Влада и месть вампира - Саша Готти

– Врешь ты все! – завопила Дашуля, топнув ногой.

Диня, выглядывая из-за двери кухни в гостиную, хлопал глазками с восторгом буревестника, после ста лет безветрия попавшего в эпицентр смерча.

– Будешь куклой при мне, поняла?! – зарычал Алекс. – Никакой личности, будешь ходить за мной, как привязанная, и полностью от меня зависеть! Самое плохое, что, если я погибну, умирать придется и тебе, дурочка! Ты дорога мне, я не позволю…

– Не тебе решать! – отчаянно завопила Дашуля. – Все!!! Я готовлюсь к обращению, и ты не посмеешь мне отказать!!! Я так решила!!!

– Уф… Ну и денек сегодня, – Алекс прислонился к стене, сжав пальцами виски. – Все-таки откуда эта чертова тетрадка? Я еще никогда не видел, чтобы у людей так сносило крышу от запрещенных знаний…

– То есть мне нельзя, когда другим можно! Значит, я хуже – серая мышь, быдло, да?!

– Тебе девятнадцать лет! А ведешь себя как ребенок! Ты опять стащила мой мобильный, опять проверяла входящие!

– Не трогала я твой мобильный, ты врешь!!! – Дашуля топнула ногой по паркету. – Я в последний раз спрашиваю, будешь меня обращать или нет?!

– Не буду.

Дашуля заорала что-то в ответ, уже бессвязно и неразборчиво. Решив, что с нее хватит, Влада вышла на лестницу, поскольку в квартире Ивлевых начинался крупнейший за всю ее историю скандал. На лестнице было пусто и тихо, если не считать плаката напротив двери в квартиру. Криво склеенный из листочков помятой бумаги, он гласил: «Захватчики ВОН!» Внизу, под буквами, был очень похоже нарисован Диня, вылетающий из дверей с распростертыми руками, как самолет. У Эдика Грозного явно был талант не охранника, а художника, причем глубоко зарытый.

Влада села на корточки, положила подбородок на колени и приготовилась ждать, когда закончатся вопли. Правда, дело не ограничивалось только воплями – начался звон посуды и грохот. Владе даже показалось, что кто-то наступил на кошку, хотя у Ивлевых никаких кошек не было.

Как устроен тайный мир: все в состоянии равновесия, ненужные знания закрыты, и все в определенных рамках, которые сдерживают каждую сторону. Стоило нечисти на дне рождения Егора почуять свободу от магов, и у нее сорвало крышу. Если бы такое случилось со всей нечистью в Москве, что тогда было бы? А люди? Получается, стоит людям узнать, что они могут стать вампирами, пусть даже на особенных и ужасных условиях, начинается такое…

О дверь с внутренней стороны что-то стукнулось, съехало вниз и со звоном разлетелось на осколки. Наверняка один из последних стаканов в этой квартире. Дашуля никогда не смирится со своей человеческой натурой, сколько бы Алекс ни бился.

«А я, хотела бы я перестать быть собой и превратиться в вампира, обращенного Гильсом? – вдруг подумала Влада. – Стать зависимой от него и его жизни? Ужасно ли это? Да что угодно, лишь бы его спасти».

Через десять минут из квартиры вылетела Дашуля и хлопнула дверью с такой силой, что та распахнулась снова, с грохотом стукнувшись о стену. Вслед за ней выбежал Алекс, на ходу набрасывая кожаную куртку и проклиная потерю мобильного телефона. Шаги обоих стихли на лестнице, оставив в коридоре тишину и злорадного Грозного, который вышел из стены около лифтов и захихикал, потирая ручонки.

– Сегодня не вернутся, – со знанием дела заявил Эдик. – Только если к утру, пока она ему все нервы не вымотает, а потом заставит вести в ночное кафе или клуб. Я ее с рождения знаю, артистку… Ты вещички-то собрала? Я вас отсюда скоро выгоню вместе с вашим Ливченко, уж нашел способ поквитаться!

– Хватит угрожать, мы тебя не трогаем, вообще скоро сами уйдем… – Влада поднялась, заглядывая в квартиру, которая напоминала поле боя после сражения.

Под подошвами на паркете что-то хрустело. При ближайшем рассмотрении это оказалось манной крупой, рассыпанной от кухни до гостиной. Видимо, Дашуля запустила в стену жестяной банкой, которая сейчас валялась на полу. На кухне пол был усыпан осколками «погибших» чашек и тарелок. Пострадал даже заварочный чайник, лежавший на краю стола, а ярко-рыжая заварка, залив стол, медленно капала на пол. Влада отодвинула чайник подальше от бездны и вспомнила о Ливченко. Диня оказался жив, но сильно потрепан. Домовой возлежал на диване в гостиной с мокрым полотенцем на голове и откликнулся лишь только после того, как Влада потрясла его за плечо.

– В меня попали сапогом, – простонал он из-под полотенца. – Эта стервозина целилась в Алекса, а он так хорошо уворачивается, гад. Отсюда мораль… Никогда не влезай в ссоры вампирских семеек. Они помирятся, а тебя потом по кусочкам придется собирать.

