Нехожеными тропами - Владислав Владимирович

надо проведать, он поднакидался что-то, кабы не случилось чего. — Развернулся и потопал к бассейну, а девушки переместились обратно под навес.

— Какой он? — Первое что спросила Лика, когда они остались наедине, а слезы на щеках окончательно высохли.

— Трудный вопрос, — отозвалась подруга, наливая по кружкам сидр и срезая несколько гроздей винограда в тарелку. — Он сложный человек. Но в тоже время, простой. Говорит прямо о том, что думает. А еще, ласковый. — Приподняв свою кружку, не сильно стукнула о кружку Анжелики. — Видела сколько раз он меня обнял и поцеловал за сегодня? Вот! А твой папа с мамой сколько раз целуются и обнимаются? Вот и я о том же. А самое, что интересное, он не боится проявлять внимание при посторонних, будто говорит всем: это моя жена, я ее люблю, а полезете, руки оторву! Хихи! И самое интересное, что ведь оторвет! Потом, конечно, обратно прирастит, но сначала оторвет.

Лика залилась краской.

— Отец говорил, что он сильный и быстрый, как камышовый кот. Говорит, что подрался с ним, а попасть ни разу не получилось.

— Та, с папой подрался! — Передразнила подругу Айна. — Ты бы посмотрела, как он дядю Богдана уделал! Смеялись всем замком! Хотя, завтра с утра на тренировку твоих братьев погонит с остальными, если захочешь, сама посмотришь. Особенно, когда у него начинается единение с миром… м-м-м… это загляденье… А еще у нас есть Древо и один маленький бог живет, только он все больше на Древе обитает последнее время. — Лика слушала, раскрыв рот, поглощая все то, что рассказывает Айна.

— А это? Ну это… ну… любитесь вы?

— Сама узнаешь, подруга, сама все узнаешь, хи-хи-хи! Только он волосы на теле не любит.

— На всем теле?!

— Ну, подмышками и там, внизу… ой, не заморачивайся, главное сразу сбрить все, а потом попросить его, он сделает так, что они вообще расти не будут нигде, кроме головы.

— А он и так может?!

— Ха! А ты мою маму видела? Нет? Тогда подожди минутку, я за ней сбегаю, а то ее папка как утащил, после того, как дядя Богдан приехал, так я ее и не видела. Жди, я сейчас!

Посиделки затянулись допоздна, даже когда Сергей ушел спать, девушки продолжали болтать, но уже в компании Норы и странно поглядывали на Сергея, когда он зашел пожелать всем спокойной ночи.

***

Бок солнца показался над горизонтом, а Сергей уже на тренировочной площадке разминался. Первым вышел Михаил, что встал рядом и принялся повторять движения за Сергеем, пару минут спустя начали подтягиваться остальные, Вика, Даша, Мэй, Людмила, и даже Глеб, что до этого отсыпался после дороги и боевых будней. Последними вышли сонные братья Хантер. Но, Сергей уже не обращал на них никакого внимания, раз пришли последними, сами виноваты, меньше знаний получат, а, следовательно, будут слабее других. Михаил с завидным упорством молотил деревянного болвана, что, проворачиваясь вокруг оси, периодически больно бил деревянными руками. Девушки, после обязательной разминки, расселись рядком, лицом к холму, выплетая печати, учась их контролировать.

И вновь, верный меч в руках, что задрожал в предвкушением. Стойка. Дыхание ровное. Отрешение от всего вокруг. И… Взрыв уколов, ударов, ударов, поворотов, отход в защитную стойку. Дыхание выровнять, повторить. Стойка. А теперь, укол-укол, уклонение, проход снизу, печать стены огня через меч вперед, блок, отход, уклонение, укол, еще укол, вертикально снизу-вверх и тут же диагональ с воздушной косой, что пронзительным свистом улетела в холм.

Сергей все больше ускорялся, вплетая в движения все больше печатей, с каждой секундой наращивая темп. Раз за разом пробуя новые построения блоков, уколов и ударов, пока в один прекрасный момент весь окружающий мир не провалился в густую патоку времени. Транс и единение на сей раз пришли быстрее, немного, но быстрее. Дуги чистой силы раз за разом срывались с кончика меча, взлохмачивая землю у подножья, и Сергей наслаждался этим моментом, сколько это длилось, было непонятно, пока от усталости он не выпал в обычное течение времени, остановился, и уперев фалькату в землю, тихо выдохнул, восстанавливая дыхание.

В наступившей тишине голос прозвучал особенно громко.

— Сдается мне, трындел ты, Богдан, когда говорил, что он только полторы тысячи в поле положил.

— Да не, мы их пересчитали, там чуть больше было. Это в Норбере две тысячи, а там, он просто пожалел идиотов.

— Да не, всё равно, как-то мало. Во! А давай мы по весне подчистим гряду от аваров? А то уже две деревни разорили…

— Кхе-кхе, Трувар, тебе не кажется, что все слушают, о чем мы говорим?

Дружный хохот перекрыл дальнейший разговор, а к Сергею подошли братья Хантер.

— Господин, мы очень хотели бы, чтобы вы были нашим наставником. — Сергей поднялся, закидывая меч на плечо, осмотрел ряд занимающихся девушек, повернулся к парням.

— Значит слушайте тогда внимательно: говорю идти, вы идёте, говорю плыть, вы плывете, говорю прыгайте, вы можете спросить, как высоко? Это понятно? Хорошо. А теперь, идете к Глебу и разбираете печать, когда сможете воплотить, продолжим разговор. Вопросы есть? Вопросов нет. Вперёд! — направился к кухне, где в это время его поджидал чайник с чаем.

Солнце уже стояло над горизонтом, а на кухне, поглощая виноград сидел довольный, но не выспавшийся Остап, а вокруг сновали Айна и Лика, поджаривая хлеб и нарезая сыр.

— Я смотрю, омоложение жены тебе на пользу не пошло? Ходишь бирюком, носом клюешь, за столом насыпаешь… — хохотнул Сергей.

— Издевается он, — буркнул в ответ тесть, — ну, типа, ха-ха, — сыронизировал тот. — А мне надо соответствовать жене! Она молодая, горячая, а я старый пердун… э-эх, тебе не понять! Тебе вот тысяча лет, и всегда молодой!

— К-к-как тысяча лет? — раздалось от плиты, а следом раздался звук упавшей двузубой вилки.

Сергей покосился на жену.

— А ты ей и не рассказала, да? — горестно вздохнув, Сергей присел на стул, призывно похлопав по второму рукой. Лика, как завороженная подошла, села на краешек, сложив руки на коленях, словно примерная ученица. Сергей же, взял ее руки в свои ладони, заглянул в глаза. — Слушай внимательно. Да, мне больше тысячи лет, да, я не из этого мира. И да, те кто со мной, живут дольше обычных людей. Мой внук прожил восемьсот четырнадцать и погиб, спасая людей. Такова правда. Правда в том, что в обычной жизни, я не умру, но меня можно убить. Это тоже правда. И то, что ты видела там, — он ткнул пальцем в сторону холма, — это результат столетий тренировок, проб и ошибок, что я могу передать своим детям и