Уникум - Варвара Клюева

— Я попробую, Константин Олегович, но не думаю, что это пойдет вам на пользу. Эдак я избалую вас, и вы с другими свидетелями совсем работать не сможете. Что же вы будете делать, когда меня под рукой не окажется? Уволитесь из прокуратуры в связи с профнепригодностью?

— Надеюсь, Варвара Андреевна, до этого все-таки не дойдет. И потом, зачем заглядывать так далеко вперед? Пока я могу прибегнуть к вашей любезной помощи, надо пользоваться удобным случаем.

— Да, пожалуй, это здравая мысль.

— Благодарю вас. Вы не возражаете, если я опять включу магнитофон?

Я кивнула.

— Итак, о Нине. Мы учились в одной группе с первого до последнего курса, — начала я и почувствовала, как к глазам подступают слезы. — Нина выросла в хорошей семье и производила впечатление благовоспитанной барышни из института благородных девиц. Она никогда не употребляла жаргонных слов, не рассказывала и не слушала сомнительных анекдотов, не носила драных джинсов. Этим она выделялась в студенческой среде. Кроме того, Нина была эстеткой. Она не выносила ширпотреба, и это чувствовалось во всем — в ее манере одеваться, в обстановке комнаты, в выборе книг, пластинок, духов. Нина прекрасно шила и вязала, и я не припомню, чтобы она хоть раз надела магазинное платье. Причем она сама придумывала фасон, и в ее туалетах всегда была какая-нибудь изюминка. Некоторые наши девочки пытались за ней угнаться, но куда там! Рядом с Нинкой любая франтиха выглядела словно разукрашенная курица рядом с фламинго. Для Нины форма всегда была неразрывно связана с сутью — неважно, шла ли речь о предмете, человеке, живой или неживой природе. Иногда мне даже казалось, что форма для нее важнее содержания. Например, если Нина сталкивалась с откровенным мерзавцем, который умел выгодно себя подать, она прощала ему низость охотнее, чем прощала какому-нибудь славному, но неотесанному малому недостаток хороших манер. Эта черта постоянно служила причиной неудач в ее личной жизни. Нина была очень романтической девушкой и, встретив очередного красивого парня со светскими повадками, тут же наделяла его внутренним благородством и безоглядно влюблялась. Понятно, это доставляло ей массу неприятностей. Правда, со временем она поняла, что красивая внешность в мужчине — не самое главное достоинство, но ее требования к манерам и умению одеваться оставались запредельно строгими. Если молодой человек позволял себе явиться к ней на свидание с пятном на рубашке, Нина воспринимала это как смертельное оскорбление, и молодой человек тут же получал от ворот поворот. К женщинам она была не столь требовательна. Например, на протяжении нескольких лет терпела в качестве подруги вашу покорную слугу, а это уже немало говорит о ее снисходительности. С людьми Нина в основном ладила. Она была щедрой до расточительности, всегда радовалась любой возможности сделать кому-нибудь подарок или оказать услугу. Если у нее с кем-то портились отношения, она становилась язвительной, но на открытый конфликт не шла, поскольку больше всего на свете боялась выглядеть вульгарной. Пожалуй, Марк и я были единственными, на кого Нинка позволяла себе кричать, но это легко понять: нас связывали близкие отношения. Вероятно, она научилась прощать недостатки мужа, и чем больше их прощала, тем сильнее его любила. Но их не прощали мы, поэтому после ее замужества довольно быстро отдалились. Она так и не простила нам этого разрыва, считала наше поведение предательством.

Ну, что еще можно сказать о Нине? Она была очень неглупой женщиной с разносторонними интересами. Немного рисовала, играла на фортепиано, занималась подводным плаванием. Получала удовольствие от знакомства с новыми людьми, любила принимать гостей и появляться в обществе. Обычно после замужества женщины постепенно замыкаются в своем тесном мирке, но с Ниной этого не произошло. Она ходила в театры, на концерты, на выставки. При этом дом содержала в образцовом порядке и успевала еще учиться на курсах модельеров. Словом, жила насыщенной и разнообразной жизнью. — Прошедшее время последнего глагола снова вызвало у меня жжение в глазах. — Может, вы будете задавать вопросы, Константин Олегович? Трудно говорить о человеке в общем плане.

— Но вы прекрасно справились с этой задачей, Варвара Андреевна. У меня, пожалуй, не осталось вопросов. А что вы скажете о Мироне Полторацком?

— Боюсь, говоря о Мироне, мне трудно оставаться объективной. Может быть, вы все-таки ограничитесь характеристиками, которые дали ему друзья?

