Мифы революции 1917 года - Рудольф Баландин

Но в своей работе, опубликованной в 1933 году, он постарался как можно ярче показать свою выдающуюся роль в Октябрьском перевороте даже в сравнении с Лениным. О себе написал в третьем лице:

«Ленин не был доверчив, особенно в таком вопросе, где дело шло о судьбе революции. Словесными заверениями его успокоить нельзя было. На расстоянии он склонен был каждый признак истолковывать в худшую сторону. Он окончательно поверил, что дело ведется правильно, когда увидел собственными глазами, то есть когда появился в Смольном. Троцкий рассказывает об этом в своих воспоминаниях в 1924 г.: "Помню, огромное впечатление произвело на Ленина сообщение о том, как я вызвал письменным приказом роту Литовского полка, чтобы обеспечить выход нашей партийной и советской газеты… Ленин был в восторге, выражавшемся в восклицаниях, смехе, потираний рук. Потом он стал молчаливее, подумал и сказал: "Что же, можно и так. Лишь бы взять власть". Я понял, что он только в этот момент окончательно примирился с тем, что мы отказались от захвата власти путем конспиративного заговора. Он до последнего часа опасался, что враг пойдет наперерез и застигнет нас врасплох. Только теперь… он успокоился и окончательно санкционировал тот путь, каким пошли события"».

Лев Давидович, цитируя самого себя, ничего не проясняет. Пожалуй, даже запутывает. Когда он говорит, будто заочно Ленин был склонен «каждый признак истолковывать в худшую сторону», в этом можно усмотреть намек на то, что Сталин, осуществлявший связь Ильича с центром восстания, делал какие-то упаднические доклады и не верил в окончательную победу. Странное впечатление производят слова о том, как после восклицаний и смеха Ленин «стал молчаливее».

Вообще стиль Троцкого (не только в данном отрывке) вызывает немало недоуменных, а то и саркастических вопросов. Но сейчас речь идет о другом. Он написал о приказе одной роте охранять партийную типографию так, будто это было каким-то переломным событием, кульминацией и триумфом вооруженного восстания!

Как это понимать? То ли Владимир Ильич был ошеломлен происходящим и такую мелочь воспринял восторженно (что такое одна рота и одна типография, когда войска гарнизона по приказам руководителей восстания занимают почту, телеграф, телефон, государственные учреждения!)? То ли для Троцкого этот приказ был вершиной его деятельности по организации восстания? Скорее всего, события развертывались по намеченному и утвержденному Лениным плану, а Троцкий внес свое дополнение в связи с необходимостью охранять партийную типографию.

Эта его статья интересна еще в одном аспекте, достаточно неожиданном. Троцкий приводит письмо Ленина, обращенное к руководителям районов в то время, когда вооруженное восстание, по существу, уже началось:

«Товарищи! Я пишу эти строки вечером 24-го… Изо всех сил убеждаю товарищей, что теперь все висит на волоске, что на очереди стоят вопросы, которые не совещаниями решаются, не съездами (хотя бы даже съездами Советов), а исключительно народами, массой, борьбой вооруженных масс… Надо во что бы то ни стало сегодня вечером, сегодня ночью арестовать правительство, обезоружив (победив, если будут сопротивляться) юнкеров…

Надо, чтобы все районы, все полки, все силы мобилизовались тотчас и послали немедленно делегации в Военно-революционный комитет, в ЦК большевиков, настоятельно требуя: ни в коем случае не оставлять власти в руках Керенского и компании до 25-го, никоим образом, — решать дело сегодня непременно вечером или ночью».

По словам Троцкого, когда это писал Ленин, «полки и районы, которые он призывал мобилизоваться… были уже мобилизованы Военно-революционным комитетом для захвата города и низвержения правительства».

Из этого письма Троцкий заключает: «Ленин не мог ни предлагать 21 -го отложить восстание до 25-го, ни участвовать в утреннем заседании 24-го, где решено было немедленно перейти в наступление». Намекается на то, что Владимир Ильич пребывал то ли в замешательстве, то ли в неведении о происходившем восстании, которое осуществлялось под руководством… конечно же, Троцкого, возглавлявшего Военно-революционный комитет.

И Сталин, выходит, тоже оставался в стороне от событий Октября. «Связь с Лениным, — пишет Троцкий, — поддерживалась в этот день через Сталина. Остается предположить, что, не явившись на утреннее заседание ЦК, Сталин так и не узнал до вечера о вынесенном решении».