– Эту беду ты и предчувствовал, молодец, – Влада попыталась приободрить домового, чтобы тот перестал изображать умирающего.

– Не-ет, другое… – возразил Диня слабым голосом. – Сейчас я ничего не соображаю, башка трещит… Но мне все равно что-то не нравится, и я не понимаю, что именно. Будто за нами кто-то все время следит, наблюдает. Как нарочно, эта история с тетрадкой… Сечешь? Стремно мне… Я бы, наверное, в Огоньково вернулся. Черт с ней, с кикиморой, пусть изгаляется. Тут жутко… Когда Алекс с ведьмобродием вернутся, а?

– Ливченко, ты совсем стал нытиком, – Влада поняла, что домовой действительно чего-то боится, а не хитрит и не притворяется, как он это обычно любит делать.

У нее и у самой сейчас шалили нервы. Как волна, накатило предчувствие беды.

Она мерила кухню шагами от стенки до стенки, как вдруг споткнулась об помятую тетрадку – тот самый злосчастный конспект по запрещенной вампирологии, валявшийся на полу. Домовой был прав: странно, что тетрадка невесть откуда взялась в почтовом ящике Ивлевых. Ничего пугающего, но странно. Подняв тетрадь с пола, Влада расправила помятые листки и пробежала их глазами. Бумага пожелтевшая, с затертыми краями. Почерк старательный, аккуратный, девичий. Вверху подпись: «И. С.». Девушка, писавшая этот конспект, любовно выписывала каждую буковку, словно вампирология была для нее чем-то необыкновенно важным.

Может, удастся возродить свою способность «считывать» память вещей? Когда-то получалось, почему не попробовать снова?

Влада положила руку на тетрадь и поежилась, ощутив озноб, как от холода. Но от тетрадки шел не только холод, но и боль, далекая, затаенная, словно того, кому она принадлежала, уже не было в живых. Отдернув руку, Влада смотрела на тетрадь, пытаясь заставить себя сделать еще одну попытку. Тетрадь хотела, чтобы ее прочли, поняли, узнали что-то важное и очень болезненное.

Влада заставила себя снова приложить руку и попытаться проникнуть в память чужой вещи – сделала это, зажмурившись. Сначала она снова чувствовала лишь холод, который усиливался с каждой секундой. Да, владелец тетради был мертв, это знание пришло само собой. Но ее хранил кто-то другой. Ярость и боль второго обожгла, словно Владе на руку плеснули кипятком. Надо все выяснить до конца, это имеет значение здесь и сейчас! Темнота перед зажмуренными глазами посветлела, замелькала, запахло озоном и дождем. Влада увидела родной Питер, самый центр города, над которым разыгралась гроза…

…Внезапно налетевшая майская гроза застала врасплох прохожих на Невском проспекте. Ливень хлынул слоистой серой стеной, защелкали, раскрываясь, яркие зонтики, над крышами протяжно загрохотало.

Зонтика у Иры не было, а нырять под навесы магазинов не хотелось – там и так набился народ. Толчею она не любила. Пришлось бежать до Большой Морской улицы и арки Главного штаба, чтобы пережидать ливень там, глядя, как дрожат за полосой дождя бледные очертания Эрмитажа.

Странно, что, прожив всю жизнь в центре города, она бывала в этом месте всего один раз. Летним и солнечным днем, когда звуки шагов ее сандалий пронеслись под высоченными сводами, потерявшись в вышине. Тогда ее класс шел в Эрмитаж на выставку в зал античного искусства, ребята долго стояли в арке и аукали, выясняя, насколько громкое в ней эхо.

Теперь, уже на первом курсе института, было не до экскурсий и прогулок. Да и гулять никто не звал – подруг не завела, а однокурсники не обращали внимания на зубрилку-недотепу с белесыми ресницами и вечными очками на веснушчатом носу.

Гроза стремительно пронеслась мимо, последний отдаленный раскат грома прокатился над крышами и затих где-то в светлеющем небе. Переступив с ноги на ногу, Ира неловко угодила в лужу, мгновенно промочив ногу. Вот неловкая…

«Домой пора… С мокрыми-то ногами, – подумала Ира, – простужусь, а впереди экзамены».

За спиной послышался негромкий смешок. Обернувшись, Ира увидела высокого темноволосого парня в ярко-красной куртке. Интересно, над кем он смеялся? Неужели над ней? Невольно залюбовалась – настолько он был не похож на привычных хмурых или нагловатых однокурсников. Парень перехватил ее взгляд, насмешливо и вопросительно поднял брови, и Ира поспешно отвернулась. В свои семнадцать ей пришлось побывать на свидании всего один раз, когда прыщавый одноклассник Дима Вяткин сводил ее в кафе и забыл дома кошелек. Этот симпатичный незнакомец не для нее, нечего даже и мечтать. Наверняка у него есть девушка, рядом с которой сравнение будет не в пользу Иры.