Пришельцы в Гусляре - Кир Булычев

– Ты о чем?

– Давно вы сидите начальником, а простых вещей не понимаете. Для чего я в городе?

– Чтобы строить, – сказал Батыев.

– Правильно. Поэтому у меня бухгалтеры есть, рабочий класс, кассиры – всего двести шестьдесят человек, не считая подразделений. И все при деле.

– И все план не выполняют! – перебил начстроя Батыев. – Зачем только хлеб едите? Пришел вот один пришелец…

– Вот именно, – сказал Слабенко. – Не выполняем, но стараемся, принимаем социалистические обязательства, боремся. А теперь что? Куда мне девать аппарат?

Батыев задумался. Потом спросил:

– У тебя все?

– Нет, не все! Он дороги строит вечные. Их ремонтировать не надо. Понял, какая для нас катастрофа?

– Займешься жилищным строительством… – Голос Батыева дрогнул.

– Жилищным? А ты посмотри в окно!

Они подошли к окну. Вдали, на берегу реки, медленно поднимался, этаж за этажом, белоснежный дом. На глазах поднимался. И окна уже были застекленные.

– К обеду жилищная проблема в городе будет решена, – сказал Слабенко. – Значит, еще тысячу человек без работы оставим. А у тебя в конторе отделы промстроя, культстроя – куда их денешь? А меня куда денешь?

– Ну уж ты преувеличиваешь.

– Преувеличиваю? А знаешь, что он в интервью сказал?

– В каком?

– Он вчера интервью дал «Гуслярскому знамени». Он сказал, что покажет, как можно наладить производство тканей и обуви без фабрик и заводов. Он сказал, как можно навести порядок в бухгалтерском учете, установив компьютер, который никогда не сломается… Это же провокация!

– Карась! – крикнул Батыев громовым голосом. – На выход!

И они втроем побежали по улице к растущим небоскребам.

А там пришелец уже показывал Удалову и другим гуслярцам, как можно самому построить за пять минут комфортабельный дом.

– Товарищ пришелец! – закричал Батыев. – Остановитесь!

– Чем могу служить?

– Это правда, что вы компьютер установите?

– Разумеется, но после обеда, – сказал пришелец.

Общественность, что сгрудилась вокруг, захлопала в ладоши.

– А как же бухгалтерия? – спросил Батыев. Он еще не до конца поверил пессимисту Слабенко. Но уже сильно боялся.

– Не нужна больше бухгалтерия, – сказал пришелец.

– И заводы автоматические построите?

– И заводы. И даже автоматические свинофермы. Зачем цивилизованному человеку заниматься таким отсталым трудом?

– Но чем же мы будем управлять? – спросил Батыев.

– А ничем, – сказал пришелец. – Все будет само делаться.

– А мы? А я? А они?

– Вы все займетесь творческим трудом, – сказал пришелец. – У нас на планете все занимаются творческим трудом и никто ничем не управляет.

Ужас охватил Батыева. Нет, он не сдастся!

– Товарищ пришелец, – сказал Батыев, – как я понимаю, скоро корреспонденты приедут, надо бы нам с вами обсудить некоторые организационные вопросы.

– Пожалуйста, – сказал пришелец. – Сейчас я кончу небоскреб, гостиницу и освобожусь.

– Я займу тебя только минут на пять, – сказал Батыев твердо. – Проблемы есть.

– Хорошо, – согласился пришелец. – Корнелий Иванович, вы сможете кончить небоскреб без меня?

– Почему нет? – ответил Удалов. – Дело простое.

Он взял стакан с раствором и занялся строительством.

Батыев подхватил пришельца под одну ручку, Слабенко под вторую, и они быстро поволокли его к реке.

У космического корабля остановились.

Слабенко уже понял, чего хочет Батыев. Он подтолкнул пришельца к открытому люку корабля и сказал:

– Давай вали отсюда! Чтобы твоего духу не было!

– Я вас не понял, – промямлил пришелец. – Разве я нарушил какой-то ваш обычай?

Батыев испугался, что пришелец начнет звать на помощь общественность – тогда неприятностей не оберешься.

– Слушай, – сказал он как можно сердечнее. – Мы тебя очень просим: немедленно улетай и больше не прилетай.

– Но почему?

– Из гуманизма, – сказал Батыев. – Из любви к людям.

– Я не понимаю. Я все делаю из гуманизма. У меня нет других намерений, кроме космического сотрудничества.

– Мы, люди, – сказал Батыев, – привыкли жить в борьбе. Все, что сделано вокруг, – Батыев обвел рукой окрестности: недостроенное здание общежития, мусорную свалку, трубу, из которой лилась в реку вонючая жидкость, замусоренный пляж, – все добыто в труде и бою. Мы боремся с природой, мы выигрываем и проигрываем битвы за урожай, мы боремся даже за товарищеское отношение к женщинам. Что же ты, пришелец, нам предлагаешь? Разоружиться? Опустить руки? Нет! Мы не сдадимся на милость прогресса, мы сами придем к высотам. И в этом есть великий гуманизм.

