У чёрного моря - АБ МИШЕ

... Шли мы до утра, когда еле-еле начало рассветать, то добрались до [села]Серацкого.

Крестьяне нас в сарае спрятали, принесли нам покушать. И мы там двое суток пробыли пока подошёл этап из Одессы, уже другая партия, к которой мы присоединились... шли дальше.

В селе Мостовом нашу партию, уже новую, нагнали немцы и хотели убить евреев. Так вот местные не хотели нас дать... уехали немцы, а эти начали нас гнать дальше и дальше, и мы попали в Лидиевку. В Лидиевке началось то же самое, но я уже была учёная. И когда начали стрелять, я тут же упала. И когда расстреляли всю колонну в Лидиевке, я потом поднялась и ночью постучалась к крестьянке... Она меня впустила, а утром сказала: “Я боюсь тебя держать, но я выведу тебя на дорогу на Доманёвку...”

Дошла я до Доманёвки - у меня уже голова не работала. Нас загнали в какую-то школу. Там я вышла напиться воды из колонки, и в это время хватают 10 человек, в том числе и меня, - заложников, потому что там кого-то убили. Вывели нас в лес, а в лесу меня просто пожалел какой-то мальчишка, я была совсем русая такая... он меня вывел и говорит: “Мне тебя жалко стало, ты ещё такая молодая, иди”.

Из Доманёвки нас взяли на работу. Село это когда-то называлосьСтарое Головнёво.

Нас заставляли, например, делать такую работу: гной, который лежал по 10 лет замёрзший, заставляли чистить, лишь бы мы погибали... Кушать нам почти не давали. В Головнёве нас было 200 человек... 160 человек там умерли. Кто умер, кого забили.

Кто только хотел, тот над нами издевался... Полицейский мог у входа, там, где мы находились, проверить и если находил у нас кочан спрятанный, так он его вытаскивал и бросал корове в коровник. Вы представляете, какими глазами мы смотрели на этот качан... Полицейский украинский, немцев там не было.

Там были румыны, они не издевались. Был даже такой румын, который стоял на кагатах. Это там, где на зиму прячут картошку - это такие ямы. Так вот он нам говорил: “Я буду стоять здесь и смотреть, и если полицейские подойдут, то я буду петь”.

И. Сельцер: “Помню в лагере под Богдановкой такой случай: ночью мы выкопали из ямы сдохшую от сибирской язвы лошадь. Среди нас был врач. Он сказал, что если мясо этой лошади сначала отварить, а потом на огне прожарить, то можно его есть. Мы так сделали. С нами ел врач”.

Е. Хозе: “14 января мы дошли до Доманёвки. Вошли в бывший курятник, без окон, пол покрыт льдом с вмёрзшим навозом. Мы свалились в изнеможении на этот пол.

Румын-часовой у входа пристреливал всех, кто пробовал выйти.

Немного очнувшись, начинаем затыкать окна тряпками, у кого что есть. Кругом лежат больные, тифозные и сердечные, умирающие. Умерших оттаскивают в сторону. За неимением места и возможности выйти испражняются прямо на них на глазах их близких.

... Наш этап был первый, который не расстреляли, а обрекли на постепенную мучительную смерть от тифа, голода, побоев.

В лагере свирепствует начальник полиции бывший коммунист Казакевич. Узнав, что одна еврейка, оставшись босиком, отдала свою обувь за мисочку картошечек, он избивает её досмерти. Другая попросилась к местной в избу и в благодарность за это обшивала хозяйку - он, увидев это, выбил еврейке оба глаза, приговаривая: “Теперь ты шей им...” и прибавил соответствующее слово. Ещё двух евреев он сбросил с моста в реку и ушёл, только убедившись, что они утонули”.

Л. Дусман (Доманёвка):“Этап пригнали на площадь, на которой находилось много полицаев, вооружённых палками, резиновыми шлангами и винтовками. Командовал начальник полиции, одетый в длинную кавалерийскую шинель, в папахе. На поясе висели шашка и наган, в руке нагайка. Сидя на лошади, он показался мне, пацану, красным командиром, Чапаевым, сошедшим с экрана...

...мы прожили около двух недель в ожидании смерти от пули, голода или какой-то заразы... Не могу забыть молодую женщину, мать троих детей, мал мала меньше. Она по дороге из Одессы в Доманёвку в одном из коровников на остановке родила четвёртого и оставила его на снегу. Она истекала кровью и не знала, как помочь своим детям. Кто чем мог с ней делился”.

