Небесный берег - Лизз Демаро
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Маленькую Эванжелину это расстраивало. Пытаясь понять, где провинилась, она то и дело ходила хвостом за Сарией, и та пару раз прикрикнула на нее и прогнала. Раньше мама никогда так не вела себя.
Когда имбирное печенье было готово, мать принесла его в гостиную и поставила на пол. Эванжелина играла с плюшевыми игрушками, рядом лежало несколько детских книжек с картинками. Радостно улыбаясь, она вдруг застыла, посмотрела внимательно на маму, потянулась за печеньем, но рука замерла. Взгляд у матери был ледяной. Едва маленькая Эванжелина снова хотела спросить, что случилось, как Сария сказала:
– Это для тебя, милая. – Губы у нее странно поджались, несмотря на ласковый тон.
К тому моменту у Эванжелины уже начала проявляться магия света. Она могла создавать небольшие светлые сферы в ладошках, а на кончиках пальцев у нее иногда сверкали звездочки.
Ее мать была в панике. Как у такой знатной дамы, как Сария Фрейр, могла родиться магичка? Отец Эванжелины, Эрвин Фрейр, относился к способностям дочери спокойнее, и оттого между ее родителями вспыхивали ссоры.
– Мамочка, спасибо! – воскликнула маленькая Эванжелина вопреки поселившейся внутри тревоге.
Сария кивнула и тихо покинула гостиную. А на следующий день Эванжелина Фрейр оказалась на пороге арены «Небесный берег». Ей было девять.
Ужин закончился. Все были очень довольны и благодарны Селестине. Дальнейшего плана у них толком не было: все понимали, что им нужно покинуть территорию Форты как можно скорее, но еще не обсуждали, как это сделать.
Усталость накатила разом на всех. Селестина попросила помощницу подготовить комнаты для гостей.
Эванжелина и Джодера ушли в одну гостевую спальню, Джейлей и Герсий заняли вторую свободную комнату. Третьей гостевой у Селестины не нашлось, и она попросила помощницу подготовить спальню ее покойного внука. Эверлинга передернуло.
– Если хочешь… – заговорил Герсий, но Эверлинг прервал его жестом.
– Иди спать, – сказал он, понимая, что Герсий не хотел оставаться один, а с ним, Эверлингом, ему станет только хуже.
Герсий не стал спорить. Все разошлись спать, Эверлинг остался в гостиной, только пересел на мягкий диван перед камином. Огонь в нем не горел, но Эверлингу не нужен был свет. Ему просто хотелось, чтобы никто его не трогал.
Прошло несколько минут. В тишине слышалось назойливое тиканье часов. Эверлинг вздохнул и уперся локтями в колени, закрыл ладонями лицо. Он не знал, как зайти в спальню парня, которого убил. Спать совсем не хотелось, зато хотелось сбежать. Куда угодно, лишь бы не вспоминать, чей это дом.
Из коридора послышались тихие шаги, дверь в гостиную открылась. Эверлинг сильнее прижал ладони к лицу, зажмурился, стиснул зубы. Он хотел остаться один, но не думал, что в одиночестве чувство вины так обострится. Его словно резали изнутри, резали медленно, с медицинской точностью попадая в самые уязвимые места.
– Мальчик, – шепотом заговорила Селестина. – Ты думаешь, что я не узнала тебя.
Эверлингу показалось, что он снова стоит на арене, что бешеные аристократы кричат: «Кровавый Император!» Он увидел парня примерно своего возраста, может, чуть младше, увидел страх в его распахнутых добрых глазах и дрожащую нижнюю губу. Эверлинг тогда был безжалостен. Парнишка боялся Эверлинга, боялся боли, боялся магии. Не хотел и не умел сражаться.
Его жалкие попытки противостоять Кровавому Императору не привели ни к чему – не удалось даже поцарапать Эверлинга. Тот бой длился долго. Эверлинг мучил парнишку, пока сам мог стоять на ногах. Ирмтон Пини приказал ему «устроить мясорубку». Эверлинг устроил.
Он не ответил Селестине, сделал вид, что не услышал ее. Что он мог сказать ей, как оправдаться, как извиниться, Эверлинг не знал. Вряд ли хоть в каком-то языке существовали слова, способные исправить то, что он сотворил.
– Я знаю, что ты сделал, – спокойно продолжала Селестина. – Знаю, что убил моего внука. Его звали Николас.
Бенат. Николас. Список имен убитых Эверлингом стремительно пополнялся. Впервые за последние годы ему захотелось плакать, но ни одна слеза не покатилась.
Селестина села рядом. Свет она не включала.
Теперь хотелось убивать. Когда он перекрывал кислород другим, случались мгновения освобождения: он дышал полной грудью пару секунд, но потом все возвращалось обратно, и воздуха вновь не хватало. И тем не менее этих секунд было достаточно, чтобы почувствовать себя легче.
– Я не виню тебя.
Эверлингу показалось, что он задохнулся – всего на долю мгновения. Грудь сдавило спазмами, и он с радостью попытался бы дышать размереннее, если бы это могло успокоить. Но Эверлинг знал: помочь ему не могло ничего. Он по-прежнему молчал.
– У тебя не было выбора, и я понимаю это. В его смерти нет твоей вины, – повторила Селестина.
Согласиться с ней так легко Эверлинг не мог – слишком хорошо помнил, как ломал его кости одну за другой, как останавливал потоки крови внутри его тела, как заставлял задыхаться. Помнил, как впервые поломал кость. Помнил свои руки, испачканные в крови Николаса. Помнил, как наконец остановилось его сердце и как в глазах отразилось успокоение. Эверлинг убил Николаса Рейнольдса. Приговор: виновен.
Селестина положила ладонь на его шею, погладила затылок. Эверлинг думал, что умрет, но только сглотнул и выдохнул.
– Не вини себя. Все это произошло из-за Ирмтона и короля Иоганна. Не из-за тебя. Ты такая же жертва, как и мой внук. – Она говорила мягко, ласково, словно не Николас был ее внуком, а Эверлинг.
Они посидели в тишине. Селестина не требовала извинений, не ждала, что он заговорит. Она ничего от него не хотела, только утешить и дать понять, что есть вещи, которые люди изменить не способны. Ее ладонь, лежащая на его шее, была тяжелой. Не на самом деле, но Эверлинг сгибался, словно на плечи свалилось небо.
Селестина приобняла его за плечи, слегка потянула на себя.
– Простите, – хрипло выдавил из себя Эверлинг.
Она снова погладила его по затылку.
– Попробуй немного поспать. Завтра у вас будет тяжелый день, нужно будет решить, как вам быть дальше. – И Селестина оставила его одного.
Эверлинг в ту ночь заснул, свернувшись на диване в гостиной, а утром обнаружил на себе теплый плед.
Главнокомандующий армии Форты Кахир Веласкес зашел в большой зал, где во главе стола сидел король. Суровое лицо выражало недовольство, густые брови сдвинулись к переносице, а темные карие глаза сверкали жестокостью. С правой стороны от короля Иоганна расположились Ирмтон и Элиса Пини. На столе в хаотичном порядке было раскидано несколько папок. Король Иоганн
