Другой Путь.Часть 1 - Дмитрий Бондарь

   Он очень кстати вспомнил Морриса Чайлдса и поэтому я решил влезть в его затянувшийся монолог:

   - Сэм, а ты давно с ним виделся?

   - С Моррисом? Нет, что ты! Он в своем Чикаго из лечебниц не вылезает. Старый уже.

   - Значит, есть денежки у пламенного коммуниста, - съязвил Захар. - На лечение?

   - Ты, малый, Морриса не трожь! - посоветовал Сэм. - Если бы ты так поработал для Коминтерна, на твое лечение деньги бы тоже нашлись. Хоть и говорят, что он из русских, но работал как самый стопроцентный американец!

   Захар открыл еще одну бутылку и протянул ее Батту.

   - Значит, у нас никак не получится встретиться или поговорить с этим легендарным человеком?

   - Нет, парни, - отмахнулся дядя Сэм, - даже не уговаривайте. Я года три назад сунулся было к нему, проведать, подбодрить, так на меня его родня так наорала, что больше я туда, несмотря на всю нашу былую дружбу - ни ногой!

   Мы с Захаром переглянулись и лицо моего друга немного просветлело.

   - Совсем забыл, - шлепнул я себя по лбу. - Заезжал какой-то Чарли Рассел, велел передавать привет.

   - Чарли? Этот пройдоха? Пусть свой привет себе в ... запихает куда-нибудь! - Неожиданно резко отреагировал Сэм.

   - Странно, нам он показался нормальным человеком.

   - Как может быть нормальным главный в округе сторонник Рейгана? - Возопил Сэмюэль Батт так громко, что задребезжали стекла в окнах. Он вскочил на ноги и воздел руки над головой: - Как?! Как он может быть нормальным?! Он же спит и видит, как наши денежки становятся его денежками! Тоже мне "нормальный человек"! Вы бы еще Сатану нормальным человеком назвали!

   - Он отзывался о тебе очень хорошо.

   - Да? - Сэм осекся, растерянно  отряхнул штаны от чипсовой крошки и сел.

   Мы с Захаром уже давно вычислили, что Сэмюэль Батт - человек очень зависимый от чужого мнения и стоит его немного похвалить и можно вить из него веревки. Главное, чтобы он чувствовал себя нужным и незаменимым. Чтобы к его мнению прислушивались и с его суждениями считались - и тогда он становится покладистей вьючного мула. Мы это заметили и беззастенчиво пользовались.

   - Еще бы он говорил обо мне плохо, - Сэм огладил свое гигантское брюхо, но подробностей сообщать не стал. - Приедет еще без меня - чаю ему налейте. С пончиками.

   В следующие два часа мы рассказывали нашему хозяину о том, какие обильные снега выпадают на Аляске, как любят эскимосы "огненную воду" и куда делось золото Клондайка, фантазируя при этом сверх всякой меры. Американцы в глубинке вообще были странно образованы - они знали все, что можно знать о своем деле и ничего о том, что происходило вокруг. Сэм (если не брать в расчет его политической ориентации) в этом ничем не отличался от своих сограждан: он очень натурально удивлялся откровенному бреду про медведей в три человеческих роста. Слушал с вежливым интересом  про собак-хаски, могущих как верблюды неделями таскать за собой нарты по снежной пустыне без всякой еды. Радовался как ребенок ежедневным прогулкам алеутов на Чукотку в Советский Союз за бесплатной водкой. И всякой прочей ерунде, принимая все, измышленное Захаром, за чистую монету. Он хлопал себя по жирным ляжкам и предлагал выпить за то, что гений белого человека изобрел "Винчестер" и "Кольт", чтобы дать несчастным аборигенам возможность противостоять лютым медведям-людоедам.

   И сам выпивал за это больше всех.

   В конце концов, он начал икать - долго, глубоко и неостановимо. Каждое его икание мы сопровождали громким смехом в три глотки, чем еще сильнее заводили беднягу. Остановило икоту только появление любимого сериала.

   По телевизору к этому времени уже запустили "Санта-Барбару" и Сэмюэль Батт оказался почему-то в числе ее самых горячих поклонников. Он даже хотел купить видеомагнитофон, чтобы записать все серии и просмотреть их "спокойно, без спешки и суеты", но каждый раз откладывал это приобретение на следующие выходные, когда непременно соберется посетить "Луйвилл".

   - В нашей-то дыре - Франкфорте такого днем с огнем не сыщешь! - Часто говорил, тяжко при этом вздыхая, Сэмюэль Батт.

   С началом очередной порции приключений непутевых Кэпвеллов, убивших несчастного Ченнинга, он велел нам помолчать, а лучше того -  идти спать, чтобы завтра с утра заниматься делами, а не стонать "как три похмельных носорога".

   Нам самим хотелось того же: день выдался нервным и удачная его развязка буквально опустошила наши организмы. Снотворный эффект от пива оказался силен как никогда и уговаривать нас дважды Сэму не пришлось.

   Утром, пока толстяк спал, хрюкая в своем кресле - он так и уснул с включенным телевизором, мы с Захаром успели обсудить вчерашний разговор и пришли к выводу, что прямой опасности пока нет, но нос нужно держать по ветру.

   Я стал почаще вглядываться в наше будущее, но, как обычно, видел только Захара. У него все было хорошо. Относительно хорошо. Потому что теперь в своих прозрениях я убивал его не в восемьдесят девятом, а тремя годами позже. Впрочем, об этом я, понятное дело, говорить ему не стал.

   Спустя неделю ощутимо похолодало - ночные температуры стали колебаться в районе нуля, но снега по-прежнему не было. Зато прекратились дожди и небо просветлело.

   На выборах ожидаемо победил Рональд Рейган, наголову разгромивший сладкую парочку своих оппонентов. Америка ликовала, ожидая от него новых свершений. Нам с Захаром было поровну - хозяйство Батта требовало очень много работы и мы от рассвета до заката были заняты на полях. Если бы победил не Рейган, а этот, второй - Фриц Мондейл, мы бы, наверное, этого не заметили.

   Чарли Рассел, как и обещал, наведывался каждую неделю и держал нас в курсе происходящих событий. И каждый раз удивлял своей кипучей энергией. В его лице Захар встретил достойного конкурента и, слушая о подвигах веселого коммивояжера, так громко скрипел "когтями" внутри ботинок, что мне становилось неудобно.

   За три месяца Чарли успел открыть счета в паре  десятков инвестиционных фондов - специализирующихся на каких-то определенных отраслях экономики, и в тех, что брались за размещение средств где угодно. Его кипучая коммуникабельная натура позволила ему быстро  обзавестись кучей деловых связей, заключить договора с брокерскими конторами из различных частей страны, работающих на всех семи фондовых площадках - от Цинцинатти до Нью-Йорка. Не остались без внимания и сырьевые биржи - и там интересы Рассела представляли "крепкие профессионалы". Особое внимание он уделил работе с самой молодой биржей - NASDAQ, которая буквально только что предоставила населению возможность самостоятельно оперировать на торговой площадке. Брокеры, работавшие там, пользуясь возможностями быстро прогрессирующей вычислительной техники,  стали объединять много мелких ордеров своих клиентов в один крупный - достаточный для совершения сделки. И теперь любому человеку с улицы достаточно было совсем небольшой суммы, чтобы принять участие в играх "взрослых дядек".

   Народ - сначала в Нью-Йорке, а потом и по всей стране - оценил предоставляемые возможности, и обороты биржи увеличивались с каждым днем.

   Рассел тоже завел сотню мелких счетов у разных брокеров с NASDAQ, чтобы посмотреть, можно ли на этом что-то выиграть?

   - Пока что размеры счетов и вкладов везде небольшие. По одной-три, а кое-где и по пяти  тысячам долларов. На общую сумму около двухсот  тысяч. Если наша операция принесет успех, то мы должны будем увеличить объемы вложений. Тогда нужно будет подумать об участии в хэдж-фондах. А сейчас все будет готово к началу февраля.

   Мы с Захаром радовались, что вот уже совсем скоро сможем быть полезными своей родине. И хотя большинство слов, произносимых Расселом, звучали для нас тарабарщиной - вроде "институциональных квалифицированных инвесторов", мы чувствовали себя в деле.

   Прошло Рождество, которое справляли все, кроме нас - этот праздник еще не стал нашим.

   А потом, сразу после Нового Года,  Захар вдруг достал свою тысячу, выданную еще Артемом на Кубе и сказал мне:

   - Знаешь, чтобы понимать происходящее вокруг, нам нужно учиться. И не крутить хвосты Сэмовым лошакам, а нормально учиться. Чтобы нас не использовали втемную, чтобы мы понимали, что делаем.

   Я немного подумал над его словами и ответил:

   - Ты, дорогой мой друг, Закария Майнце, как всегда стопроцентно прав. Знаешь, что меня гнетет больше всего?

   - Откуда мне знать порывы твоей мятущейся души? - едва не стихами ответил Майцев.

   - А боюсь я больше всего, что те люди, что станут получать наши команды, очень быстро заметят, как те деньги, что мы куда-то вкладываем, начинают приносить доход. Как думаешь, долго они будут удерживаться от соблазна вместе с нашими средствами разместить свои?

   - Да пусть размещают, - легкомысленно отмахнулся Захар. - Подумаешь, сотня американцев разбогатеет!