Убийцы Мидаса - Питер Аспе

«Людей не убивают случайно», – подумал Ван-Ин, но не стал говорить этого Джорджу.

– В любом случае спасибо вам за сотрудничество, – поблагодарил комиссар Вандекерхове.

– Всегда рад помочь, мистер Ван-Ин. Если вам понадобится еще что-нибудь уточнить, звоните.

Вандекерхове поднялся со своего места и выразительно посмотрел на дверь, давая понять, что разговор окончен.

Ван-Ин задумчиво шел по холлу. Разговор с Вандекерхове очень его разочаровал. Он не мог понять, почему Вероника обманула его. И зачем в таком случае она ему позвонила?

Все это было очень странно, ведь Вандекерхове был ее боссом, она напрямую от него зависела. Если бы Джордж узнал, что Вероника оговорила его, то сразу же уволил бы ее. А может быть, даже добился того, чтобы ее депортировали на родину. Вандекерхове это ничего не стоило. Он был владельцем огромной туристической компании. Ван-Ин вырвал из блокнота лист бумаги, написал имя Вероники печатными буквами и поставил вопросительный знак. Как только Ван-Ин вышел из здания, лицо его обжег ледяной ветер. Комиссар бросился к своей машине, чтобы спастись от пронизывающего холода.

Глава 13

Крейтенс ушел домой раньше обычного. Но никто и не подумал о том, чтобы его задержать. Его коллеги были даже рады тому, что он раньше ушел. Здесь Крейтенса многие недолюбливали.

Дома посмотрев семичасовые новости, Крейтенс отправился в свой кабинет. Так он поступал каждый вечер. Его жена осталась у телевизора смотреть какое-то очередное шоу. К приходу мужа она приготовила ужин на скорую руку и слегка прибрала в гостиной. Сюзанна – так звали его жену – решила, что на этом ее супружеские обязанности исчерпаны, и теперь она может спокойно отдохнуть.

Крейтенс постоянно страдал несварением желудка. И теперь, после того как он поужинал соленой селедкой, его мучила изжога. В этот вечер у Крейтенса было плохое настроение, но причиной тому был не скудный и вредный для него ужин. За тридцать лет супружеской жизни Крейтенс успел смириться с тем, что его жена совершенно не умеет готовить. Единственное, на что была способна Сюзанна, – это развести водой суп из пакета, так что подобная еда была для него делом привычным. Однажды, когда они только-только поженились, Сюзанна попыталась приготовить ростбиф. Крейтенс до сих пор с содроганием вспоминал, как Сюзанна выбросила обугленный кусок мяса в мусорное ведро. С тех пор Крейтенс отказался давать Сюзанне деньги на ее кулинарные эксперименты.

Доходы у Крейтенса были довольно скромными. Сюзанна не желала этому верить, но смирилась, поскольку не могла уличить его в обмане. Родители Сюзанны принадлежали к среднему классу. И потому брак с судебным следователем был лучшим, на что она могла рассчитывать. У Сюзанны была одна маленькая тайна. Когда муж был на работе, она обедала в модном ресторане на Блайнд-Эзел-стрит. Крейтенсу же она покупала в магазине самые дешевые продукты. Она считала, что ее мужу все равно, что есть.

Крейтенс прекрасно об этом знал, и его забавляло, что Сюзанна думает, будто ловко обводит его вокруг пальца.

Крейтенс снял старомодный, изрядно поношенный пиджак и выключил отопление. Термометр показывал девятнадцать градусов. По мнению Крейтенса, этого было вполне достаточно. Крейтенс не понимал, почему его коллеги вечно дрожат от холода, как кролики, – температура в здании суда была почти тропической, двадцать два градуса. Крейтенсу было невдомек, зачем городские власти так усиленно отапливают помещение. Ведь ученые давно доказали, что в жаркой температуре люди ничего не соображают и становятся апатичными и вялыми. Крейтенс тяжело вздохнул и сел на жесткий дубовый стул. Стул этот был очень старым и неудобным. Он скрипел при каждом движении Крейтенса. К тому же кожаная обивка местами прохудилась, и из нее торчали острые пружины.

Крейтенс откинулся на спинку стула и открыл папку, на которой было написано: «Фиддл». При тусклом свете торшера Крейтенс с трудом разбирал слова. Он достал из письменного стола позолоченный ящик, в котором хранились сигары. Он всегда курил эти сигары, когда был не в духе.

Тонкие сигары, доставшиеся Крейтенсу от покойного отца, были единственной слабостью, которую он мог себе позволить. В военные и послевоенные годы у его отца Эдгара Крейтенса, работника прокуратуры, было много конфискованного товара. Поэтому он никогда не испытывал недостатка в сигарах.

Крейтенс зажег сигару и глубоко затянулся.

