Есаул из будущего. Казачий Потоп - Анатолий Спесивцев

Он продолжил рассылку призваний к шляхте о великой опасности и необходимости дать отпор ордам с востока. Католическая церковь активно поддержала в этом власти, так что в лагерь пришло много и простых поляков. Они явились защищать Родину, не щадя живота своего. Принеся при этом и немалые проблемы. Для них, в отличие от многоконфессиональной шляхты, разделение между своими и чужими проходило по принадлежности к католической вере или непринадлежности. Высокородным кальвинистам на это было наплевать, но вот некатолическое простонародье попало под пресс ненависти, из-за чего в лагере стали возникать стычки. Многочисленные протестанты-наемники или принявшие униатство казаки становиться жертвами не рвались, отпор излишне верующим до фанатизма идиотам давали не задумываясь. Такие схватки стали нормой, иногда случались по нескольку раз за день, нередко с летальным исходом.

Королю стоило немалых усилий навести в лагере хоть видимость порядка. Многие шляхтичи в связи с отсутствием врага в пределах видимости принялись безудержно пить, что спокойствия в войске не добавляло. Начавшаяся еще в пути эпидемия дизентерии набирала обороты, выводя из строя десятки людей ежедневно. Несколько раз возникали пожары, что при обилии в лагере запасов пороха могло привести совсем уж к печальным последствиям. Бедолаг, заподозренных в умышленных поджогах (совершенно безосновательно), торжественно повесили.

Укрепления в лагере строили под руководством австрийских инженеров. До строительства было много споров, стоит ли их возводить вообще, негоже, мол, благородным людям прятаться за валами и частоколом от быдла и дикарей. Но таких неумных хвастунов оказалось не так уж много. К сожалению, насыпать валы заранее не смогли, в окрестностях после прошлогодних набегов осталось очень мало хлопов, поэтому само строительство лагеря производилось по мере их прибытия с обозами. Валы сделали не сплошными. Для удобства контратак соорудили несколько ворот, по бокам лагеря – для противника труднодостижимым – ворота сделали широкие. Там предусматривался проход для собственной конницы. Зато ров выкопали основательный, благодаря близости реки он быстро заполнился водой, напротив ворот выстроили мосты.

Пушки расставили равномерно по валу, обращенному на восток. Запасы пороха предусмотрительно рассредоточили по нескольким местам и тщательно охраняли. Мерам безопасности вообще в этой кампании уделялось особо пристальное внимание. Не забыли пластунских рейдов, осознавали возможность их повторения. Простолюдинов вешали по малейшему подозрению, в подавляющем большинстве случаев – напрасно. И очень гордились отсутствием громких терактов. Не подозревая, что они запланированы Хмелем и Свиткой на преддверие битвы.

Конная разведка регулярно докладывала о продвижении банд Хмельницкого, однако те в который раз смогли поляков удивить. Находясь, по донесениям и расчетам, чуть ли не в сотне верст, большой отряд из казаков, татар (ногаев калмыцкого подчинения) и калмыков вдруг выметнулся из-за поворота дороги на поле будущей битвы около полудня шестого июля. Видимо, они скапливались некоторое время вблизи, потом в кустах невдалеке от поворота нашли несколько раздетых трупов из числа хорватов-наемников. С гиканьем и визгом всадники рассыпались по полю, убивая всех, кому не повезло там находиться в это время. Спастись удалось только нескольким, бывшим в момент атаки невдалеке от открытых ворот лагеря или леса по правую сторону поля и не медлившим с бегством. Остальных порубили или постреляли и даже успели обобрать.

Подскакав довольно близко к валам польского лагеря, враги сделали по несколько выстрелов каждый по нему из луков навесом через вал с частоколом, убив и ранив еще с десяток человек. После чего, подобрав трех или четырех своих, попавших под пули ответной стрельбы, весьма недружной, нечастой и неточной, поскакали прочь. Король и гетманы узнали о причинах возникшей вдруг замятни уже после того, как вражеские всадники убрались прочь.

Требования о немедленной погоне, зазвучавшие вскоре, командование сочло неразумными. Уж что-что, а тактический прием кочевников заманивания в засаду притворным бегством полякам был известен хорошо.

Вскоре, подтверждая мудрость командования, на поле сразу по двум дорогам стали выезжать боевые возы. Казаки, не тратя времени зря, тут же выстраивали их в табор, скрепляли колеса цепями и окапывались. На глазах занявших вал наблюдателей будто волшебным образом выросла крепость. Неказистая, с неглубоким рвом и вроде бы смехотворно низкими стенами-возами, но уж поляки-то знали, сколько крови надо пролить, чтобы ею овладеть. Причем это произошло так быстро, что, пожалуй, даже знаменитые гусары не имели ни малейшего шанса успеть этому помешать. Возы составили заведомо до того момента, как они могли надеть доспехи, взнуздать коней, выехать в поле и, построившись, атаковать. Да и не отдавал никто такого приказа – атаковать. Командование в очередной раз занялось говорильней.