— Как известно, чтобы получить объективное представление о человеке, нужно выслушать и его врагов.

— Ладно, я вас предупредила. Мирон на факультете был личностью известной. Не могу сказать, что все в нем души не чаяли, но уважали его многие. С первого знакомства с ним поражала воображение его необыкновенная сила, как физическая, так и внутренняя. Такому человеку никто не осмелится нахамить в магазине или трамвае, таких не задирают хулиганы и не изводят мелкими придирками вахтеры. В нашей гнилой интеллигентской среде личности вроде Мирона — редкость. Если оставить в стороне внешность, он напоминал американского киногероя — не ведающего страха и сомнений ковбоя или шерифа с Дикого Запада. Его отличали жесткость, неукротимая воля к победе и стремление к лидерству. Из крупных недостатков у него имелся лишь один, но, с моей точки зрения, он стоил всех его достоинств, вместе взятых. Мирон катастрофически не умел проигрывать. Если такое случалось, ему напрочь отказывало чувство юмора, жесткость сменялась жестокостью, а уровень интеллекта мгновенно падал до первобытного. Если кто-то высказывал в его адрес меткое остроумное замечание, вызывающее общий смех, Мирон вполне мог ответить увесистым тумаком. Если он участвовал в каких угодно конкурсах, олимпиадах, спортивных состязаниях и не становился первым, победитель едва ли мог рассчитывать на теплые дружеские поздравления Мирона; напротив, тот исходил желчью и делал все, чтобы умалить победу противника, — намекал на нечестность судей, на сомнительность результатов победителя, жаловался на катастрофическое невезение, ну и так далее. Зато если побеждал Мирон, положение коренным образом менялось. Он становился снисходительным и добродушным, блистал остроумием и охотно признавал достоинства судьи и устроителей соревнования. Надо сказать честно: побеждал Мирон куда чаще, чем проигрывал, и потому неприятные стороны его натуры не били в глаза, но менее неприятными от этого не становились.

— Да, похоже, вы действительно немного перегнули палку, Варвара Андреевна, — заметил Белов. — Как человек с таким характером мог хоть у кого-то вызывать симпатию? А то, что деловые партнеры Полторацкого испытывали к нему симпатию, сомнений не вызывает. Да и Генрих Луц говорил о нем с большой теплотой…

— Ну, Генрих — это особый случай. Он видит жизнь исключительно в розовом свете. Генрих просто не способен заметить в человеке какие-либо недостатки. Даже самый отпетый негодяй у него превращается в весьма достойную личность. А Мирон отпетым негодяем не был. Даже наоборот. Как я уже говорила, его вполне можно сравнить с положительным персонажем из американского боевика. Что же касается Славок, тут ситуация другая. Они уже давно сумели доказать Мирону, что ни в чем ему не уступят. Поскольку их доводы отличались увесистостью, Мирон признал в них равных. С ними он не позволял себе особых вольностей.

— Значит, конфликты у них практически не возникали? — как можно небрежнее поинтересовался шпион Белов. И по тому, как он это сделал, я поняла: о последнем скандале Мирона со Славками ему известно. Поскольку из нашей компании я разговаривала с Беловым первой, мне не составило особого труда сделать вывод, что источник его информации — сами Славки.

— Возникали, конечно. Мирон, он Мирон и есть… был. Но Славки, наверное, сами вам все выложили.

— Выложили, выложили. — Белов криво усмехнулся. — Вчера же вечером меня отыскали и во всем отчитались. А вам не показалось странным, Варвара Андреевна, что они начисто забыли о ссоре, которая произошла за несколько часов до гибели Полторацкого?

И снова выражение лица Константина Олеговича заставило меня призадуматься. Наверняка он задавал тот же вопрос Славкам, и они с комсомольской честностью выложили ему всю правду о безобразной сцене, которая затмила их маленькую размолвку с Мироном.

— Ну, во-первых, гибель человека сама по себе может память отшибить, а во-вторых, между этой ссорой и исчезновением Мирона имело место куда более впечатляющее событие. На сей раз при моем активном участии.

— А вы не хотите посвятить меня в суть дела, Варвара Андреевна? — немного ехидно полюбопытствовал шпион Белов.

Я не видела причин, мешающих мне удовлетворить шпионское любопытство, и рассказала все как на духу. Наверное, я зря оклеветала Славок. Белов явно слышал эту историю впервые. Во всяком случае, изобразить ту гамму чувств, которую я увидела на его лице, едва ли можно намеренно. Только после долгой паузы Константин Олегович сумел закрыть рот и произнести членораздельную фразу: