Черный Магистр - Сергей Шхиян

— И сколько таких наберется?

— Сколько? — переспросил пленный. — Сейчас посчитаю. — Он подкатил глаза и начал считать про себя, загибая пальцы и забавно шевеля губами. — Десять и два с этим. Только не все в поместье. Вчера трое уехали в ночь и не вернулись. Осталось, стало быть, — он разогнул сначала два пальца, потом еще один, — стало быть… девять.

— А зачем вас сюда следить послали?

— Это у Семена спытать надо. Мне велели с ним идти и во всем его слушать. Только он все одно не скажет. Если только на дыбу поднять, да правеж сделать.

— А про Агриппину ты ничего не слышал? — спросил Александр Егорыч, напряженно вглядываясь в лицо пленника.

— Про какую такую Агриппину? — не понял Иван.

— Жена у меня пропала, Агриппиной кличут!

Рыжий задумался, вспоминая.

— Вроде, нет. Такой бабы не помню. Может, как по-другому зовут?

— Могли по-разному, Гапа, Рина.

— Гапа была, только давно, в прошлом годе. Такая, — он попытался описать словами, но не смог и показал руками. — Она давно померла, ее магистр голодом заморил.

— За что? — тусклым голосом спросил хуторянин.

— Говорили, не хотела мужнину кубышку выдать.

— Да она и не знала, где она, — как будто оправдываясь перед нами, сказал мужик. — Померла, значит. — Он отвернулся и отошел на несколько шагов.

Мы молчали, не мешая чужому горю. Потом я опять спросил Ивана:

— А какой из себя Моргун?

— Барин-то? Ну, осанистый, голос тонковат.

— А здесь, — я показал на щеки, — волосы растут?

— Бакенбард, что ли? — щегольнул иноземным словом рыжий. — Нет, у него морда бритая, как у тебя. Бакенбард у магистра растет.

У человека, напавшего на меня и представившегося, как Иван Моргун, были желтые, рысьи глаза и бакенбарды.

— А какого цвета у барина глаза? — начал уточнять я, начиная подозревать, что это был не помещик, а пресловутый магистр, который назвался чужим именем.

— Обнокновенные, как у всех.

— Как у него? — я показал на синеглазого Ефима.

— Ну да, только чуток светлее.

— А у магистра глаза желтые?

— Пожалуй, что и так.

— Ладно, ты постой в сторонке, нам поговорить нужно, — попросил я Ивана. Тот кивнул и отошел на насколько шагов.

— Александр Егорыч, поди сюда, разговор есть.

Хуторянин, не поворачиваясь в нашу сторону, словно невзначай промокнул глаза и подошел.

— Я вот о чем подумал, — начал я, еще и для себя не сформулировав пришедшую в голову мысль. — Что, если мы этого Ивана отправим послом к магистру?

— Это еще зачем? — воскликнул Ефим.

— Передадим ультиматум, чтобы сдавался.

— Чего передадим?

— Требование, чтобы сдавались, — перевел я самого себя на понятный, русский язык.

— А зачем им сдаваться, сам же слышал, сколько у них народа против нас троих? — спросил Александр Егорович.

— Слышали, что говорит рыжий, у них настоящих солдат всего девять человек, остальные подневольные крестьяне.

— Не девять, а двенадцать, — поправил меня хозяин.

— Девять, — повторил я, — те трое, что вчера ушли, больше не вернутся. Это их лошади, — кивнул я на конюшню.

— Однако! Выходит!.. И урядник был с ними?

— Был, да сплыл. Если Иван скажет, что нас здесь много, то мы успеем лучше подготовиться. К тому же он сможет помочь нашим женщинам.

— Ну, не знаю, — покачал головой Александр Егорович. — А если предаст? Очень он мужик скользкий!

— Поэтому и советуюсь. Нам от него толку никакого, если получится, польза будет большая, а предаст, одним врагом больше, одним меньше — невелика разница. Давайте поговорим с ним, тогда и решим.

— Попытка не пытка, — ответил поговоркой кучер.

— Иван, — позвал я, — иди сюда, разговор есть.

Пленный подошел, тревожно переводя взгляд с одного на другого.

— Мы сейчас посовещались и решили тебя отпустить, — начал я.

— Как так опустить? Куда?

— Назад, в имение.

— Да как так можно, добрый человек, как так назад? Да там с меня с живого шкуру спустят!

— За что?

— Да хоть за Семена!

— А мы его здесь оставим, а тебя пошлем вроде как посыльным к магистру.

Иван выглядел испуганным и, пока я говорил, отрицательно качал головой.

— Передашь наше требование, чтобы он немедля отпустил женщин, которых вчера захватил.

— Нипочем не отпустит!

— Знаю, только я тебя не за тем посылаю. Ты сможешь передавать им еду и обнадежить, что мы их скоро освободим?