К сожалению, все эти суждения Троцкого логично не выстроены и оставляют немало места для сомнений. Тревожное и несколько сумбурное письмо Ленина вовсе не свидетельствует о его незнании хода восстания. Он настоятельно повторяет, что требуется делать в первую очередь, не останавливаясь на достигнутом. И почему бы Сталин, а от него и Ленин не могли знать о решении заседания ЦК, словно для этого надо непременно присутствовать на заседании?

Тут многовато неясностей. Но самое интересное — дальше. Вот что пишет Лев Давидович:

«Непосредственным толчком к тревоге Ленина могли послужить сознательно и настойчиво распространявшиеся в этот день из Смольного слухи, что до решения съезда Советов никаких решительных шагов предпринято не будет. Вечером этого дня на экстренном заседании Петроградского Совета Троцкий говорил в докладе о деятельности Военно-революционного комитета: "Вооруженный конфликт сегодня или завтра не входит в наши планы — у порога Всероссийского съезда Советов. Мы считаем, что съезд проведет наш лозунг с большей силой и авторитетом. Но если правительство захочет использовать тот срок, который остается ему жить — 24, 48 или 72 часа, — и выступит против нас, то мы ответим контрнаступлением, ударом на удар, сталью на железо". Таков был лейтмотив всего дня. Оборонительные заявления имели задачей в последний момент перед ударом усыпить и без того не очень активную бдительность противника. Именно этот маневр дал, по всей вероятности, Дану основание заверять Керенского в ночь на 25-е, что большевики вовсе и не собираются сейчас восставать. Но, с другой стороны, и Ленин, если одно из этих успокоительных заявлений Смольного успело дойти до него, мог, в своем состоянии напряженной недоверчивости, принять военную уловку за чистую монету».

Троцкий утверждает: на экстренном заседании Петроградского Совета его заявление о том, что «вооруженный конфликт сегодня или завтра не входит в наши планы», было «военной уловкой», которую Ленин мог принять «за чистую монету».

Признаться, такой словесный маневр Троцкого весьма неубедителен. Я не принадлежу к поклонникам Ленина как философа, не считаю его крупным мыслителем. Но, без сомнения, он был выдающимся политиком. Тут его свершения поистине грандиозны. Этим он решительно отличается, скажем, от Троцкого, потерпевшего полное фиаско как политик.

Есть основания полагать: если подготовка к вооруженному восстанию велась фактически открыто, то конкретную дату и час его начала Владимир Ильич держал в секрете не только от большинства ЦК, но и от Троцкого. Поэтому последний в своей речи примерно за 10 часов до начала выступления искренне, резко и красноречиво говорил, что вооруженный конфликт в ближайшие день-два исключен.

Конечно, всякое бывает, но представьте себе: возможно ли, чтобы признанный и единственный лидер партии (Ленин) не знал о том, что один из ответственных ее деятелей, возглавляющий Военно-революционный комитет, прибегает к военной хитрости, чтобы усыпить бдительность противника? Бывает ли, чтобы подобный маневр происходил без ведома главного руководителя, в тайне от него?

Если верить Троцкому, Октябрьское вооруженное восстание он возглавлял единолично, не ставя Ленина в известность о своих действиях и прибегая к таким изощренным «военным хитростям», которые вводили в заблуждение не только противника, но и собственного вождя.

Интересно и, по-видимому, правдиво другое сообщение Троцкого. По его словам, незадолго перед восстанием «Сталин явно маневрировал между Лениным, Троцким и Свердловым, с одной стороны, Каменевым и Зиновьевым — с другой». (Действительно, Сталин старался сгладить противоречия в ЦК, где Каменев и Зиновьев решительно выступили против ленинского курса на вооруженное восстание.) По словам Троцкого, «Сталин доходит по этому пути до грани, за которой открывается разрыв с большинством ЦК Эта перспектива пугает его. Вследствие этого Сталин спешит восстановить полуразрушенный мост к левому крылу ЦК, предлагая поручить Ленину подготовку тезисов по основным вопросам съезда Советов и возложить на Троцкого политический доклад. И то и другое принято единогласно».

Выходит, в тот ответственный период авторитет Сталина был достаточно высок. Правда, в руководстве восстанием Троцкий занимал более высокий пост, чем Сталин, который был в пятерке Военно-практического центра (вместе с Бубновым, Дзержинским, Свердловым и Урицким), входившего в состав Военнореволюционного комитета. Но какая конкретно была роль Сталина во время переворота, остается неясно. Эта роль явно переоценивалась после того, как Иосиф Виссарионович стал признанным партийным лидером. Хотя вполне возможно, что в первые годы после Октябрьского переворота она недооценивалась.