Дитя Реки.Корабль Древних. Звездный Оракул - Пол Макоули

— Я не забуду, — ответил он.

— Выбирай ночевку внимательно, — посоветовал Кафис. — Вампиры — штука плохая, но привидения хуже. Иногда мы в развалинах видим огоньки, мягкие такие.

Он оттолкнулся от дна, и ялик заплясал на волнах, направляясь к стремнине, а Кафис работал листообразным веслом, будто копал землю. Когда Йама добрел до берега, ялик был уже далеко — черное пятнышко на широкой равнине реки, торящее длинную извилистую тропу к острову смоковниц вдалеке от 88 берега.

9. Нож

Пляж состоял из слоя белых обломков ракушек, в котором ноги утопали по щиколотку; и лишь когда Йама стал подниматься по древней выщербленной лестнице, зигзагом поднимающейся по изъеденному лицу утеса, он почувствовал, как тяжело ходить по твердой земле, как отдается каждый шаг во всех позвонках и костях. На первом же повороте лестницы обнаружился источник, ключом бьющий из чаши, выточенной в утесе. Йама встал на колени и пил из каменной чаши чистую сладкую воду, пока не раздулся живот, так как знал, что случай едва ли пошлет ему питьевую воду в Городе Мертвых. Только снова встав на ноги, он заметил, что кто-то еще недавно здесь пил, нет, судя по накладывающимся друг на друга следам в мягком красном мхе, тут были двое.

Луд и Лоб, они тоже улизнули от доктора Дисмаса. Йама засунул обсидиановый нож за пояс под подол рубашки и, прежде чем продолжать подъем, дотронулся до рукоятки, как будто черпая уверенность.

Древняя дорога шла совсем близко к краю утесов, ее плоская мощеная лента, усеянная пятнами желтого и серого лишайника, была так широка, что по ней плечом к плечу могли ехать двадцать всадников. А дальше в неярком вечернем солнце мерцала выбеленная глинистая земля. Кругом были могильные плиты, отбрасывающие в сторону реки длинные тени. Это был Умолкнувший Квартал, тут Йама бывал очень редко: они с Тельмоном предпочитали древние захоронения в предгорьях за Брисом, где можно было разбудить фантом-аспект, к тому же флора и фауна там богаче. По сравнению с изысканно оформленными мавзолеями старых кварталов Города Мертвых здешние саркофаги выглядели весьма убого, в основном это просто невысокие гробницы с куполами крыш, хотя местами попадались мемориальные стелы и колонны, а несколько больших склепов, установленных на искусственных пьедесталах, охраняли статуи с устремленными на реку каменными глазами. Один из них, размером с замок, был скрыт от глаз небольшой тисовой рощей, пустой и непролазной. Весь этот искусственный пейзаж оставался недвижим, ничто не шелохнулось, за исключением ястреба, распростершего крылья высоко в синем небе и парящего в восходящем потоке.

Когда Йама удостоверился, что его не ждет засада, он двинулся по дороге к далекому темному пятну, которое наверняка должно быть Эолисом, на полпути до той исчезающей точки, где Краевые Горы словно сливаются с туманной линией горизонта дальнего берега.

В каменных садах этой части Города Мертвых почти ничего не росло. Кругом только белые пологие горы, покрытые горькой пылью выветренных пород, в которых могли пустить корни лишь немногие растения, в основном юкка, кусты креозота и пучки колючего горошка. Кое-где дикие розы разрослись у дверных проемов древних саркофагов, и теплый воздух наполнялся сладким ароматом их красных, как кровь, цветов. Все склепы здесь были ограблены, и от их обитателей не осталось ни косточки. Если искусно набальзамированные тела и не были вывезены как топливо для плавилен старого Эолиса, то до них давно добрались дикие звери, когда грабители открывали саркофаги. Все вокруг было усыпано древними обломками: от разбитых погребальных урн и тонущих в сланцеватой глине остатков окаменевшей мебели до могильных плит с картинками жизни усопших, запечатленными на камне каким-то забытым способом. Некоторые из них все еще сохраняли активность, и когда Йама проходил мимо, на них ненадолго оживали сцены в древнем Изе или ему вслед поворачивались головы мужчин и женщин, они беззвучно шевелили губами, улыбались или посылали кокетливый поцелуй. В отличие от фантомов более древних надгробий эти картинки были простыми записями без признаков интеллекта; старые плиты бессмысленно прокручивали одно и то же снова и снова, как для человеческих глаз, так и для пустого взгляда ящерицы, прошмыгнувшей по глянцевитой поверхности плиты, куда была вмурована картинка.

Йама хорошо знал такие анимации: у эдила была целая коллекция. Чтобы они начали действовать, их следовало сначала подержать на солнце, и Йаму это всегда удивляло, ведь обычно такие картины располагались внутри склепов. Но хотя он и понимал, что это миражи, все равно их непредсказуемые движения пугали его. Он постоянно оглядывался, опасаясь, что Луд и Лоб крадутся за ним в спокойном безмолвии развалин.

Гнетущее ощущение слежки еще больше усилилось, когда солнце склонилось к ломаной линии Краевых Гор, а тени надгробий удлинились и стали наползать друг на друга на белой, как кость, земле. Идти по Городу Мертвых при ярком свете солнца — это одно, но когда стало темнеть, Йама начал часто оборачиваться через плечо, иногда делал несколько шагов назад или останавливался и медленно скользил взглядом по низким холмам, тесно усыпанным пустыми могилами. Он часто оставался на ночлег в Городе Мертвых вместе с эдилом, сопровождавшими его слугами и археологическими рабочими или же Тельмоном и двумя-тремя солдатами, но один — никогда.

Далекие пики Краевых Гор впились в малиновый диск солнца. Огни Эолиса поблескивали впереди, как россыпь крохотных бриллиантов. До города идти еще не меньше чем полдня, а в темное время суток — значительно дольше. Йама сошел с дороги и  начал искать гробницу, где можно найти приют на ночь.

Это было как игра. Йама знал, что склеп, от которого он отказался сейчас, будет значительно лучше, чем тот, на котором он остановится уже по необходимости, когда последние лучи солнца покинут небосклон. Но он не хотел выбрать прямо сейчас, потому что все еще чувствовал — за ним кто-то следит, и ему чудилось, пока он бродил среди путаницы узких тропинок между надгробий, что сзади слышны крадущиеся шаги, которые останавливаются, как только останавливается он, и снова звучат при первых его шагах. Наконец на половине подъема по длинному пологому склону Йама не выдержал, обернулся и громко позвал Луда и Лоба, в его сердце страх боролся с решимостью, а эхо его голоса замирало среди лежащих ниже по склону надгробий. Ответа не было, но когда он двинулся снова вперед, то за гребнем холма услышал отдаленный визг и плеск.

Йама вытащил обсидиановый нож и пополз, словно вор. За гребнем почва резко обрывалась вниз, как будто кто-то откусил половинку холма. У подножия обрыва в последних лучах заходящего солнца медью поблескивала лужица соленой воды вокруг родника, и там, в грязи весело возилось семейство даманов.