Война «невидимок». Последняя схватка - Николай Шпанов

— Ясно одно: для предложившего сделка была заведомо невыгодной. Ботинки стоят примерно в десять раз дороже старой робы. Мену совершил человек взрослый. Размер ноги — сорок; ступня узкая. Бывший обладатель ботинок пользуется для передвижения велосипедом.

— Даже если это верно, хотя я не уверен в твоем анализе…

— А я уверен.

— …повторяю: даже если это верно, то в городе слишком много велосипедов, чтобы это могло служить сколько-нибудь надежной путеводной звездой…

— Если бы велосипед был обыкновенным, — нетерпеливо перебил Житков. — Но у той машины есть характерная деталь: старомодная педаль — знаешь, такая, в которую нога вдевается?

— Помню, кажется, я когда-то видел такие.

— Вот именно: когда-то!.. Значит, таких велосипедов не так уж много. И значит…

Найденов рассмеялся.

— Ей-ей, ты меня уморишь! Ты что всерьез решил записаться в доморощенные Холмсы? Это же смешно, Павел!

— Ну да, тебе смешно! Смешно то, что военный секрет оказался похищенным и мне грозят неприятности. Не говоря уже о существе дела. Неужели ты не понимаешь, чем это может быть чревато: тайна покрытия в руках врага!

— Ну, уж сразу и врага! — проговорил Найденов, но в тоне его отчетливо слышалась тревога. — Разумеется, это не может не волновать! Но почему ты решил, что роба непременно попала в руки кого-то, кто специально интересовался злосчастными «пятнами»?

— Если бы «кто-то»!.. Но, кажется, я узнаю здесь руку… нашего старого знакомого. — Житков потянул носом воздух. — Что-то кажется мне, будто пахнет тут капитаном Витемой.

Три велосипеда

Два дня ушли на выяснение того, кому принадлежит велосипед с пружинной педалью.

Таких велосипедов в портовом поселке оказалось три. Обладателем одного из них был молодой инженер тех самых опытных мастерских, где производились работы с составом Житкова. Второй принадлежал продавцу палатки «Металлолом» — тихому, пожилому человеку, день-деньской возившемуся с кучами ржавого железного хлама. Собственницей третьего велосипеда оказалась женщина — молодая учительница музыки. Она уже много лет жила со старушкой-матерью в небольшой даче и каждый день совершала поездки в город, на уроки. Рано утром ее видели идущей к станции. Ровно в семь она шагала от станции к даче, а по воскресеньям совершала по окрестностям прогулки на велосипеде.

По плану, разработанному вместе с органами контрразведки, начали с инженера.

Это был молодой человек, замкнутый и нелюдимый. У него не было друзей, могущих рассказать о его жизни. Все известное о нем укладывалось в графы заводской анкеты, очень длинной, очень подробной, но все же оставшейся всего лишь мертвой бумагой, которая не отвечала ни на один дополнительный вопрос. Попытка Житкова сблизиться с инженером не привела ни к чему, а его замкнутость и обособленность показались подозрительными. Внимание, как магнитом, притягивалось ко всегда запертой комнате инженера, которую тот сам убирал, в которой сам топил печь, — лишь бы никого к себе не впускать.

Житков подумывал о том, чтобы переселиться в комнатку, освободившуюся на днях в той же квартире. Но боязнь раньше времени выдать свой чрезмерный интерес к инженеру заставила отказаться от этой мысли.

Приезжая на завод, Житков мимоходом останавливался и у палатки с вывеской «Металлолом». Однажды, глядя, как приемщик терпеливо копается в куче ржавого хлама, он спросил:

— Давно занимаетесь этим делом?

— Сызмальства, — охотно ответил приемщик. — Начинал с того, что по помойным ямам всякую дрянь искал. Можно сказать — потомственный, почетный старьевщик, хе-хе!..

— Да… — задумчиво протянул Житков. — А одежда-то на вас — не по работе. Не жалко трепать? — спросил он, глядя на опрятное полупальто-сибирку приемщика.

— Привычка — великое дело. Прежде ведь прозодежды и в помине не бывало. От хозяев не давалась. Все, бывало, в своем работали. Вот и привык-с…

— Так-так. Ну, будьте здоровы.

— Наше вам, — приемщик снял потертое кепи.

Через два дня Житков сказал Найденову:

— Завтра переселяюсь в квартиру инженера!

— Если ты его действительно подозреваешь, то это переселение — ошибка. Ты спугнешь его.

— Смертным свойственно совершать ошибки…

— Но умным смертным столь же свойственно воздерживаться от них.

— В ближайший свободный день вы с Валей — у меня на новоселье, — упрямо сказал Житков и быстро вышел.

— Погоди, Павел! — крикнул Найденов, но в прихожей уже хлопнула дверь.

На второй день соседства Житкова с инженером Найденов навестил друга, ожидая услышать что-нибудь новое. Но Житков говорил о чем угодно кроме робы. Всякий раз, как Найденов наводил, разговор на эту тему, Житков упорно от нее уходил. Он держал себя с тем особенным, подчеркнутым спокойствием, которым обычно преисполнялся, замечая признаки волнения Найденова.

— Мы сами должны ее найти, либо… — Найденов не договорил.

Житков подошел к висевшему на стенке плащу и, достав из его кармана жестянку с табаком, принялся старательно набивать трубку. Найденов с раздражением следил за его неторопливыми, нарочито спокойными движениями.

Набив трубку, Житков тщательно закрыл банку и снова сунул в карман плаща. Закурив, с расстановкой сказал:

— Что ж… поищем! — Подумав, он прибавил: — Идем-ка, провожу тебя до автобуса. Завтра зайду за тобой. Начнем поиски.

Они в потемках побрели к остановке автобуса. Под ногами чавкала грязь поселковой улицы. Дождь наполнял все вокруг монотонным шорохом. Сквозь затемненные окна домов не проникало ни луча света. Друзья то и дело попадали в лужи и чертыхались сквозь зубы. Наконец в темноте послышался железный лязг и частое, как дыхание астматика, сопение старого автобуса. Друзья прибавили шагу. Найденов на ходу вскочил на подножку автобуса.

Житков не спеша побрел домой. Он уж хотел было завернуть в свой переулок, когда негромкие звуки рояля, донесшиеся из-за плотно занавешенных окон углового дома, заставили его замедлить шаги. Житков знал: в этой даче жила учительница музыки. Он поглядел на часы: половина двенадцатого. Подумать только! А ведь каждое утро чуть свет бежит на станцию… Что же она не спит так поздно? Ну а раз не спит, то, может, не стоит ждать воскресенья, чтобы застать ее дома?

Он осторожно отворил калитку и подошел к дому. В одном из окон, у самого подоконника, был заметен едва уловимый просвет. Житков прильнул к стеклу.

То, что он увидел, заставило его сердце забиться сильней.

Дом с музыкой