Эта песня мне знакома - Мэри Кларк

Винсент Слейтер уселся на свое традиционное место за обеденным столом. Барры, как обычно, подали кофе со сдобой и минеральную воду. Все было как всегда, только Питер не сидел во главе стола. Его место заняла я.

Если на прошлой неделе атмосфера была просто гнетущей, сегодня она стала откровенно похоронной. Начал дискуссию Коннер Бэнкс.

— Кей, если это послужит вам хотя бы каким-то утешением, в полицейском рапорте о событиях позапрошлой ночи говорится, что Питер производил впечатление человека не в себе, в глазах у него было отсутствующее выражение и он никак не реагировал на команды полицейских после того, как на него надели наручники. Когда его посадили в патрульную машину, он начал спрашивать у них, что произошло и почему он здесь. Он даже произнес «Я не имею права покидать территорию моего поместья, мне не нужны неприятности». Его проверили на наркотики, но никаких следов у него в организме не оказалось, так что, думаю, они по меньшей мере не считают, что он притворялся.

— Он не притворялся.

— Нам нужна вся его медицинская документация, — сказал Маркинсон. — Раньше у него когда-нибудь были приступы лунатизма?

— Да, были, — опередил меня Винсент Слейтер.

На лбу и над верхней губой у Слейтера выступили бисеринки пота. «Потеют только лошади и мужчины, дамы разгорячаются». Этой бородатой шуткой неизменно отвечала мне Мэгги, когда в юности я приходила домой после игры в теннис и жаловалась, что вспотела. Поймав себя на этой мысли, я решила, что это я, наверное, не в себе.

— Что вам известно о приступах лунатизма у Питера? — спросил Маркинсон Слейтера.

— Как вам известно, я работаю на семью Кэррингтонов с того самого дня, как окончил колледж. Мать Питера умерла, когда ему было двенадцать. Мне в то время было двадцать четыре года, и мистер Кэррингтон-старший назначил меня Питеру кем-то вроде старшего брата. Вместо того чтобы отправлять его в школу и из школы с шофером, я сам отвозил его туда и помогал обустроиться. Примерно в таком духе. Во время школьных каникул его отец часто бывал в отъезде, и если Питера не приглашал в гости кто-нибудь из приятелей, я возил его кататься на лыжах или на яхте.

Я с болью в сердце слушала рассказ о маленьком мальчике, которому наняли специального человека, чтобы тот развлекал его в то время, когда большинство других детей разъезжались по домам, к своим родным. Интересно, Слейтеру нравилась такая работа или он просто воспользовался ею, чтобы втереться в доверие сначала к отцу Питера, а впоследствии и к самому Питеру?

— Я никогда не стал бы обсуждать этот вопрос с посторонними, если бы речь сейчас не шла о возможности спасти Питера, — продолжал между тем Винсент. — Я был свидетелем по меньшей мере трех приступов лунатизма.

— Сколько лет тогда было Питеру? — отрывисто спросил Бэнкс.

— В первый раз — тринадцать. Все произошло здесь, в доме. Он пошел спать, а я смотрел телевизор в комнате, которую теперь использую как кабинет. Я услышал какой-то шум и пошел взглянуть, в чем дело. Питер сидел за столом на кухне, а перед ним стоял стакан молока и печенье. Его отец предупреждал меня, что в детстве у него были приступы лунатизма, и я немедленно предположил, что наблюдаю именно такой приступ. Питер выпил молоко, съел печенье, поставил стакан с тарелкой в мойку и вышел из кухни. Он прошел на расстоянии вытянутой руки, но так меня и не заметил. Я проводил его до спальни и убедился, что он лег обратно в постель.

— Случалось ли ему во время одного из таких приступов проявлять насилие? — требовательно спросил Коннер Бэнкс.

— Когда Питеру было шестнадцать, мы с ним на каникулах поехали на горнолыжный курорт в Юту. У нас был двухкомнатный номер. Весь день мы катались на лыжах, а часов в десять улеглись спать. Примерно через час я услышал, что он расхаживает по комнате, и заглянул к нему. Он был в горнолыжном костюме. Я понял, что будить его нельзя, поэтому пошел за ним, чтобы проконтролировать, что с ним ничего не случится. Он спустился в холл. В баре еще сидели люди, но он не обратил на них никакого внимания и вышел на улицу. Я успел накинуть теплую куртку прямо поверх пижамы, поэтому пошел за ним — как был, босиком. Его лыжи были пристегнуты снаружи, но у него имелся ключ и он отстегнул их.

— Он сумел отстегнуть лыжи, не просыпаясь? — недоверчивым тоном переспросил Маркинсон.

— Да. После этого он двинулся к подъемнику. Я не мог этого допустить. Я не сомневался, что подъемник отключен, но, с другой стороны, откуда мне было знать, что он может выкинуть? Не забывайте, я был босиком. Я бросился за ним и позвал его по имени.