Между тем польский лагерь немедленно забурлил, кто-то спешил к частоколу на валу для отражения возможного штурма, кто-то – таких было как бы не больше – бестолково метался. И сразу здесь поползли самые дикие, но почему-то передаваемые как достоверные слухи. Об иноземцах, предавших поляков за казацкие деньги и пропустивших врагов для внезапного нападения, о страшных колдунах-характерниках, сумевших сделать войска невидимыми на марше…

От неразрешимых проблем голова раскалывалась не только у Владислава IV Вазы, их и гетману Богдану Хмельницкому хватало. Очень долго пришлось ждать союзников с востока. Черкесы зачастую добирались через горные перевалы, а они освобождались от снега порой к маю. К тому же из-за вражды некоторым приходилось идти окольными путями, делая большой крюк, обходя земли своих кровников. Калмыки же не могли идти в поход до высыхания травы в степи. Уж очень велик был шанс на набег враждебных казахских или узбекских племен. Дождавшись суши, калмыки выжгли степь на несколько переходов к юго-востоку от своих кочевий, гарантируя таким образом свои семьи от пленения и рабства. Только после этого сыновья Хо-Урлюка смогли двинуть воинов на запад.

Уже почти год, как, разбив армию Николая Потоцкого, казаки хозяйничали на Малой Руси, а множество городов на ее западе по-прежнему контролировались врагами. Волынь, в немалой степени благодаря чудотворцу Срачкоробу, очистить от них удалось, падение Луцка надломило там решимость держаться во что бы то ни стало, не сдаваясь. Но в Галиции, к сожалению, никакой реакции на очередное «чудо» Срачкороба не последовало. Замостье, Львов, Галич и многие другие города продолжали надеяться на приход королевского войска и подчиняться самозваному гетману не собирались. Можно, конечно, было собрать несметные толпы хлопов и задавить защитников твердынь числом. Натерпевшиеся от панов и арендаторов, те с радостью пошли бы на штурмы ненавистных обиталищ своих мучителей. Но в таком случае остались бы на Малой Руси одни руины вместо городов. А править только хлопами и казаками Богдану не хотелось.

Да что там города Галиции, стоявшие вдали от удобных дорог в Польшу! Холм, построенный несколько западнее Луцка еще Данилой Галицким, также сдаваться не собирался, а располагался он не так уж далеко от путей снабжения пошедшей на запад армии союзников. Пришлось Богдану выделить несколько сотен всадников для постоянных тревожащих набегов на окрестности города. Чтоб паны сидели за стенами, не думая из-за них и носа казать.

Естественно, пройдя южнее Люблина, игнорировать немалый гарнизон Хмель не решился и под его стены выслал пару тысяч калмыков. Помешать выходу из города большого войска, собранного наследником Вишневецких, женившимся на сестре Яремы Анне, Зигмундом Фирлеем, они не смогли, тот легко пробился к армии Владислава. Зато оставшиеся в городе о вылазках за стены и помыслить не могли, как и о пополнении запасов продовольствия. Судьба города таким образом решалась в главном сражении. Победи король – горожанам бояться ничего не приходилось, победа же Хмельницкого обрекала Люблин на быструю сдачу. Как и многие другие города востока и юга Польши.

Казалось бы, что значат две с половиной тысячи человек для большой армии? Однако… Богдан перед решающей битвой стал испытывать тревогу и неуверенность. Когда готовился к войне, строил планы, заботился о снабжении войск, было не до этого. А когда войска сблизились, выяснилось, что и у него есть нервы. Окружающим старался этого не показывать, но сомнения в победе слепили в его душе настоящее осиное гнездо. Тревожило и недостаточное, как казалось гетману, преимущество в численности войск и артиллерии. Менее чем двойное. Вдвое меньше, чем обещали, по их словам, привели всадников калмыки – отговорились уходом немалого числа воинов с Хо-Урлюком. Заметно недобрали до зимних обещаний донцы. Татаринов извинялся, у него и своих трудностей хватало, оставалось радоваться и такой, совсем немалой добавке бойцов. Разве что молдаване и черкесы утешили, явились даже в чуть большем числе, чем ожидалось. Беспокоило то, что значительная часть казаков и гетманских солдат имела слишком маленький опыт боевых действий, хотя в результате многочисленных штурмов собственных городов не бояться свиста пуль многие научились.