Парень с крутым нравом - Кирилл Максимов

– Нет-нет, совсем другой женщине. – Князев приобнял Веронику за плечи, чтобы вести на КПП.

Тут из темноты ударили два мощных фонаря – прямо в лицо.

– Ты какого черта с поста вышел? – прозвучал грозный голос.

– Кто вы такие? – спросил Князев.

– Охрана.

– Я тоже охранник.

– Давай нам девчонку, она убежать хотела. И возвращайся на пост.

Голос Богдану не понравился сразу – наглый, напористый. В нем не ощущалось никакого сочувствия к Веронике, которая испуганно прижалась к бывшему десантнику.

– Зачем она вам?

– Я же сказал, убежать хотела. Нас послали ее вернуть.

– Кто?

– Довлатов.

– Врут!.. Им Порошин приказал. Он педофил. Они его слушаются, – выпалила Вероника.

Повисла пауза. Богдан понял, что услышал правду. Вероника сумела убежать, а педофил решил ее вернуть.

– Она нагло врет, – уменьшил напор человек, говоривший из-за стены слепящего света. – Сам понимаешь, детдомовка, такой контингент.

Слово «контингент», слышанное от Ольги Латушко, покоробило Богдана. Теперь уже отпали и последние крохи сомнений. Он понимал, что ставки высоки. Педофил ни за что не захочет, чтобы правда вышла наружу. Князев должен был спасти девочку.

– Держи ключ, скутер у ворот, – шепнул он. – Беги! – Богдан толкнул от себя Веронику, даже не зная, сколько людей ему сейчас противостоит.

Та не стала спорить и рванула с ключом в темноту, на дорогу. Князев передернул затвор травматика.

– Ни с места! – крикнул он. – Стоять!

В ответ грохнул выстрел. Пуля просвистела у самой головы Богдана.

– Вали его! – крикнул кто-то.

Один из охранников пробежал рядом. Князев хотел подставить ему ногу, но не успел. На него набросились. Богдан раздавал удары налево и направо, сам удивляясь своей прыти. Если бы речь шла лишь о его безопасности или жизни, то он не дрался бы так отчаянно. Сквозь крики, собственный хрип и звуки ударов он расслышал, как завелся мотор скутера.

– Стой! – прозвучал крик, слившийся с пистолетным выстрелом.

Шум мотора скутера отдалялся.

«Цела, – подумал Князев. – Может, все и не зря?»

Он махал кулаками, ставил подножки, уворачивался от ударов. На него наседали двое хорошо подготовленных мордоворотов. Богдана пока спасало то, что он чувствовал за собой правоту и справедливую злость.

Но давали знать себя возраст, постоянное курение. Дыхание сбивалось. Движения становились не такими выверенными. А ведь в драке иногда решают дело не только сантиметры, но даже миллиметры. Богдан выдыхался.

– Получи, гад! – кричал он. – Получи!

«Гад» получал свое, но упрямо держался на ногах. До Князева дошло, что убивать его не собираются. Иначе давно пустили бы в ход не только травматики, но и холодное оружие.

Мордоворот с лысой как колено головой умудрился схватить Богдана. Охранники неплохо работали в паре. Князев был подставлен под удар, который пришелся в дых. Второй был мастерски нанесен в челюсть, которая вышла из суставов. Князев взвыл от боли.

– Заткни его, – посоветовал лысый. – А то дети его услышат, проснутся еще.

Напарник выверенным ударом опустил сжатый кулак на голову Князева. Тот отрубился, так и не узнав, удалось ли ему спасти отчаянную девчонку.

– Жив, – проговорил лысый, проверяя пульс на шее.

– А ты как думал. Я же не на поражение его бил.

– На поражение только стреляют, – профессионально уточнил лысый. – А бьют на отрубон или на болевой шок.

– Какая разница?

– Большая. – Лысый почесал затылок. – Чего с ним теперь делать?

– Закопать. Топить больше нельзя, Григорий строго-настрого запретил.

– Закопать, это еще яму вырыть надо.

– Надо – выроем.

К воротам подъехал джип, из него выбрался Камышегородский. Выглядел он не очень свежим – недавно проснулся, не успел привести себя в порядок.

– Что тут у вас случилось?

Лысый принялся пояснять, но начальник охраны прервал его на полуслове:

– Про девчонку я все уже знаю, доложили. Что с этим чудаком случилось?

– Задержали, по голове стукнули. Он все от девчонки узнал. Ну, сами понимаете.

Григорий почесал затылок.

– Какие есть предложения?

– Закопать придется. Топить нельзя. Уже раз прокололись.