– Дитрих Фиддл, – пробормотал он. – Подумать только, как тесен мир.

В далеком 1944 году Крейтенсу было восемь лет. Хотя с тех пор прошло много времени, он помнил этот период своей жизни так, как будто это было только вчера. В те годы к его отцу часто приходил Франц Фиддл, отец убитого недавно немца. Все в этом человеке восхищало маленького Крейтенса: его черная форма, нашивки СС на рукавах и отворотах и начищенные до блеска ботинки.

Отец Крейтенса восхищался национал-социалистами, но ему хватало ума никому в этом не признаваться.

Франц всегда приходил после комендантского часа. Крейтенс-старший каждый вечер оставлял входную дверь открытой, чтобы Франц мог незаметно проскользнуть в его жилище. Офицер-эсэсовец обычно уходил далеко за полночь. Франц и Эдгар Крейтенс пили превосходный французский коньяк и слушали Вагнера. К счастью, никто так и не узнал об их дружбе. После войны Франца Фиддла приговорили к смертной казни за преступления против человечества.

У Крейтенса сохранились о том времени самые счастливые воспоминания. Франц Фиддл часто приносил маленькому Крейтенсу подарки: вишню в шоколаде и ананасы. Поэтому Крейтенс-младший всегда был рад его приходу.

Следователь Крейтенс глубоко затянулся, и на лице его показалась счастливая улыбка. Он любил вспоминать те времена.

Во время войны у них часто бывал и военный советник Людвиг Зайтерик. В отличие от Франца Фиддла он носил штатский серый костюм и был похож на обычного чиновника. Во время его визитов Людвиг и отец Крейтенса слушали Баха и спорили о Гегеле и Канте. Людвиг никогда не приносил Крейтенсу-младшему подарков. По его мнению, дружеского рукопожатия было вполне достаточно. Единственное преимущество, которое давали маленькому Крейтенсу визиты Зайтерика, состояло в том, что он мог позже лечь спать, если не слишком докучал взрослым. Но, даже если Крейтенс-младший вел себя примерно, в десять он все равно должен был уже лежать в постели.

Эдгар и Людвиг беседовали по-французски, но Крейтенс-младший понимал каждое их слово. В то время детей из благородных семей с раннего детства обучали французскому. Крейтенс-старший и Зайтерик были людьми начитанными, и мальчику всегда было интересно слушать их разговоры.

Следователь Крейтенс пролистал дело и стал рассматривать фотографии «Мадонны» Микеланджело. Ему вспомнился один разговор между Людвигом и его отцом. И хотя с тех пор прошло много лет, Крейтенс помнил каждое слово.

Это случилось в начале сентября 1944 года. Три месяца назад союзники высадились в Нормандии, вели наступление по всей Европе и вот-вот должны были оказаться в Бельгии. В тот вечер Людвиг был очень взволнован.

– Боюсь, что это наша последняя встреча, мой дорогой Эдгар, – сказал он, когда Крейтенс-старший разлил по рюмкам шампанское, которое принес из подвала, и провозгласил тост за мир и свободу. – Они планируют увезти статую послезавтра.

– Очень жаль, Людвиг. Но что я могу сделать? – спросил Эдгар.

– Теперь нет никакой необходимости увозить статую. Война уже практически закончилась. Ты староста в церкви Богородицы и можешь им помешать. «Мадонна» Микеланджело бесценна.

– Не нужно преувеличивать, Людвиг. Неужели ты думаешь, что на данном этапе их волнует какая-то скульптура?

– Нацисты на все способны. Им удалось разграбить пол-Европы, – возразил Зайтерик.

– Но почему ты думаешь, что я могу на них повлиять? Я так же бессилен, как и все остальные, – попробовал объяснить ему Эдгар.

Зайтерик покачал головой и сделал глоток шампанского. Оно было просто превосходным.

– Ты можешь на них повлиять, Эдгар. У тебя есть вес и положение в обществе. Я не понимаю, как ты можешь сидеть сложа руки? Позвони в епархию. Попроси их спрятать скульптуру, пока еще не поздно.

– Это было бы глупо, Людвиг.

– Что ты имеешь в виду? – с подозрением глядя на Эдгара, спросил Зайтерик.

– Потому что приказ о вывозе из Бельгии скульптуры пришел из Берлина. Гиммлер не хочет, чтобы она досталась американским евреям, – с циничной усмешкой проговорил Эдгар.

Услышав эти слова, Людвиг побледнел.

– Наверное, ты хочешь спросить, откуда у меня такие сведения, но не решаешься этого сделать? – насмешливо глядя на него, спросил Эдгар.

Зайтерик кивнул. Этот разговор вдруг показался ему совершенно нелепым. Кто из них был нацистом?