в окно и громовым голосом требовать, чтобы я вышел.

- Ты чего заперся внутри, словно после родов, и не даешь мне поспать? Ты для того сюда приехал, чтобы запереться внутри машины? Сходи-ка прогуляйся в лесу да подыши свежим воздухом, чтобы легкие твои очистились и кровь прилила к мозгам. Пользуйся тем, что ты сейчас далеко от Афин, с их удушливым грязным воздухом, который настолько вреден человеческому организму, что больницы переполнены раковыми, сердечными и психическими больными! Походи по лесу да посмотри, как мудро создал Господь этот мир! Пойди, подивись величию природы, взгляни на холмы, поляны, лесные ущелья, горы и оцени их совершенство и мудрость их Творца. Разве ни о чем не говорит тебе гармония, разлитая в природе?!

Я вот старик, больной, однако два-три часа в день хожу, причем быстро. Вот вчера ходил больше трех часов по лесу, меня уже искать собирались. Сегодня, конечно, болят ноги, потому что я был нездоров и не выходил несколько дней, однако я не сдаюсь, потому что знаю, что ходьба полезна для моего сердца, и ты должен знать, что ходьба — лучшее упражнение для сердца. Более того, при ходьбе улучшается работа не только сердца, но и всего человеческого организма, и нервная система приходит в равновесие. А ты тут сидишь столько времени, запершись в машине, и плачешься на свою судьбу, беспокоишь меня, не даешь мне поспать.

- Когда я вас беспокоил, Батюшка? Столько часов сидя в машине, я даже рта не раскрывал! Зачем вы все это мне говорите и огорчаете меня? Разве не довольно с меня других расстройств?

- Не знаю, о чем ты говоришь! Я знаю одно, что ты столько времени меня беспокоишь. Ты постоянно твердишь: "Когда же он проснется? Он все еще спит?". Какой сон? Разве ты дал мне поспать хоть минутку? Ты меня замучил. И не говори, что я тебя расстроил. Господь меня просветил прийти к тебе и сказать об этом, а поскольку дверь моей кельи была заперта, я был вынужден выпрыгнуть в окно, чтобы прийти к тебе. У меня не хватило терпения дождаться, когда откроют дверь, потому что я должен был сию же минуту все тебе сказать! Вот Господь меня и просветил! Ты меня очень расстроил! Поэтому я больше тебя не люблю! Уходи и не возвращайся!

Языком, как известно, можно убить человека, а в устах святого Батюшки такие слова звучали просто убийственно. И это те уста, которые всегда произносили слова сострадания и жалости всем, кто в них нуждался!

Дело приняло серьезный оборот: отец Порфирий не мог остановиться и продолжал сыпать свои безжалостные "обвинения" в мой адрес еще очень долго. Меня спасало то, что, пережив шок от его последней фразы, я пришел в такое замешательство, что уже не понимал его слов. Он все говорил и говорил, а я все слушал. Диалога, в сущности, не было.

Совершенно не помню, в чем он меня обвинял. Помню только, что был он очень жёсток по отношению ко мне, он просто кипел от возмущения! Однако уважение и любовь к Батюшке запечатали мои уста, и я терпел, не сказав ни слова в свою защиту.

И еще помню, что, проходя вместе со мной по саду скита, который не был еще приведен в порядок, он с силой выдирал встречавшиеся сорняки, несмотря на заграждения, которые недавно были поставлены, желая таким образом показать мне, что работа и движение не только не вредят, но даже необходимы для поддержания здоровья.

И каждую мою попытку воспрепятствовать ему в этой "работе" он резко обрывал, говоря: "Когда имеешь Бога, то ничего не страшно!". И еще: "Тот, кто боится упасть, всегда плетется в хвосте!".

Уже солнце клонилось к закату, а отец Порфирий все продолжал читать мне нотации на ходу, пока мы не дошли до огромной сгоревшей сосны. Кто-то срубил часть дерева, а остальное оставил до следующего дня. Рядом лежал и топор. Как только Батюшка увидел топор, он взял его в руки и начал рубить это огромное дерево.

Тут уж я не выдержал! Я вырвал топор из его рук и закричал:

- Что вы делаете? Вы хотите покончить жизнь самоубийством?

Отец Порфирий не сопротивлялся, как я того ожидал. Он сел на обрубок дерева и внимательно и с большим любопытством стал меня разглядывать, потому что, как он позже мне признался, он никак не ожидал, что я с такой легкостью смогу вырвать из его рук столь острое и опасное оружие. Конечно, он не знал, что уже в раннем детстве я много занимался рубкой леса, обеспечивая дровами всю нашу деревню.

Я начал очень быстро, еще не остыв от полученного ужасного "нагоняя", орудовать топором, пока не срубил остатки дерева и не разрубил их на части. Отец Порфирий был очень доволен результатами моей работы, в которую вылились весь мой эгоизм и самолюбие. В любом случае мне нужна была разрядка, чтобы выйти из того ужасного состояния, в котором я тогда находился.

Батюшка встал, подошел ко мне и сказал:

- Смотри-ка, у тебя, оказывается, большие способности! Только ты, к сожалению, не хочешь их использовать. Так прекрасно нарубленных дров и так хорошо уложенных я еще никогда не видел. Даже самый лучший дровосек так бы не сделал. Это как раз то, что нужно для моей печки. Да ты и в самом деле способен на все! Только не делаешь того, чего тебе не хочется. Вот почему я так плохо с тобой говорил. Я хотел, чтобы ты обрел свое прежнее состояние, освободившись от груза проблем. У меня не было другого выхода. Так меня просветил Господь! Я вижу, что ты "сложил оружие". И конечно, не вовремя! Разумеется, я тебя