Левый берег Стикса - Ян Валетов

Диана отошла от окна. Надо было что-то готовить на ужин детям. Но для этого требовалось спуститься вниз, на кухню.

Марик читал, сидя в кресле и, увидев её, сразу же отложил книгу в сторону.

— У нас неприятности, сынок. — Сказала Диана, садясь напротив него. — Большие неприятности.

— Что-то с папой? — голос у Марка дрогнул. Чуть заметно, так же, как бы он дрогнул у Кости, отметила она. Та же выдержка, тот же взгляд, тот же наклон головы. Маленький Краснов. Он сможет, он точно сможет.

— Нет. С папой все в порядке. Он звонил. Он сейчас в Берлине. Понимаешь, Марик, те люди, что приехали…

— Это же папина служба безопасности…

— Да. Но, видишь ли.… Этим людям нужны деньги.

— Ваши с папой?

— Нет. Деньги банка. Они хотят, что бы папа отдал им деньги банка.

— Много?

— Очень много, сынок. Они для этого приехали. И они нас не отпустят, пока папа эти деньги им не отдаст.

— А он отдаст?

— Да. Конечно. Они знают, что для того, что бы они ушли, папа сделает это. Но нужно время. День, может быть, два. Пока они останутся здесь.

— А потом уйдут?

Диана взъерошила сыну волосы.

— Уйдут. Может быть. А, может быть, и нет.

— Почему?

— Потому, что могут испугаться, что твой отец потом их найдет. И накажет.

Он задумался, буквально на миг, а потом опять поднял не нее глаза.

— Он их найдет.

Он не спрашивал, а утверждал.

— В том-то и беда, — подумала Диана, — и они тоже это знают. И они уверены в этом на все сто процентов. Поэтому и сделают все, что бы искать их было некому. Вот только как сказать об этом тебе?

— Да. Найдет. Вопрос в том, сынок, будем ли мы с тобой и Дашкой, сидеть и дожидаться, пока папа что-то сделает? Или попробуем сделать что-то сами?

Марк посмотрел на нее внимательно, совсем по-взрослому. Диане даже стало не уютно. Будто бы не одиннадцатилетний мальчишка сидел сейчас, напротив нее, а ее ровесник, таким понимающим был этот взгляд.

— Ты думаешь, — сказал Марк, — что они убьют нас, мам?

Как ни странно, Диане стало легче, когда он сам произнес то, что она не решалась высказать в слух. Страшнее, так как ее выводы подтвердились, но легче, потому, что она поняла, что не одна. Рядом с ней сидел Костя. Маленький Костя. Но такой же рассудительный, храбрый и спокойный. В глаза которого можно заглянуть и почувствовать поддержку, понимание. И не видеть страха.

Прости меня, Господи, подумала Диана. Прости меня за то, что я ищу поддержки у ребёнка, вместо того, чтобы просто защищать его и его сестру. Прости меня за то, что собираюсь сделать. И дай мне силы сделать то, что должно. И защити наших детей, если сможешь. Будь милосерден. Мы слабы, мы обращаемся к тебе только в минуты несчастий, но разве не в эти минуты особенно горячи наши молитвы? Разве не в эти минуты мы особенно искренни в своей вере?

— Да. — Сказала она. — Они нас убьют. И папу тоже. Такой у них план. И пока все идет по этому плану. Но мы с тобой можем эти планы нарушить. Если нас не будет у них в руках — это развяжет руки Косте.

Или даст ему возможность совершать ошибки, отметила она автоматически. Без ущерба для безопасности детей. И сама удивилась своей способности холодно анализировать ситуацию в такой момент.

— Для них — любое нарушение планов — это очень плохо. У них очень мало времени.

— У папы тоже, — сказал Марк. — Что ты собираешься делать?

— Нам нужно покинуть дом. — Она потерла виски. Голова побаливала после удара Лукьяненко, да и начавшийся дождь хорошего самочувствия не добавлял. — Через двери этого не сделать. Только через балкон второго этажа. Ты можешь спуститься? По простыням?

— Да. Без проблем, ма.

— Потом я спущу тебе Дашку. Она будет спать. Или будет очень сонная.

— Хорошо.

— Потом спущусь сама. Помогу вам переплыть речку, и вы пойдете к сторожу на плотину. У него есть связь.

— А ты?

— А я вернусь. Не в дом. На этот берег. И постараюсь угнать свою машину. Запасные ключи у меня есть.

— Не пойдет. — Сказал Марк. — Тебе нельзя возвращаться. Они тебя убьют.

— Они будут думать, что вы со мной. И гнаться будут за мной. Вы успеете добраться. И позвонить в город. А я постараюсь доехать до шоссе. Или до города, до поста ГАИ.

— Нет, — повторил он.

— Марочка, но ведь ты не сможешь вести машину.

— Это плохой план, мам. Пять километров по лесу ночью с Дашкой на плечах. Я дойду только к утру. — Он посмотрел ей в глаза твердо, без сомнений, по-мужски. — Я дойду, не сомневайся. А что будет с тобой?

