Журнал «Если» 2010 № 3 - Наталья Резанова

Разумеется, драконы в колючий туман не пошли, их собственного невеликого разума хватило, чтобы рассеять паутину заклинаний там, куда их собирались заманить, и устремиться на юг. Там единожды полыхнуло, беззвучно и неярко для простого глаза, но сокрушительно для магических сущностей, и я почувствовал, что одного из моих драконов не стало. Он не погиб; когда магические существа погибают, это сразу заметно, его просто не стало, как будто и не было никогда. Не представляю, что за штуку применили мои враги. Не знаю даже, кто именно из великих магов мог обладать столь испепеляющей мощью. Искренне надеюсь, что таинственный артефакт был одноразового действия, и я никогда больше не увижу таинственной вспышки, способной развоплотить дракона.

Остальные два дракона продолжали уходить, изничтожая то немногое, что могли выставить укрывшиеся под куполами чародеи. Одного из моих красавцев вскоре сумели перехватить, и я, сидя за рулем челнока, уже на грани восприятия слышал отзвуки его последней битвы. Третий дракон — великан Грост — ушел так далеко, что я не сумел проследить его судьбу.

Двойственное чувство испытывал я в этот момент. Гроста я любил больше остальных драконов, и мне очень не хотелось бы, чтобы он погиб. Но одичавший, лишившийся хозяина дракон — бедствие, сравнимое разве что с вулканом, который не стоит на месте, а бродит по миру, извергаясь, где и когда ему вздумается. Разумеется, меня назовут виновником этого бедствия, и в памяти бесчисленных поколений я останусь величайшим злодеем, повелителем тьмы и сил ада. И никто не вспомнит, что не я начал эту войну, что, стараясь сберечь людей, которые меня предали, я ушел из Истельна, отказавшись от власти и беспечального житья, которое могло бы продолжаться еще не одну сотню лет. Все это будет забыто уже при жизни нынешнего поколения, зато, если Грост вернется в знакомые места и поселится в окрестностях Истельна, всякий младенец будет знать, что это я наслал на горожан огнедышащее чудовище.

Любопытно было бы посмотреть, как Галиан, если он выжил после нашей последней встречи, или тот, кто заменит его в случае гибели, станет управляться с Гростом, буде тот вздумает вернуться домой. Убивать дракона — значит, сжечь полстраны, приручать… никогда не поверю, что Галиан на такое способен. Общаться с драконом, да еще недавно вышедшим из битвы, — это не интриги плести среди зажиревших и много возомнивших о себе горожан. А пара столетий для дракона — короткий срок, Грост еще долго будет отличаться дурным характером.

Обо всем этом я думал, сидя в лодке, а Скорн греб без устали, но глаза его были пусты. Им двигали исключительно упрямство и чувство долга, равно как мною — гордость и желание отомстить.

За близким северным горизонтом еще что-то пылало, звуки сюда не долетали, но сполохи и возмущения магических сил говорили сами за себя. Возможно, там догорали выработанные заклинания и задействованные артефакты, возможно, кто-то из драбантов, уцелевших вопреки здравому смыслу, продолжал дорого продавать остаток жизни. В любом случае, великая битва с силами зла, как наверняка назовут ее победители, закончилась.

Взбаламученный океан дышал неспокойно, и чтобы высадиться на берег без ненужных приключений, мне пришлось задействовать малую толику силы. Здесь это можно себе позволить, следить за островом Медовым никто из моих врагов не осмелился бы, а до Оси Мира, куда я направлялся, оставалось еще несколько дней пути.

Остров Медовый почти нацело покрыт ледниками. Люди бывают лишь на его южной оконечности, где встречаются лежбища моржей и шумят птичьи базары. Если смотреть по карте, остров невелик, но когда шагаешь по нему пешком, всякий штрих подробной карты обращается в ледниковые просторы, расчерченные бесчисленными трещинами, порой неглубокими, но иногда уводящими к самому скальному основанию. Здесь нет ничего, кроме льда и ветра, птицы не залетают в мертвые просторы, и белые медведи, преследующие среди торосов моржей и тюленей, не заходят в глубь острова, где им нечего есть. Самый опытный путешественник погибнет здесь за два дня, не сыскав пропитания и тепла. Рыба осталась в море, измочаленные прибоем стволы деревьев валяются на берегу, который тому, кто побывал на ледяном панцире Медового, кажется благодатным краем. Остров Медовый — суровый, бедовый, ледовый…

Для странствующего волшебника Медовый остров тоже не сладок. Иногда говорят, что здесь находится вселенский источник магии. Вселенская чушь! Отсюда ничего не истекает, кроме ледяных гор, сползающих в океан и угрожающих отчаянному мореходу. Из любого источника можно зачерпнуть, у всякого вихря урвать частицу силы. Здесь можно только сгореть самому, вздыбив на прощание ойкумену долгой чередой ужасающих катаклизмов. На острове Медовом находится Ось Мира, северный полюс Земли. Это не та сила, которую можно поставить себе на службу.

Я шел по Медовому уже третьи сутки, проходя концы, которые обычному пешеходу и по ровной дороге не преодолеть. Мой багаж состоял из десятка простеньких амулетов, какие можно встретить и у деревенского колдуна. Заячья шкурка помогала мне не замерзнуть во время студеных ночей, чудесная фляга всегда была полна то грушевым взваром, то кипяченым молоком, то горячим настоем зверобоя. Прежде мне было недосуг взглянуть, как именно фляжка угадывает мои желания и потребности, а здесь, возле Оси Мира, ковыряться в нежной сути наивного артефакта я бы не рискнул. Такие предметы слишком легко ломаются; начнет фляжка поить одной только можжевеловой водкой — что тогда? А так, идешь сквозь морозную ночь, бок тебе приятно греет, и знаешь, что в любую минуту можешь отхлебнуть теплого питья.

Я действительно шел не только днем, но и ночью, причем для этого не приходилось тратить ни грана собственной силы. Орешек-неустаток позволял моим ногам шагать хоть неделю подряд. Только легкий зуд подсказывал, что иду я все-таки своими ногами, а не качусь верхом на орехе. Солнце, еще недавно незакатное, уже скрывалось по ночам за краем земли, но перышко совы-сплюшки позволяло видеть в обманчивой северной ночи ясно и хорошо. Перышко мне подарил покойный Ашх, разбивший панцирь Вселенской Черепахи и сам сожженный моими драконами. Великие погибли, а крохотная чудесинка, подобранная Ашхом неведомо где, пережила всех и теперь прочищает мой взгляд, позволяя идти сквозь ночь.

Трещины и самые большие торосы я попросту перепрыгивал, причем тоже не тратя ни капли собственной силы. Два сосновых сучка, перевитых жилкой и напоенных нечеловеческой, лесной волшбой — штука эта называлась «скок-поскок», ее я забрал у разошедшегося не в меру лешего. Бедолага не признал во мне волшебника и вздумал пошутить со мной, как привык шутковать с забредшими в чащобу мужиками. Теперь в ужасном Чертовом бору девушки собирают малину, а сам лесовик счастлив до одури, что я не пришиб его сгоряча, а лишь отнял любопытную безделку, позволявшую пугать доверчивых крестьян.