– Мне второй трупак на одной неделе не нужен, – заявил Камышегородский. – Один охранник пропал, потом в озере всплыл, следом второй исчезает. Тенденция, однако. Она никому не нужна. Ни вам, ни мне. Это ясно?

– Но и так оставлять его нельзя, – вставил охранник. – Проговорится обязательно.

– Прохора сюда! – приказал Камышегородский.

Охранник бросился в темноту. Не прошло и нескольких минут, как к воротам подъехал электрокар. Прохор Дугов выбрался с пассажирского места, глянул на Князева, лежавшего в траве.

– Слушаю, Григорий, – проговорил психоаналитик.

– Тут дело такое. – Камышегородский показал на Богдана. – Убирать его никак нельзя, во всяком случае, сейчас. Ты ему память стереть можешь?

– Могу, – после короткого раздумья согласился Прохор Никодимович. – Только просто стереть мало. Надо дать замещение. Иначе у него в мозгу появится временной провал. Он попытается его заполнить. Пусть думает, что с ним что-то другое приключилось. Шишку с головы я снять не смогу. Он сам объяснение искать станет.

– Все это твои проблемы, внуши ему что-нибудь подходящее. У меня времени нет, некогда над такими мелочами раздумывать. Ты же специалист. Ребята тебе расскажут, что тут было, а ты уж сам ориентируйся.

– Постараюсь. – Прохор помрачнел.

Сегодняшний день ему не нравился. Все шло наперекосяк. Дугов опасался, что так будет и дальше. Охранники наскоро объяснили ему ситуацию.

– Ясно. – Прохор вздохнул. – Грузите его в электрокар и везите в лабораторию.

Один из охранников повернулся к Камышегородскому и заявил:

– Да, Григорий, за этой сумятицей я забыл сказать. У южного края ограды на берегу какая-то компания обосновалась. Вроде не журналисты. Пара девиц и два парня. Костер разожгли, палатку ставить собрались. Бухло у них с собой, закусь. На машине приехали. Хорошо, если просто трахаться будут и бухать. А могут и купаться полезть, на нашу территорию выбраться. Я к ним подходил, хотел по-хорошему объяснить, чтобы другое место для отдыха выбрали, подальше от нашего комплекса. Но они и слушать не захотели. Мол, с какой это стати мы перебираться будем.

– Ты им угрожать не пробовал? Ну, травматиком постращал бы, – спросил Камышегородский.

– На мажоров похожи, уверенные в себе. Номера у них московские. Вдруг родители у них – шишки столичные. Я решил, что не надо нам таких неприятностей.

– Хорошо, что предупредил. Я с ними сам разберусь. У нас есть проверенный метод. – Григорий усмехнулся. – Сами с места снимутся. Про выпивку и амуры вмиг забудут.

Охранники положили бесчувственного Князева на заднее сиденье электрокара. Беззвучная машина подкатила по дорожке к мрачному зданию. Ворота открылись. Электромобиль скользнул вовнутрь, заехал в просторный грузовой лифт.

Князев заворочался, застонал.

– Может, его еще раз по голове огреть? – предложил охранник.

– Не рискуй. У него, похоже, сотрясение, – отозвался Прохор. – Приедем на место, ты ему челюсть вправишь.

Машина выкатилась из лифта и двинулась по бетонному коридору. Охранники на руках внесли постанывающего Князева в небольшое помещение, напоминавшее операционную, уложили на стол-каталку. Руки и ноги Князева они пристегнули кожаными ремнями, еще один пропустили поверх шеи, но сильно его не затягивали. Охранник обмотал руку салфеткой, запустил пальцы Богдану в рот и дернул. Вывихнутая челюсть с щелчком стала на место.

От боли Князев тут же пришел в себя, часто заморгал, ослепленный яркой лампой. Он задергался, но ремни крепко держали его.

– Где я? – Князев не мог повернуть голову, поэтому не видел Прохора. – Кто здесь? – Он ощущал движение в изголовье, слышал осторожные шаги.

Прохор так и не ответил, подошел к компьютеру, защелкал клавишами. На плазменном экране, висевшем на стене, стали появляться иконки папок. Психоаналитик запустил нужную программу, погасил экран, выключил свет и выскользнул в коридор.

Обездвиженный Богдан оказался в полной темноте.

– Выпустите меня, гады! – крикнул он.

Князев четко помнил, что с ним случилось, отдавал себе отчет, почему полез в драку. Тут зазвучала тихая, умиротворяющая музыка. Она обволакивала сознание, укачивала Богдана.

Через пару минут он, находившийся в полной темноте, потерял ориентацию – где верх, а где низ. Ему стало казаться, что тела у него вообще нет. Душа избавилась от телесной оболочки, воспарила. Мира вокруг него не было, лишь пустое пространство, в котором растекалась музыка.