Древняя Греция. Рассказы о повседневной жизни - Коллектив авторов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В Афинах при Перикле
Т. Алабина-Сократова
I
Огромный солнечный диск только что показался из голубых вод Средиземного моря, когда трехъярусная большая триера в сопровождении других, несколько меньших размеров, достигла мыса Суния. Двигаясь на раздутых парусах, они издали казались большими веселыми птицами. Это были торговые суда, которые шли из далекого Понта к родным берегам Аттики.
В ясном утреннем воздухе уже вполне отчетливо можно было рассмотреть с палубы кораблей красивую местность приближающейся родины. С севера, запада и востока афинскую равнину замыкала причудливая линия невысоких гор. Блестящей серебряною полосою протянулась с юга долина Иллиса, а вдали, где цепь гор прервалась, можно было рассмотреть многоводный Кефис. Местами склоны гор были одеты лесом; чаще других то были оливковые рощи; их живописные купы и голубые краски моря и неба делали местность очень красивою. Один из небольших холмов круто вздымался кверху, и перед глазами зрителя вырастал громадный афинский Акрополь[24]. На живописной груде камней среди белеющих колонн уже издали можно было заметить две блестящие точки – то были конец копья и гребень шлема Афины Промахос, богини-воительницы; ее громадная фигура выделялась своей величиною на Акрополе.
Суда шли вдоль западного берега полуострова; город лежал в недалеком расстоянии от берега, и можно уже рассмотреть в нем некоторые подробности: с западной стороны крепостной холм оказался не таким обрывистым, и сюда главным образом и примыкала большая часть города. Среди мелких построек выделялись по величине громадный театр Диониса, примыкающий полукругом к скале, обширный Одеон[25], похожий на большой шатер, и много белеющих своими колоннами храмов; частью эти постройки выглядывали вдали из-за городской стены, частью прятались вблизи за нею. Стена шла по правой стороне Иллиса и во многих местах была снабжена башенками. Затем городские постройки кончались, а стена тянулась тремя рядами к Пирейской гавани; задуманные Фемистоклом эти Длинные стены при Перикле были окончены и составляли гордость правителя; благодаря этой постройке город получил чудесную защиту; о затраченных же расходах не приходилось жалеть: укрепление стен дало массе рабочего люда заработок на долгое время. Самая близкая к морю стена была местами разрушена, и, видимо, ей не придавали большого значения с тех пор, как провели третью, северную стену.
На подплывающей триере среди публики наиболее одинокой казалась фигура немолодого грека; он, по-видимому, не принадлежал к торговым людям, не был также похож и на развязного афинянина. Действительно, то был обитатель греческой колонии на берегу Фракии, города Абдеры. Сейчас Каллистрат (так звали путешественника) ехал по судебному делу в Афины; дело было важное, и, по недавнему постановлению Афин, союзники должны были его перенести для окончательного решения на суд афинских присяжных. Союзникам тяжело было подчиниться этому решению морской державы, но противиться было невозможно; в это время Афины были самым сильным государством в морском союзе.
Античный Пирей. Реконструкция 1887 г.
Каллистрат с невольною грустью думал о том, что путешествие обошлось ему в порядочную сумму; да и впереди ему предстояло еще немало трат. Но Каллистрат не особенно долго предавался размышлению; его интересовало все новое, что развертывалось перед его глазами: он жадно всматривался, вслушивался и расспрашивал окружающих, чтобы разобраться в своих впечатлениях.
Вот они уже миновали Фалерскую заброшенную гавань и пропустили также маленькие удобные стоянки, заливы Мунихия и Дзеи; обогнув Пирейский полуостров, триеры вошли через узкий пролив в торговую часть Пирейской гавани.
Несмотря на ранний час, набережная кишела многочисленною толпою; пробравшись через нее, Каллистрат быстро прошел по широким улицам Пирея и вместе с другими путниками попал на просторную дорогу между северной и средней стеной.
До города было шесть верст с лишком; дорога была пыльная и утомительная; на пути Каллистрат встречал немало прохожих: вот он обогнал какого-то старика, опиравшегося на длинную палку, с плетеною тростниковой корзинкой; очевидно, он пробирается к реке, чтобы там заняться рыбною ловлею; вот почти что бегом пробежал полуголый раб с поручением своего господина; кое-кто из граждан, живших в Пирее, спешили в город по делам, и за ними следом пошел и Калистрат. В городской стене было немало ворот (числом десять—двенадцать, и каждые из них носили свое название); Каллистрат вошел через Пирейские и вступил в область афинских улиц, лепившихся по склонам западных холмов; узкие, кривые, с закоулками, после пирейских улиц они казались очень неопрятными; к тому же они не были вымощены и на них скоплялось много пыли и даже нечистот; Каллистрат особенно ясно почувствовал после свежего морского воздуха – городскую духоту. Вот в стороне от путника остался пустынный холм Пникса; как-то странно было видеть эти неподвижные скамьи, высеченные ряд за рядом в скале, пустыми; даже Каллистрат, приезжий человек, ясно представил себе, как шумно и многолюдно должно быть здесь во время народных собраний.
II
Словно жужжанье в пчелином улье, доносилось при приближении к рынку, так называемой агоре. В утреннее время афинская жизнь сосредоточивалась, главным образом, здесь, на площади.
Обширную площадь, застроенную зданиями и запруженную народом, трудно было сразу рассмотреть; но приезжему посетителю очень хотелось разобраться в пестрой картине, которая развернулась перед ним. Он вошел на возвышенность одного из портиков, которых здесь было очень много, и стал внимательно озираться: с одной стороны площадь была красиво обсажена широкими платанами и стройными тополями; с другой, именно той, где находился Каллистрат, возвышался изящный портик; его стены были покрыты прекрасными картинами. Подальше от портика, на просторе, в разных местах агоры возвышались бронзовые фигуры древних героев; они, казалось, наглядно рассказывали гражданам о величии их прошлого. Здесь же, как узнал Каллистрат, раньше посреди самой площади находилась интересная группа, изображавшая Гармодия и Аристогитона; когда-то эти юноши убили одного из самовластных сыновей Писистрата; с течением времени афиняне совсем забыли, что убийцы сводили личные счеты с тираном, – Гармодий и Аристогитон в глазах народа сделались борцами за свободу. Теперь этой статуи не было –
