Блудные братья - Евгений Филенко

Отлетев метров на триста (тысячу футов, как услужливо сообщили ему приборы), он снизился, синхронизировал работу несущего и рулевого винтов и сумел зависнуть в относительной неподвижности. Соперник явно запаздывал. Преодолевая некоторое душевное сопротивление, Кратов поглядел вниз.

И сразу же увидел человеческий скелет в истлевших лохмотьях.

Элекоптер свечой прянул вверх.

«Умереть… быстро и красиво…»

Кратов отнял руки от сенсорной панели — пальцы безобразно тряслись. «Ну здорово, — подумал он. — Этого только не хватало. Один застарелый покойник внизу, другой потенциальный — вверху. Бери меня сейчас голыми руками… Господи, неужели эти подонки не удосужились собрать все останки и предать земле, как полагается?! Или их дело — получить монеты, посадить на элекоптеры, указать направление, а там хоть трава не расти? — Он взялся за управление. — Трава здесь и впрямь не растет… Но ведь как-то они должны эвакуировать дуэлянтов! Допустим, победитель вернется на базу своим ходом. А проигравший?»

Он вдруг с неприятным изумлением вспомнил, что не уточнил эти подробности в фирме.

«Что же получается? Если меня просто завалят на камни, то я принужден буду полагаться на благородство соперника, который возьмет меня в кабину. Только как он это сделает? Условиями контракта категорически запрещено совершать посадку под любым предлогом. Это равносильно поражению, а значит — пропадает свой залог и плакал приз из залога проигравшего. Мне, как жителю благополучной метрополии, человеку в высшей степени состоятельному, на потерю некоторого количества энектов, в общем, наплевать. Но для жителя Эльдорадо это существенное обстоятельство… То есть я должен буду возвращаться на базу за пятьдесят километров по голому камню на своих двоих?! — Он едва сдержал нервный смешок. — Буде таковые двое уцелеют. Но ведь я могу оказаться ранен, и даже тяжело. И если в этом парне с Эльдорадо гуманистическое воспитание возобладает над меркантильными соображениями, если он Добрый христианин, то он, конечно, махнет рукой на приз и подберет то, что от меня останется. Вопрос только в том, что добрый христианин станет делать над Гадской Плешью, какие сатанинские искусы приманят его сюда?.. Нет, моим противником будет человек иной мотивации поступков. Он выложил кругленькую сумму за острые ощущения — и захочет пережить их сполна. И вряд ли это окажется холодный естествоиспытатель вроде меня…»

Кратов снова подвесил свой элекоптер над страшным местом. Выбеленный палящим солнцем череп щерился беззаботно и радушно.

«Сначала ему поломало ребра и позвоночник в рухнувшей с громадной высоты машине. Ему достало сил отползти от горящего элекоптера на безопасное расстояние, прежде чем тот взорвался. И он еще успел проклясть свою глупость, лукавство фирмачей и улетающего победителя. И смерть его была долгой и некрасивой».

Минуты ползли, словно вереница улиток по садовой дорожке.

«Да, но как же эти шустрики узнают, если вдруг я решу преступить их запрет на посадку?! — Кратов нерешительно поиграл пальцами над пультом. — Нет, они наблюдают. Не могут не наблюдать! И если они видят и знают все, что здесь творится, то они обыкновенные преступники. Если только существует понятие „обыкновенное преступление“… Нешто доиграть до конца, уж после, вернувшись в Тритою, всколыхнуть Магистрат и учинить разбирательство? Нет, не получится. Не хочу я играть в эти игры, да и не смогу. Да и что это за игры над человеческими останками?! Двое кретинов, испуская воинственные кличи, гоняют один другого над трупом третьего? Нет уж, к чертовой матери такое развлечение… Но это невозможно. Даже если был несчастный случай, останки надлежало эвакуировать, а обстоятельства инцидента всесторонне рассмотреть, обнародовать, перечислить виновных и уж по меньшей мере отлучить от бизнеса. Как это и происходит в цивилизованном обществе. А что бы здесь ни творилось, Эльдорадо — точно такой же уголок Федерации, как и Земля, и права личности никто еще не отменял, и даже не приостанавливал. Нет, здесь какой-то подвох. На этом выстроен какой-то расчет… Или я чего-то не знаю об Эльдорадо? Лезу со своими простодушными уставами в чужой монастырь?.. — Он кисло усмехнулся. — Ну, ты искал грубых развлечений? Так ты их нашел».

Нежно касаясь вдруг сделавшихся невероятно чуткими сенсоров, Кратов повел элекоптер на посадку.

Ему стоило немалых трудов удержать машину от опасного крена и в нужный момент сбросить обороты всех винтов.

На какое-то время он даже забыл о том, что вот-вот явится его соперник — только затем, чтобы узнать о своей бескровной победе и пережить громадное разочарование. Разнузданно вихляя боками, элекоптер коснулся каменистого грунта сначала передними лапами, затем задними, и лишь затем грузно утвердился на поверхности Гадской Плеши.

Кратов толчком распахнул сдвижную дверцу и выскочил из кабины, не озаботившись даже выбросить трап. Медленно, страшно медленно он приблизился к желтоваю-белым костям в обрывках комбинезона. Настороженно склонился над останками, будто опасался, что мертвец вдруг восстанет из праха и кинется на него.

Скелет с лязгом сомкнул челюсти.

Кратов рявкнул нечто неразборчивое и с размаху сел где стоял.

— Этот макет изготовлен Тритойским анатомическим театром имени Виктора Франкенштейна, — с воодушевлением провозгласил скелет. Голос был звонкий и девичий. — Он мог бы принадлежать женщине двадцати пяти лет, весом шестьдесят килограмов и ростом два метра двадцать пять сантиметров. Вы могли бы разглядеть эти подробности с высоты в пятьдесят футов, не нарушая условий контракта, если были бы достаточно наблюдательны. Если вам известны реально существующие образцы человеческой породы с перечисленными физическими характеристиками, сообщите в дирекцию Тритопского анатомического театра…

Совершенно автоматически Кратов подумал, что, кабы не занятость, мог бы приложить некоторые усилия и организовать посещение дирекции анатомического театра племенем полудиких валькирий с Охазгеона, для которых упомянутые стати были стандартом. Средства, какими грозные дамы имели обыкновение отучать лиц противоположного пола от пристрастия к черному юмору, были весьма радикальны. Да и от самого театра остались бы лишь пепелище да кичливое название. Загвоздка состояла в том, что валькирии к человеческой породе никаким местом не принадлежали. Так что он при всем желании расквитаться с шутниками не смог бы…

Не успел он как следует огорчиться, как вспомнил об одном знакомом субнавигаторе со стационара «Кракен». Милую девушку тридцати неполных лет звали Оленька Лескина, росту в ней было без малого два тридцать, но с весом у нее было все в порядке, дистрофией она никак не страдала, кушала хорошо и славилась веселым покладистым нравом… Нет, отдавать Оленьку адептам доктора Франкенштейна никак не следовало.