— Со мной все будет хорошо.

Марк покачал головой.

— Это плохой план, мама. Он никуда не годится. Мы не выберемся из дома незаметно. Они будут сторожить.

— Я знаю, сынок. Я знаю, что надо делать.

— Я тоже, — сказал Марк. — Жаль, что тебе никогда не нравился бейсбол. Но мы справимся, мама. Обязательно справимся. Они думают, что мы ничего не будем делать. Они думают, что мы их боимся.

— Он догадался, — подумала Диана. — Он догадался. Увидел, что я принесла биту, и понял — зачем. Ни неприятия, ни ужаса перед действием, от одной мысли о котором у меня ноги становятся ватными.

Она обняла сына и прижала его к груди. Он с благодарностью принял ее ласку, положил голову на плечо, замер, на несколько секунд. Совсем ребенок. Единственная опора. Она бы все отдала за то, чтобы их с Дашкой не было рядом. И чтобы ей не пришлось делать то, что она должна будет сделать.

На все — про все — у Дитера ушло не более сорока минут. Допрос, а Краснову вопросы герра Штайнца более всего напоминали именно допрос, был стремителен, как блицкриг. Теперь Краснов и сам мог с уверенностью сказать, что Штайнц не всю свою жизнь был банкиром. Более того, теперь он не был уверен, стал ли Штайнц банкиром окончательно, в настоящий момент. Во всяком случае, если и стал, то не до конца.

Потом Дитер сделал несколько звонков с мобильного, вызвал в кабинет Габи и быстро, практически на пределе Костиного понимания немецкого, отдал распоряжения. Габи записывала молча, без вопросов, отмечая каждый пункт гортанным: «Йя!».

После ее ухода Дитер схватил трубку многоканального телефона, стоящего у него на столе и опять принялся звонить, отрывисто каркая в микрофон. Все это время Краснов ощущал себя предметом обстановки кабинета: Штайнц совершенно не обращал на него внимания. И ему ничего не оставалось, кроме, как курить сигарету за сигаретой.

Наконец, Штайнц закончил беседу и опять уселся в кресло, напротив Краснова. Где-то с минуту мужчины молчали, потом Штайнц выдохнул, совершенно по-русски, словно выпил стопку водки, и сказал:

— Так. Официально я не могу делать ничто. Ты понимаешь варум?

— Да. — Ответил Краснов.

— Неофициально я кое-что могу. Так. Мало. Я сказал готовить платеж. Я сказал делать трассу. Это плохой банк. На Каймана Айленд. Юнит. Комната, факс. Один служащая. Чёрный ящик. И этот фонд тоже. Деньги входят и дальше ничего. Понимаешь? Никто не может знать — куда потом.

Костя, который сам, недавно, по договоренности со своими прибалтийскими партнерами, открыл счета в двух таких юнитах, на связанные со структурами его банка, фирмы, знал, что получить информацию о движении денег с оффшоров на Каймановых островах дело почти невозможное. Даже для Интерпола.

— У нас только один дорога. Мы должны медлить платеж. Я не имею дайрект вайр на такой банк. Много корреспондент. Если думать — три. Можно четыре. Я контроль. Ты иметь 72 часа на кансел этот деньги. Если хочешь, скажи сейчас. Они выйдут и вернутся. Любой случай. Два дня — и они опять здесь. Это быть опасно. Для твоя семья. Но ты иметь время решить твой проблема. Так?

— Деньги со счета уйдут?

— Да. Если кто видеть твой баланс — денег нет. Ты все сделал. 72 часа.

— Это все?

— Нет. Тебе надо домой. Так. Но кто-то здесь — твой враг. Кто?

— Я не могу сказать наверняка.

— И я. Пока не могу. Ты понимаешь, Костя? И это второй проблема.

— Что ты имеешь в виду, Дитер?

— Ты делать вайр. Деньги уходить. Ты еще нужен жив. Если твой враг есть терпение. Если нет — ты не нужен жить. Ты должен… — он запнулся, подыскивая русское слово.

— Исчезнуть. — Подсказал Костя.

— Исчезнуть. Да. Так. Ты исчезнуть здесь.

— Ты думаешь, что они хотят сделать так, будто бы это я взял деньги?

— Это быть хорошо. Ты не должен говорить никому. Ты делаешь вайр. Ты уехать. Твоя семья уехать. Банк на Каймана. У тебя есть связь с Каймана, так Костя?

— Лично у меня — нет.

— А у твой банк? Я не спрашивать прямая связь. Я говорю — связь, если найти. Понимаешь?

— Есть.

— Вот. Если враг умный — они держать тебя три дня. Деньги есть. Тебя нет. Твоя семья — нет. Ты — вор. Тебя все искать. Их нет. Если глупый — тебя нет сегодня. Я хочу спросить тебя, Костя, кто твой враг? Твой полицай? Нет. Это не он. Он — это рука. Кто голова? Подумай. У тебя нет времени. Но ты — умный. Может не один человек. Но это близко. Очень близко к тебе. Так. Теперь — дальше.