Н. Красносельская: “Не помню, что мы там ели, в Доманёвке. Бурда какая-то... Но помню, что у бабушки был всё время понос, вы меня извините; она была кожи и кости. А у меня, девятилетней, кровоточили дёсны, зубы шатались, выпадали, по всему телу нарывы, и я была лысая.

Бабушка требовала, чтобы я всё время показывала свою лысую голову. Говорила всем, что я лысая от заразной болезни. И она одевала меня в какую-то размахайку, чтобы выглядеть как можно хуже. Как я теперь понимаю, она меня оберегала от изнасилования”.

Из Листов:

“Кировская Рита, 45 лет, расстреляна в Доманёвке в 1942 г. с 13 детьми”.

Д. Стародинский: “Ко времени моего прихода в Доманёвку массовые расстрелы прекратились... Люди сотнями погибали сами.

Ежедневно... проводили “чистку”, выгоняли больных и ослабевших. Этих людей гнали “на горку” - так назывался барак на возвышенности на окраине Доманёвки. В этом бараке они доживали свои последние часы...

Это было страшным зрелищем, когда людей гнали “на горку”. Они понимали, что оттуда возврата нет... Люди не хотели идти, сопротивлялись, как могли, но их гнали, избивая палками и прикладами. ... Крики озверевших полицаев смешивались с воплями обречённых людей”.

Л. Рожецкин(мальчик в Доманёвском гетто; из книги “Позднее эхо”):

“Я хочу вам напомнить

о крошечном пятнышке

на карте мировых злодеяний -

о детях Доманёвки...

...в гнойниках и коросте,

с выпирающими ключицами

и вздутыми животами,

с огромными глазами на треугольных лицах -

они жадно глотали пищу,

хватая её руками

прямо из мисок,

и тут же отрыгивали её...

Они не могли удержать ложки

в худых как плети руках”.

Л. Дусман (Малахово-Александродар):“Моя тётка договорилась [в Доманёвке]с председателем сельсовета села Малахова, и он нас берёт на работу, т.к. она и мать медработники и всего один ребёнок-подросток. Председатель сельсовета Петро Кудря... забрал 10 евреев: маму, меня, тётю Раю, семью Перчуков 4 человека, женщину с дочкой 11 лет и старика-сапожника... Нас поместили в комнату сельсовета.

...Пришли двое мужчин... Один из них назвался немцем-колонистом Аккерманом, а другой учителем и директором школы Бильоновым. Румынские власти поручили им надзирать за нами. Бильонов назначил Перчука нашим бригадиром.

...У меня обмороженные ноги, руки и уши страшно болели, и не было обуви. Я еле ступал из-за болей в ногах, они стали сине-фиолетового цвета и очень распухли. Мать каждый день растирала их снегом, несмотря на нечеловеческую боль...

В конце февраля 42 г... Бильонов приспособил к работе и меня. Я должен был заниматься ловлей сусликов, носить воду и заливать в норки, чтобы выманить зверька. Я ходил босиком и был очень слаб, а он заставлял набирать полное ведро и бегом нести его к норке по острым промёрзшим кочкам или стерне. Трудно передать эти муки. Тем же промыслом занимались сельские ребята... Бильонов постоянно указывал им на меня: “Вот видите, как жиды работают. Они умеют только обманывать и пить кровь с православных”. Если я разливал по дороге воду, он бил меня и заставлял набирать заново.

Но я хочу рассказать о людях, благодаря которым мы всё-таки выжили. Пётр Молдаваненко, его сестра и родители всячески старались нам помочь, подкармливали... Мою мать, опухшую от голода, они поили молоком, и благодаря этому она смогла выжить... У неё загноилась нога, в ране появились белые черви... И простые люди, фамилии я, к сожалению, не помню, приносили ей марганцовку для промывания, травы, чтобы прикладывать к ране. А еврей Перчук выгонял её в таком виде в поле и смеялся над ней, когда она вынуждена была стоять на одной ноге, поджав другую от боли.

В середине марта к матери подошёл староста села Дивомид Иванович Москальчук и очень вежливо спросил, не согласится ли она, чтобы я пошёл пасти свиней... Я стал пастухом. Меня кормили три раза в день... Я стал поправляться...

Доброй памятью хочу вспомнить и жену Москальчука Параску, и полицая села, и семью Кузьменко, Кудрю и других, помогавших нам в годы войны”.

В Доманёвке и окрестных сёлах, по данным С. Борового, уничтожено 116 тысяч евреев - одесских, а также бессарабских, буковинских, румынских. Одесситов выжило всего 600 - из 120 тысяч, захваченных оккупацией. Полпроцента...

23. ДОМАНЁВКА