Я боялась услышать то, что собирался нам рассказать Винсент.

— Питер обернулся и набросился на меня с кулаками, примерно так же, как позапрошлой ночью на полицейского. Мне удалось отскочить, но верхний конец его лыж рассек мне кожу на лбу над глазом, — Слейтер коснулся левой брови. — Вот доказательство — шрам.

— А после этого у Питера случались другие приступы лунатизма?

Этот вопрос задал Артур Роббинс, адвокат из Бостона.

— Если и были, мне о них неизвестно. Я рассказываю об этом только потому, что это может как-то пригодиться для защиты Питера.

— После того случая на горнолыжном курорте вы не обращались с ним к врачу? — спросил Коннер Бэнкс.

— Обращались, к одному пожилому доктору из Энглвудской городской больницы. Это было двадцать пять или двадцать шесть лет назад, так что сомневаюсь, чтобы он был все еще жив, но, возможно, где-нибудь в архивах можно найти документы.

— Насколько мне известно, мальчики более склонны к лунатизму, чем девочки, и болезнь нередко начинается в период полового созревания, — заметил Маркинсон. — Однако я не уверен, что, если мы расскажем прокурору о том ночном инциденте двадцатишестилетней давности, это может чем-то помочь Питеру.

— На прошлой неделе у него был еще один приступ, — подала голос я. — Это случилось в тот день, когда Питер вернулся домой после того, как ему было предъявлено первое обвинение.

Я рассказала им, как он прилег отдохнуть, а когда я заглянула к нему в спальню, то обнаружила его стоящим над раскрытым чемоданом, который он успел уже наполовину собрать.

Я не стала упоминать о приступе, который случился с Питером в первую ночь после того, как мы вернулись из свадебного путешествия. Не смогла заставить себя произнести вслух, что мой муж водил рукой в бассейне, как будто не то заталкивал, не то вытаскивал что-то оттуда. Конечно, адвокаты получали за защиту Питера немалые деньги, однако мой рассказ мог заставить их поверить, что он в самом деле причастен к гибели Грейс.

Я боялась, что, даже если они станут изо всех сил добиваться его оправдания, в глубине души все равно будут считать, что он виновен по всем пунктам.

44

— Адвокаты остаются на обед, — сообщила Джейн Барр мужу, когда тот вернулся с покупками. — Уже три часа сидят, и все им мало. На миссис Кэррингтон прямо смотреть страшно. Как бы она не слегла, бедняжка.

— Да, ей сейчас нелегко приходится, — согласился Гэри, убирая пальто в стенной шкаф у входа в кухню.

— Я сварила куриный суп, — сказала Джейн, хотя сообщать об этом не было совершенно никакой необходимости: кухню наполнял упоительный запах вареной курятины, лука и свежей зелени. — Сейчас испеку бисквиты, приготовлю салат и нарежу сыр. К счастью, среди них нет вегетарианцев.

Гэри Барр знал свою жену как облупленную. На протяжении последних двух недель, с тех самых пор, как обнаружили тело Сьюзен Олторп, Джейн места себе не находила. Она подошла к раковине и принялась мыть листья салата. Он остановился у нее за спиной.

— Тебе нехорошо? — спросил он нерешительно.

Джейн обернулась; на лице у нее боролись мука и ярость.

— На всем белом свете нет человека прекраснее Питера Кэррингтона, и теперь он в тюрьме, потому что…

— Молчи, Джейн, — приказал Гэри Барр, и лицо у него от гнева пошло пятнами. — Не смей так говорить, и даже думать об этом не смей. Это неправда. Клянусь тебе своей бессмертной душой, это неправда. Ты ведь поверила мне двадцать два года назад, вот и продолжай верить, а не то мы оба снова окажемся под одной крышей с Питером Кэррингтоном, и это будет не крыша этого особняка.

45

— Я не нашел в деле упоминания о журнале, который Грейс Кэррингтон читала перед смертью, — сказал Николас Греко Барбаре Краузе; они оба сидели у нее в кабинете.

— Насколько я поняла, его выбросили, — пояснила Краузе. — Грейс вырвала из него страницу, чтобы не забыть заказать билеты на постановку, которая только что начала идти на Бродвее.

— Да, я тоже так думаю. Я встречался с Хаммондами, семейной парой, которая присутствовала на том ужине, и поговорил с ними об этом.

— Мы допрашивали их сразу после гибели Грейс, — отозвалась Краузе. — Оба подтвердили, что Грейс весь вечер пила и что Питер вернулся домой и устроил скандал. Хаммонды сразу же ушли. Нам просто не повезло, что Филип Мередит тогда не сообщил нам, что у Грейс был роман с другим мужчиной, пусть даже она и не открыла ему имени своего любовника.