– Это странно, – сказал пришелец.

– Вы видели, сколько людей сидит в доме, где я работаю? – спросил Батыев. – Триста с лишним человек. И это только кажется, что они курят и пишут бумаги. Они борются и помогают бороться другим. Не лишайте нас права на бой!

– Давай, давай! – сказал Слабенко и как следует подтолкнул пришельца.

Тот влетел в люк.

– Все же удивительно, – донесся голос из корабля. – Я хотел как лучше…

Батыев собственноручно захлопнул крышку люка. Пришелец выглянул в иллюминатор, что-то говорил, но его уже не было слышно. Батыев властно показал пришельцу пальцем вверх. Тот кивнул, и корабль взмыл к небу.

– Значит, так, – сказал Батыев Слабенко. – Беги к Удалову, отними у него стакан, но не выбрасывай. Нам с тобой еще бы по даче построить.

– Понял, – лукаво улыбнулся Слабенко.

– И подготовь документы себе на премию за площадь и небоскреб. А я пойду звонить Чингисову. Пускай приезжает, покатает горошину.

О любви к бессловесным тварям

В то июньское утро Корнелий Иванович проснулся рано. Настроение было хорошее, в теле бодрость. Он потянулся и подошел к окну, чтобы посмотреть, какая погода.

Погода была солнечная, безоблачная, располагающая к действиям. И, окинув взглядом небо, Удалов поглядел вниз, во двор.

Посреди двора стоял небольшой бегемот. Он мерно распахивал розовую пасть, обхрупывая цветущий куст сирени.

– Эй, – бросил Удалов негромко, чтобы не разбудить домашних. – Так не годится.

Сирень выдалась пышная, а бегемоту куст – на один зуб.

Бегемот Удалова не слышал, и поэтому Корнелий Иванович в одной пижаме выскочил из комнаты, побежал вниз по лестнице и только перед дверью спохватился: «Что же это я делаю? Бегу на улицу в одной пижаме, словно у нас во дворе бегемот. Если кому расскажешь, смеяться будут. Ведь у нас во дворе отродясь не было бегемотов».

Удалов стоял перед дверью и не решался на следующий шаг. Следовало либо приоткрыть дверь и убедиться, что глаза тебя не обманули, либо отправиться обратно чистить зубы и умываться.

Вот в этой нерешительной позе Удалова застал Александр Грубин, сосед с первого этажа, который услышал топот и заинтересовался, кому топот принадлежит.

– Ты что? – спросил он.

– Стою, – сказал Удалов.

– Так ты же бежал.

– Куда?

– На улицу бежал. Там что-нибудь есть?

Удалов чуть было не ответил, что там бегемот, но сдержался.

– Ничего там нет. Не веришь, посмотри.

– И посмотрю. – Грубин отвел рукой Удалова от двери.

Он приоткрыл дверь, а Удалов отступил на шаг. Пышная, лохматая шевелюра Грубина, подсвеченная утренним солнцем, покачивалась в дверном проеме. Сейчас, сказал себе Удалов, он обернется и произнесет: «И в самом деле ничего».

– Бегемот, – сказал, обернувшись, Грубин. – Так он у нас всю сирень объест. И, как назло, ни палки, ничего.

– Ты его рукой отгони, он смирный. – У Корнелия от сердца отлегло: лучше бегемот, чем сойти с ума.

Грубин вышел на солнце, Удалов следом. Грубин широкими шагами пошел через двор к бегемоту, Удалов остался у стены.

– Эй! – крикнул Грубин. – Тебе что, травы не хватает?

Бегемот медленно повернул морду – из пасти торчала лиловая гроздь.

Грубин остановился в трех шагах от бегемота.

– Ну иди, иди, – приказал он.

Растворилось окно на втором этаже.

– Это чье животное? – спросил старик Ложкин.

– Сам пришел, – объяснил Удалов. – Вот и прогоняем.

– Разве так бегемотов прогоняют?

– А как?

– Сейчас я в Бреме погляжу, – сказал старик Ложкин и исчез.

– Мама! – закричал сын Удалова Максимка, также высунувшийся из окна. – Мама, погляди, у нас бегемот.

– Иди мойся, – послышался изнутри дома голос Ксении Удаловой. – Куда это Корнелий ни свет ни заря навострился?

Голос Ксении приблизился к окну. Удалов вжался в стену: в пижаме он чувствовал себя неловко.

– Ой! – вскрикнула Ксения пронзительным голосом.

Бегемот испугался, отворил пасть и уронил сирень на землю.