Операция прикрытия - Сергей Синякин

Королев не обольщался результатами беседы с Лаврентием Павловичем, слишком коварен и расчетлив был этот человек: словно шахматист партию — Берия просчитывал работу на несколько шагов вперед, поэтому его показное добродушие конструктора не могло обмануть, просто нужды в излишней жесткости пока, видимо, не было. Впрочем, уже это должно было радовать. А насчет характера Лаврентия Павловича ошибаться не стоило — старый и зубастый волк был перед конструктором, иные в Политбюро ЦК просто не попадали, да и выжить там они не могли. Ослабевшего всегда быстро и уверенно рвала вся стая.

Биологические законы никто не отменял и при социализме.

Глава десятая

Полковника Хваталина судьба не любила.

Иначе трудно было объяснить, почему, будучи полковником, Андрей Антонович Хваталин являлся начальником химической и радиационной службы мотопехотного батальона, базировавшегося в тайге. Вот говорят, что начальников себе надо уметь выбирать. Полковник Хваталин выбирать умел, но с начальством ему сильно не везло. Был он в подчинении генерала Крюкова в группе советских войск в Германии. Генерал к нему благоволил, только не повезло товарищу Крюкову, раскопало МГБ историю его немецких трофеев, а вождь и первый друг и учитель мирового пролетариата расценил действия генерала как мародерство и отправил его решетку. Вместе с генералом загремели его многочисленные помощники из числа интендантов, которые помогали генералу в выборе достойных трофеев в покоренной Германии, и полковнику Хеаталину пришлось только порадоваться, что не успел он перейти в интендантские службы и стать хозяйственником, хотя еще совсем недавно он завидовал хозяйственникам, отправляющим в Союз вагоны с награбленным добром. А теперь он радовался, что оказался в стороне от дележа. Сам генерал Крюков со своей женой — всенародной любимицей певицей Руслановой — поехал на восток обживать просторы необъятной Сибири, несколько особо ретивых интендантов были даже расстреляны, а не слишком причастные к их деятельности отправились в ту же самую Сибирь служить, утешая себя мыслью, что все кончилось не так уж и плохо — погоны на плечах, пенсия почти в кармане, а Германия… Ну, что Германия? Живут же другие люди без заграниц, живут и не умирают.

Батальон, в котором дослуживал свои армейские деньки полковник Хваталин, располагался в Камышлове, не слишком далеко от Свердловска, но бывать в областном центре полковнику приходилось редко, а на праздники вообще постоянно приходились различные дежурства, не забывали невидимые силы полковника Хваталина. И то сказать — ну что за служба у начхима? Безделье сплошное, праздник, а не служба. Отравляющие вещества в центре страны никто применять не будет, о радиации понятия были еще весьма и весьма смутные, вот и сводилась вся служба полковника Хваталина к проверке наличия противогазов в батальоне да плащ-накидок, которые по замыслу далеких московских чинов должны были уберечь советского воина от иприта и радиоактивной пыли. Еще полковник Хваталин проводил занятия с офицерами, разъясняя провинциальным воякам вредоносные свойства иприта, люизита и фосгена, а также демонстрировал им документальный кинофильм о последствиях применения американцами ядерных бомб в Хиросиме и Нагасаки. Фильм считался секретным и поступил в батальон в единственном экземпляре, от частых показов на целлулоиде пленки появились царапины, которые при показе делали фильм совсем уж загадочным и фантастическим.

Полковнику Хваталину было тридцать семь лет. У него было волевое, всегда чисто выбритое лицо, короткая стрижка под бокс и мягкий, с придыханиями говор, который в совокупности с некоторой смуглостью лица и пышными темными усами выдавал в полковнике уроженца южнорусской полосы. Ошибки в том не было, родом полковник был из казачьего города Новочеркасска, поэтому некоторые слова, начинавшиеся с буквы «г» и являвшиеся любимым ругательством Андрея Антоновича, в его выговоре слушались мягко и даже заманчиво.

Вся боевая техника, что находилась в подчинении начхима, сводилась к трем «виллисам» радиационно-химичес-кой разведки. «Виллисы» были оборудованы приспособлениями для втыкания в землю маленьких красных флажков, которыми предполагалось обвешивать безопасные маршруты для войск в зоне химического и радиационного поражения. Затея эта была ненадежная и небезопасная, поэтому экипажи «виллисов» полковник Хваталин ласково именовал своими смертничками, справедливо полагая, что предназначены они лишь для одной разведки, после чего счастливчики становились покойниками, а неудачники подлежали длительному и болезненному лечению в госпиталях. Да и как могло быть иначе, если для определения химического заражения имелись приборы химической разведки, представляющие собой насосы, в которые для прокачивания воздуха вставлялись специальные трубки, которые из-за недолгого своего срока хранения сплошь и рядом оказывались просроченными, а вся техника, предназначенная для определения радиации на местности, сводилась к хитрому и не слишком надежному ящичку с длинным щупом и наушниками, который именовался дозиметром переносным, и при появлении радиации стрелка на нем начинала отклоняться, а в наушниках раздавался непрерывный треск? Верить таким приборам было трудно, а надеяться на них — вообще невозможно.

Кроме этой техники, в распоряжении полковника Хва-талина находилось несколько цистерн, смонтированных на базе автомобилей «ЗиС-5», и еще одна хитрая машина, которую солдаты метко именовали вошебойкой — ведь предназначалась она для дезинфекции нательного белья и обмундирования, а также для помывки завшивленного личного состава, то есть для борьбы с бактериологическим оружием. «Вошебойка» и в самом деле частенько использовалась по своему прямому назначению, а автоцистерны, предназначенные для дегазации местности, с успехом применялись для поливки плаца перед построением батальона.

Вот и приходилось полковнику Хваталину ходить в бесконечные дежурства по штабу батальона, а в периоды призывов отправляться за новыми солдатами — работа, конечно, не очень пыльная, но тяжелая. Ведь требовалось не только набрать требуемое количество призывников, но и довезти их в полном составе до войсковой части, что получалось не всегда — на партию призывников обычно находилось два-три урода, которые на каждой станции норовили отстать от поезда, тайно купить и пронести в вагон самогон или дешевую бормотуху, которыми торговали на станциях. Таких призывников полковник Хваталин безжалостно наказывал, а самогон и бормотуху изымал, когда же ее оказывалось в распоряжении Хваталина достаточное количество, он приступал к планомерному уничтожению запасов, предварительно изолируя наиболее ненадежных призывников и назначая над остальными старшего из наиболее разумных и крепких защитников Родины.