Старый новый дом - Никита Андреевич Фатеус

С женой мы развелись, когда мне было двадцать пять. Тогда я и бросил работу, бросил писательство и начал пить. Пью до сих пор.

– Как так вообще вышло?

– Да вот так! Я все боялся, что со мной будет. С людьми не общался, друзей у меня не было. Девушки – ну с ними все ясно. И вот, когда один совсем остался, начал думать о том, что все наладится, мол, ничего писательской карьере не помешает, – он хлебнул пива. – и, как видишь, сейчас я так и сижу один, без денег, друзей, женщины любимой и своей карьеры. На крышу выхожу каждый месяц, смотрю на весь этот город с бутылкой водки в руках и думаю, что ни я ему, ни он мне не нужны. Да только страшно становится шагать. Вот и возвращаюсь. А ведь каждый раз думаю, что не вернусь, даже постель заправляю.

Я словно вглядывался в кривое зеркало.

– И ведь раньше же все было лучше. Я помню времена, когда мы школьниками бегали на местный пруд, рыбачили, кидали камни в реку. Помню своего лучшего друга, пусть он и поступил так со мной. Я ему звонил время от времени. А он лишь говорил, что не знает, кто я такой. И жене звонил, пытался все вернуть.

– А она что?

– Говорила, чтобы я больше не звонил, когда напьюсь. А я продолжал и продолжал, пока она номер не сменила. Такие дела, дружок.

– И что дальше?

– А ты как думаешь? – он безучастно посмотрел на стену перед собой, и я все понял. – есть только одна просьба к тебе, последняя.

– Да, какая?

– Я тебе отдам свои рассказы. Храни их. А если получится напечатать – сделай это. Только от своего имени.

– Я твоего имени и не знаю.

– Тем лучше, – кивнул он. – и еще. Петлю сможешь сделать?

– Ну, думаю справлюсь.

– Как с машинкой? – он ухмыльнулся, не меняя выражения лица.

– Нет. Тут точно справлюсь.

Пока я вязал веревку, принесенную им вместе с резиновыми перчатками, рассказами и портфелем, он сидел за компьютером. Он писал, писал отчаянно и быстро. Он писал предсмертную записку. Ночь все глубже проглатывала этот город. И этой ночью его путь должен был закончиться.

Петля была готова. Я взял портфель с его рукописями, обулся, накинул пальто и вышел в прихожую.

– Не хворай, пацан, – он дал мне ключ от двери на крышу.

– Спасибо, – сказал я. – ну и удачи, что ли.

– Это ты, конечно, смешно сейчас сказал. Но, спасибо.

– Не за что.

– Слушай, есть еще кое-что, – сказал он.

– Да.

– Дай сигаретку.

Я протянул ему сигарету, и он безмолвно ушел в темноту квартиры. Я был последним, кто его видел. И я буду одним из немногих, кто читал его рассказы. А может, единственным. Его будущее было раз и навсегда предопределено. Или же оно просто исчезло. Эту дилемму я оставляю тем, кто еще не определился, есть ли жизнь после смерти. Для меня же все было ясно.

Было ясно, что нет смысла ни в чем. Мы сами творим будущее, но никто не говорит о том, каким оно будет. Нет никакой конкретики. Кроме как в том, чтобы пустить себе пулю в лоб, или покачиваться на веревке в одной из квартир на последнем этаже старой хрущевки. В целом же, будущее туманно. И это данность, факт. И с этим фактом нужно жить, не пытаясь залезть туда, куда невозможно.

Я подошел к двери, ведущей на крышу. Я вновь окинул взглядом последний этаж. Он был все таким же торжественным. Не хватало только звуков фанфар. Впрочем, мой поход на крышу – это не такое знаменательное событие.

Я вспомнил все то, что было со мной, пока я шел. Головная боль, алкоголь, насилие, женщины, жизнь, смерть и даже любовь. Каким-то образом произошло так, что все события так или иначе оставили свой отпечаток. И каким-то более немыслимым образом, все это осталось позади, словно произошло за считанные секунды. И пусть я часто поднимался по разным лестницам, теперь с уверенностью можно сказать, что этот подъезд я просто так не оставлю.

Я провернул ключ в замке и дверь распахнулась. Та дверь, за которой меня ждала моя цель. Техническое помещение находилось между выходом на крышу и последним этажом. Меня мучал интерес. Я хотел узнать, что же такого я мог украсть по его предположению. Заглянув за угол и щелкнув переключатель, я увидел то, что он старательно прятал. Лампа бросала свет на бутылку дорогого виски, который стоял на плотно уложенных листах бумаги. Я наклонился, чтобы разглядеть текст. В самом верху были строчки:

«Моей прекрасной от старого алкоголика,

Я скучаю по нашим с тобой вечерам, и постоянно терзаю себя мыслями о том, что же с нами будет дальше, если сегодня этот мир не перестанет существовать. Мне всегда было трудно принять решение, ты знаешь. И если ты это читаешь, то, скорее всего, я все-таки это сделал»

Остальной текст закрывала прозрачная тара. Я решил не читать письмо, потому что это было слишком личное. Я лишь выключил свет и оставил все так же, как и было. Больше ничего не могло удержать меня. Ни внезапные жильцы, ни друзья, ни девушки. Я был готов. Я застегнул пальто, поднялся по лестнице и медленно открыл дверь на крышу.

Крыша была идентична предыдущим. Те же парапеты от заплутавших слепцов и пьяных подростков. Куча проводов, по которым мчался ток. Антенны, доносившие до жителей дома их любимые бессмысленные телепередачи. Все это я встречал и раньше, в тех же формах, пропорциях и количестве. Резиновое покрытие было усыпано снегом. Он продолжал размеренно падать на крышу, укрывая дом от грядущих холодов.

Я шагал по протоптанной тропинке. Это были следы моего последнего собеседника. Они вели прямиком к кромке, и я шел ровно по ним. На самом краю, на парапете, оставалось только два следа, и я наступил на них, пытаясь не соскользнуть. И наконец, подняв глаза наверх, я увидел заветный пейзаж, к которому шел.

Сквозь падающие хлопья снега пробивались огни города, далекие и манящие. Город казался одной большой вечеринкой, которая в одночасье замерла. Люди, машины, деревья – все это двигалось настолько медленно, что движения не чувствовалось вовсе. Автострада была похожа на маленькую фотографию. Как те картонки из пачек чипсов, глядя на которые под разными углами, можно было увидеть динамичную картинку. Люди были еще медленнее, а деревья, казалось, навсегда скрючились в неглиже.

Чуть ниже кипела жизнь. Люди носились со своими проблемами,