Карнавал страха - Дж. Кинг

– Подождите! – вдруг крикнул детский голос.

Он раздался из центрального ряда. И все увидели маленького светловолосого мальчика, который вышел к трибуне. Он весь дрожал от страха, но все-таки решился. Голос был высоким и срывался:

– Это правда. Все, что они говорили, правда. – Мальчик закатал рукав и показал темно-багровый синяк на плече. – Он все время бьет меня. Он угрожает, что продаст меня в цирк, а потом выследит и убьет.

– Это сын мясника! – прошептал кто-то в зале.

Доминик вскочил и угрожающе завопил:

– Ты страшно пожалеешь об этом, парень!

Мария тоже встала.

– Говори! Выскажи все, что тебя мучит. Не бойся угроз!

– Мальчик не врет, – крикнул кто-то из толпы. – Магазин Доминика рядом с моим, и я часто слышу, как ребенок плачет. Восемь лет Доминик изо дня в день бьет его.

Сын Доминика боязливо миновал отца и поднялся на трибуну. Белое сияние камня слепило глаза.

– Мой отец виновен. Гул пробежал по залу, и обвинения последовали одно за другим.

– Я тоже видел кровавый отпечаток ладони, – говорил фермер, – в сарае. У меня пропали нож и скребок, а на следующий день они вернулись на место, но были все в крови.

– Он угрожал мне топором.

– Я слышал, что он ловит кошек, обдирает их и продает как кроликов.

– Он ужасно жесток на бойне. Когда обвинения слились в единый крик, Мария удовлетворенно улыбнулась и опустилась на скамью, слушая горожан. Моркасл тоже улыбался. Он смотрел на Доминика, который стоял у противоположного стола. Мускулы его мясистого лица ходили желваками, а кожа покраснела и казалась окровавленной. Не слушая предостережений Брюсина, Доминик смотрел на зал с ненавистью разъяренного быка, отыскивая маленькими глазками каждого нового выступающего. Когда криков стало слишком много, чтобы заметить каждого обвиняемого, Доминик обернулся к Марии и Моркаслу. Волшебник улыбался дразнящей улыбкой.

– А теперь тихо! – выкрикнул советник Клее, пытаясь успокоить зал. – Тихо! Мы не будем травить человека и судить его толпой. Зал сразу успокоился, обвинители сели по местам. – Почти все, о чем вы говорите, – слухи, случайные и анекдотичные обвинения. Я не приму ни одного из заявлений к сведению, пока обвинитель не выйдет вперед, не назовет своего имени, адреса и занятия для того, чтобы занести все это в протокол.

Несколько криков «Я! Я назову!» перебили председателя. На трибуне появился секретарь, который обслуживал суд, делая всем знаки замолчать. Мсье Клее продолжил:

– Те, кто хочет выступить – «за» или «против» Доминика, – выходите вперед и встаньте в центральном проходе. Вы по очереди предстанете перед людьми, назовете себя и скажете то, что хотели сказать.

Горожане потянулись к центральному проходу.

Из темного проема ниши появился писец с большой амбарной книгой. С ним были два мальчика-пажа, которые несли маленькую скамейку и небольшой столик. Писец жестом показал им, куда поставить парту и стул, а потом положил на нее книгу и извлек из кармана чернильницу, уселся и приготовился записывать.

Очередь желавших дать показания уже почти достигала двери. Писец кивнул Совету, что готов к работе, и снова раздался голос Леонида Клее.

– Начнем без проволочек. Первый в очереди – выйди вперед, назови себя и скажи, о чем ты хочешь свидетельствовать.

К столу приблизился фермер. Он снял шляпу и стал нервно мять ее в руках.

– Имя, род, занятие? – спросил писец.

– Я Франсуа из рода Вердмейеров, крестьянин по своему занятию.

Заполнив необходимые графы, писец кивнул:

– Что вы хотите сообщить?

– Доминик приходит, чтобы забить моих коров и овец. Конечно, это его работа, тяжелая работа, но я заметил, что он убивает их медленно. Как будто ему нравится видеть боль и страх. Он убивает ножом и ударяет не меньше пяти раз, перед тем как убить.

– Следующий, – позвал писец, продолжая заполнять книгу.

Вперед выступила толстая женщина.

– Я Антуанетта из семьи Лондау, замужем за Мерионом. У меня десять детей. Я не видела, как мсье Доминик убивает – людей или животных, но он всегда груб с моими детьми. Я верю мальчику, остальным людям и этим уродам. Я верю, что он виновен.

Мария выслушала пятьдесят первых свидетелей, которые высказывали перед судом свои обвинения и подозрения. Только один человек защищал Доминика, и еще двое пытались доказать, что мясник никого не убивал. Но люди все шли и шли, смущенные и взволнованные, они рассказывали о своих страхах, и каждый прибавлял:

– Я сам не ссорился с Домиником, но уверен, что он виновен в преступлениях против горожан.

Через некоторое время Леонид Клее положил конец веренице свидетелей, крикнув:

– Все, кто считает, что Доминик виновен в преступлениях – убийствах, кражах, прелюбодеяниях, жестокости, грубости и тому подобном, о чем тут говорилось, пусть крикнут «да».

Крик был громким и дружным.

– Пусть теперь выскажутся те, кто считает, что мясник невиновен. Они должны сказать «нет».

Никто не проронил ни слова.

Мария, Моркасл и Л'Арис вместе шли по тюремному коридору.

– Я все еще не могу поверить в произошедшее, – заявил Моркасл, хлопая юриста по спине. – Я едва надеялся, что мы выберемся отсюда живыми, что нас не растерзает толпа, а оказалось, что мы победили.

Мария рассмеялась:

– Сначала они называют нас уродами и чужаками, а потом чуть не несут на руках и хвалят, как героев.

– Вы должны помнить, – счастливым голосом сказал Л'Арис, доставая из кармана ключи от камеры, – что горожан легко склонить в ту или иную сторону. Речь Марии и свидетельство мальчика заставили их проголосовать за то, что Доминик виновен. Кто-то один крикнул «да», а остальные последовали его примеру.

Юрист остановился возле камеры, в которой Мария и Моркасл провели ночь, и вставил ключ в замок. С клацаньем и скрежетом железная дверь отворилась, и Л'Арис сделал Моркаслу знак войти.

– Возьмите плащ. Фаэтон ждет на улице.

Кивнув, Моркасл сделал шаг вперед, но Мария, поеживаясь, остановилась на пороге. Она потрогала шершавую стену и сказала:

– Я не могу еще раз войти туда.

– Не беспокойся, Мария, – заметил Моркасл. – Приговорили Доминика, а не нас.

Мария прислонилась к стене и обратилась к юристу:

– А что означает приговор – «смерть в жизни»?

Л'Арис покачал головой, наблюдая за Моркаслом, который отряхивал от пыли свой плащ.

– Это…, это обычный приговор за любое серьезное преступление. Обычно он означает ссылку. Если горожанина подозревают в том, что он способен совершить страшное преступление, Л'Мораи избавляет себя от его присутствия.

– Вот как? – с гневом спросила Мария. – Ссылка? А если он снова явится к нам на холм? Л'Мораи будет жить в безопасности, а Карнавал?