— Не знаю, если их кто из наших мужиков охранять будет, смогу, а так нет. Враз магистру донесут.

— Выбери момент, когда ваши будут. И еще, магистр станет тебя допрашивать, что ты здесь видел, сколько нас, скажешь, что насчитал человек десять и все с ружьями. Что ждем их нападения.

— А как он правду проведает?

— Тогда убежишь. Да еще уговори своих крестьян с нами не воевать, а то всех перебьем без покаяния. А которые ослушаются, на тех будет анафема.

— Правда, что ли? — испугался Иван.

— Истинная правда. Мало того, что умрут, будут гореть в геенне огненной! Это я вам точно обещаю.

— А как ты так сможешь?

— У меня с раем и адом прямая связь есть.

— Ааа…

— Ну что, пойдешь?

— Так боязно. Что я про Семена скажу, и почему в плен попал? Поди, за такое не похвалят!

— Ну, с пленом просто. Расскажешь, что вы сидели в засаде, а на вас пять человек навалились. Так тихо подкрались, что вы и не слышали. Вы, понятно, отбивались, но не ваша была сила. Скажешь, что Семена мы здесь в плену оставили, а тебя отправили магистра предупредить, что если у женщин с головы хоть волос упадет, мы его колесуем.

— Так он не поверит, на мне же даже царапинки нет!

— Ну, это недолго поправить. Будет тебе не только царапинка.

— Если так, то ладно. А откуда у меня царапина-то возьмется?

— Вот он поможет, — указал я на Ефима. — Поможешь?

— Это можно, — согласился кучер и так саданул кулаком, что Иван полетел по землю.

— Ты это чего дерешься? — возмутился он.

— Сам же хотел царапину. Хватит или еще?

Иван встал, отряхнулся, пощупал лицо и обреченно сказал:

— Ладно, давай еще.

Ефим не заставил себя просить, и на этот раз Иван остался вполне доволен. Экзекуция на этом кончилась, и, повторив инструкции, мы выпустили гайдука за ворота.

— Надо бы за штабс-капитаном сгонять, — сказал Александр Егорыч, когда мы остались одни.

— Это за инвалидом? — уточнил я. — У которого дочь пропала?

— За ним самым. Он мужчина бедовый, никому спуска не даст. К тому же у него ружей много.

— Он же инвалид.

— Это ничего, хотя нога у него ранетая, в коленке не гнется, зато руки хваткие, а уж стреляет! Птицу в глаз бьет!

— Он далеко живет? — заинтересовался я, услышав о хорошем стрелке.

— За тем лесом, верхом в полчаса обернусь.

— Ладно, поезжай, пока не стемнело.

Пока хозяин ездил за капитаном, мы с Ефимом переоделись, оставив крестьянские лохмотья для следующей вылазки. По времени, рыжий воин уже должен был доехать до имения Моргуна, до которого от хутора было всего верст пять-шесть. Наиболее возможных вариантов развития событий было два: осерчавший магистр, сломя голову, бросится мстить, тогда нам придется очень кисло; сегодня нападения не будет, сначала противники попытаются выяснить, кто им противостоит. Второй вариант был для нас самым предпочтительным. У нас будет весь завтрашний день на подготовку обороны. Кое-какие заимствованные у кинематографа идеи у меня уже появились, но на реализацию их нужно было время.

Переодевшись и наскоро перекусив, мы с Ефимом занялись оружием. Пока арсенал у нас был довольно скромный: пара старых, кремневых пистолетов, два плохоньких хозяйских ружья и холодное оружие. Еще две единицы карманного оружия взял с собой Александр Егорович. Сэмюэл Кольт еще не успел снабдить русскую провинцию многозарядными пистолетами своего имени, и воевать нам приходилось музейными экспонатами стрелкового оружия.

Я показал Ефиму, как стрелять из пистолета и, главное, как его перезаряжать. Потом мы навестили в сарае избитого до полусмерти Семена и попытались с ним поговорить. Он лежал с закрытыми глазами и никак на наш приход не реагировал — то ли еще не пришел в себя, то ли прикидывался.

Со времени отъезда хозяина прошло больше часа, почти совсем стемнело, и я начал волноваться, не перехватили ли его гайдуки. Мы с Ефимом вышли за ворота и оттуда следили за окрестностями. Стрельбы слышно не было, но это ни о чем не говорило, напасть на него могли и вдалеке от хутора. Вдруг совсем близко заржала лошадь. Мы с Ефимом взвели курки, но тревога оказалась напрасной, это, наконец, вернулся Александр Егорыч с высоким, худым мужчиной лет сорока пяти, штабс-капитаном Владимиром Ивановичем Истоминым.

Мы поздоровались, и штабс-капитан, по-птичьи крутя головой, осмотрелся по сторонам.