Опал императрицы (Опал Сисси) - Жюльетта Бенцони

– Нет-нет, вы ошиблись. Это бывшая вилла графа Ауфенберга. Я говорю «бывшая», потому что ее недавно продали, но я не могу назвать вам нового владельца.

– Неважно, сударыня, раз уж это не то, что я думал. Спасибо за любезность!

Она попрощалась, сделав быстрый, легкий книксен, и пошла своей дорогой. Альдо – тоже, убедившись, что в доме нет никаких признаков жизни. Право, что за странное жилище, куда заезжают на несколько минут глубокой ночью перед дальней дорогой! Для чего – чтобы нанести визит призраку? Или кому-то, кто не хочет, чтобы знали о его присутствии? Решительно, роль Александра в этой истории все сильней и сильней тревожила его.

С легкой печалью Альдо подумал, что попал в тупик – ситуация, которую он ненавидел, – но как теперь выбраться? Снова отправиться к графине и рассказать ей о странном поведении человека, которому она, по-видимому, полностью доверяет? Но невозможно же признаться, что они с Адальбером подглядывали за их встречей! От этого будет только хуже. Не надо быть провидцем, чтобы представить себе, каким негодованием она откликнется на подобную исповедь типа, который и без того ей не слишком-то симпатичен.

Мысль о том, что, может быть, что-то известно Апфельгрюне, казалась князю неубедительной. Юноша интересуется лишь самим собой и своей ненаглядной Лизой. Не более того!

Почти отчаявшись, Морозини решил зайти в пивную, а потом побродить вокруг Кайзер-виллы. Он очень верил во влияние обстановки и надеялся, что поблизости от летней резиденции императорской семьи его осенит хоть какая-нибудь идея.

Часть большого дома, владелицей которого была теперь эрцгерцогиня Мария-Валерия, ставшая после свадьбы со своим кузеном, эрцгерцогом Францем-Сальватором, принцессой Тосканской, была открыта для посетителей. Но Морозини не переступил порога этого строения, светло-желтые стены которого немного напоминали Шенбрунн и словно бы освещали темные стволы обнаженных осенью деревьев. Он слышал, что внутри хранится множество охотничьих трофеев, свидетельства убийства оленей, кабанов и особенно серн, которых, по слухам, Франц-Иосиф истребил более двух тысяч. Охота никогда не привлекала князя, а эта – еще меньше, чем другие. И потом, как искать тень женщины, обожавшей животных, в мавзолее, воздвигнутом в честь их уничтожения? И он предпочел побродить по парку, медленно поднимаясь к розовой мраморной беседке, которую императрица приказала построить в 1869 году, чтобы там писать, мечтать, размышлять, воображая себя обычной владелицей поместья, такой же, как любая другая женщина, свободно гуляющей взглядом по окружающим ее убежище цветам и деревьям, за которыми не скрывается никакая охрана.

Разумеется, князь Морозини – дитя народа, который австрийцы долгие годы держали в плену, – вовсе не пылал страстью к их императорам, но, будучи человеком благородным, он не мог не восхищаться красотой императрицы Елизаветы, сияющей с многочисленных портретов, не мог не сочувствовать кровоточившим в ее сердце многочисленным ранам. И именно ее скорбную и гордую тень он искал, чтобы похитить у нее мучившую его тайну...

Стоя под елью, князь с некоторым разочарованием рассматривал вычурную постройку, выполненную под сильным влиянием ненавистного ему стиля трубадуров, как вдруг его размышления прервал приветливый голос:

– Я никогда особенно не любил эту беседку. В ней проявилось преклонение баварских принцев перед Средними веками, навеянное Рихардом Вагнером. Пусть не так исступленно, как у несчастного короля Людвига II, но это сооружение все же напоминает, что наша Елизавета была его кузиной и очень его любила.

Закутанный в шерстяной плащ, в фетровой шляпе с перышком на голове, с тростью в руке, господин Легар поглядывал на Альдо с лукавой улыбкой.

– А вы мне не говорили, – добавил он, – что вы такой страстный поклонник Сисси.

– Не такой уж страстный, но, когда приходишь сюда, трудно не поддаться магии воспоминаний о ней. Особенно если именно с ней связаны твои поиски. Один из моих высокопоставленных клиентов и правда воспылал к ней своего рода посмертной страстью: он поручил мне разыскать принадлежавшие покойной вещи.

– По всей видимости, их здесь немало, но я был бы очень удивлен, если бы вам согласились продать хоть одну.

– Я на это и не надеюсь. Хотя – кто может знать... Нет, я больше рассчитывал встретить кого-нибудь из преданных ей когда-то людей...

– А теперь – более или менее нуждающихся? Вполне возможно, их достаточно много бывает в этом парке. А-а, вот и одна из них! – добавил музыкант, незаметно указывая на одетую в черный бархат даму, которая вышла из мраморного замка и теперь стояла, спрятав руки в муфту, у маленькой веранды, увитой диким виноградом, чьи багряные листья уже начали устилать землю.

– Мне не кажется, что она в нужде, – заметил Морозини, узнав графиню фон Адлерштейн.

Она – нет, она даже старается облегчить участь других, но она может оказаться вам полезной. Пойдемте, я вас представлю!

И, не дожидаясь ответа, композитор двинулся к графине. Альдо пришлось последовать за ним. В конце концов, даже интересно, как она его примет?

Легара старая дама встретила как нельзя лучше. Лицо ее осветила приветливая улыбка, которая, впрочем, сразу же погасла, едва она заметила Морозини. Тот счел необходимым перехватить инициативу.

– Вы слишком стремительны, дорогой маэстро, – попенял он, кланяясь графине так почтительно, что это удовлетворило бы и королеву. – Я уже имел честь быть представленным госпоже фон Адлерштейн... и я не уверен, что новая встреча ей приятна.

– Почему бы и нет, князь, если вы не станете просить невозможного? После вашего ухода я почувствовала раскаяние, но в тот день у меня разыгрались нервы. Вот вам и досталось. Весьма сожалею.

– Никогда и ни о чем не надо жалеть, сударыня. Особенно о порыве великодушия. Вы стремились защитить вашу подругу, но, клянусь честью, я вовсе не желал ей зла, совсем наоборот.

– Значит, я ошиблась, – отозвалась графиня, доставая из муфты тончайший платочек и непринужденно промокая им нос, что снимало с ее слов всякий налет раскаяния. И тут же продолжила: – Вы намерены задержаться здесь на какое-то время? А я думала, вы уехали вместе с вашим другом-археологом.

«Ей, без всякого сомнения, очень хочется от нас отделаться!» – понял Морозини, но вслух произнес самым почтительным тоном:

– Мы же здесь именно благодаря тому, что он – археолог: он страстно интересуется так называемой гальштатскои цивилизацией, а поскольку мы давно не виделись, я и побуду с ним какое-то время...

Он бы поклялся, что при упоминании Гальштата госпожа фон Адлерштейн вздрогнула. Возможно, ему и показалось, но одно было очевидно – она явно нервничала.